Глава 2. Полтора Метра

Нечасто доводилось мне падать во сне с кровати. Поэтому я был частично шокирован, когда меня вдруг резко дернуло вперед, и я свалился на пол, при этом прокатившись полметра по деревянному полу, на котором не наблюдалось даже ковра.
Проследивший за этим Тацуми только удивленно захлопал глазами.
– Это какой-то особый вид внутреннего будильника? – тон его снова стал ехидным и несколько самодовольным. Я даже пожалел о том, что мы оба живы.
Воспоминания о вчерашнем дне мешали окончательно поверить в свое пробуждение. Вчера я заснул прямо на этом диване. В одежде, в обуви, сидя. Рядом с Тацуми. Отвратительно. А еще, все те ушибы, которые я таким безразличием наблюдал на своем теле, вдруг начали саднить, а мою правую руку словно пронзили сотнями острых иголок. Жизнь, оказывается, причиняет так много боли и неудобств.
– Иди к черту, – сквозь зубы прошипел я, поднимаясь на ноги.
Тацуми пожал плечами. Только он отвернулся и сделал шаг вперед, как меня пошатнуло, и я не удержался на ногах, снова падая на пол и обдирая о грубые доски свои ладони. Тацуми уже откровенно ухмылялся, наблюдая за этим действом, а меня распирало от желания выбить ему зубы.
– Может, это все из-за моей сногсшибательной красоты? – осмелился предположить он, садясь на корточки подле меня и с интересом заглядывая в глаза. – Ты, конечно, тоже хорошенький, но не пытайся заполучить меня такими несерьезными методами.
У меня внутри все закипело. Я дал свое согласие на то, чтобы сохранить обе наши жизни, и что я получаю взамен? Абсолютно неадекватные издевки, построенные на его чертовой эгоцентричности, пренебрежительное отношение ко мне, да еще и недовольный вид, непонятно чем вызванный, ибо кому сейчас впору закатывать истерики – так это мне. Жаль, что это не мой профиль. Я даже ни капли не удивился, замечая, что моя здоровая рука, сжатая в кулак, уже полетела в сторону ненавистной морды. К великому моему сожалению, своей цели удар не достиг, Тацуми довольно проворно увернулся, он явно имел недюжинный опыт в этом деле.
– Эй, тебя не учили, что рукоприкладство – это нехорошо?
– Кое-кто вчера научил меня обратному!
Поднявшись на ноги, я снова замахнулся на него, но мои руки опять задели лишь воздух. Зато Тацуми, стоит отдать ему должное, промахиваться не умел. Один довольно точный удар, пришедшийся мне прямо в нос, и я готов был поверить излюбленному многими авторами литературному приему «аж искры из глаз посыпались». Я схватился левой рукой за несчастный нос, гадая, сломан ли теперь еще и он. Тацуми же, явно довольный результатом, дальнейшее наступление прекратил. На этот раз, он не имел цели серьезно покалечить меня, поэтому удар его оказался не таким тяжелым.
Избавляя нас от необходимости оставаться наедине, в комнату, где мы находились, вошла хрупкая девушка. Одежда на ней висела как на пугале, светлые волосы были всклокочены и немыты, а под глазами образовались мешки. Не сразу мне удалось узнать в этой измученной девушке вчерашнюю нарушительницу спокойного течения моей жизни. Тогда она казалась более властной и даже нереальной, а сейчас будто бы и рост ее уменьшился. Заметив, что мы с Тацуми явно не вели милую беседу, она только фыркнула, убирая со лба сбившиеся пряди.
– Вот что значит, мальчишки. Ни дня, чтобы не подрались.
При этих словах, голос ее звучал мягко, вряд ли она могла хотя бы предположить, что мы испытываем самую настоящую неприязнь друг к другу. Потирая свой многострадальный нос, я попытался вернуться к дивану, с которого не так давно свалился. Однако, в нескольких сантиметрах от него, я ощутил непонятное сопротивление, будто кто-то тянул меня за веревку, повязанную у меня вокруг талии. Обернулся и заметил, что Тацуми слегка покачнулся и сделал пару шагов в мою сторону, тоже не совсем понимая, в чем дело. Я пожал плечами и опустился на горемычный диван.
– Вчера мы с вами мало поговорили, – вспомнила Алайна. – Можно, я тоже присяду?
Я кивнул, следя глазами за ее шаткими движениями. Она села рядом со мной, жестом подзывая Тацуми примоститься по другую сторону от нее. Тот сначала задумчиво посмотрел на нас, а затем все же важно прошелся до старенького дивана и плюхнулся на него. Сейчас, понимая, что ему почти ничего не грозит, Тацуми основательно осмелел. Куда только подевался вчерашний полностью разбитый подросток, молящий вернуть ему хотя бы часть его жизни?
– Как я уже говорила, меня зовут Алайна. Но я не знаю ваших имен.
– Тацуми Юя, – не совсем довольно произнес мой закадычный враг.
Девушка выжидательно посмотрела на меня. Я как-то и не среагировал сразу, будто меня только что вырвали из грез о белоснежных замках, парящих среди облаков. Тихонько кашлянув, я назвался:
– Кодзука Ясухико.
Возможно, она перепутала, что из этого есть фамилия, а что имя, ибо впредь вечно звала нас только Кодзука и Тацу – видимо, она неверно разделила его имя на Тацу Миюя. А может и наоборот, знала, что в лучших японских традициях, обращаться к собеседнику по фамилии. Второе менее вероятно. Ведь, за всю историю нашего знакомства, я ни разу не слышал, чтобы она использовала именные суффиксы. Вот уж странно. Где же она научилась языку, при этом почти ничего не зная об обычаях и самых элементарных правилах этикета?
– Я хотела кое-что прояснить, – продолжала Алайна. – Я уже говорила, что вам нельзя слишком сильно отдаляться, иначе это может закончиться весьма плачевно. Разумеется, крайне глупо полагаться на то, что вы согласитесь вечно ходить под ручку и следить за тем, как бы не разойтись слишком далеко. Поэтому, я использовала на вас особую невидимую нить.
Если сейчас, прочитав ее речь за короткий промежуток времени, вы подумаете, что она и в реальности так быстро говорила, то ваши измышления будут совершенно неверными. Постоянно запинаясь, сбиваясь, теряя нить своего повествования, она делала стилистические ошибки одну за другой. Не совсем уверен, вполне ли достоверно пересказываю эту речь, но уж предъявить вам ее в оригинале я бы все равно никогда не смог. Это, как минимум, звучало не литературно. Тем не менее, несмотря на то, что Алайна иногда замолкала, стараясь найти подходящее слово, мы с Тацуми молчали как рыбы, ожидая окончания ее монолога.
– Она вовсе не причинит вам особых неудобств. Вы не будете чувствовать ее, и, даже если будете находиться по разные стороны от двери, нить не порвется. Единственная проблема состоит в том, что нить эта строго фиксированной длины – ровно полтора метра. Если один из вас вздумает резко дернуться в сторону, то и другого потащит вслед.
– Это называется, «не причинит особых неудобств», – не без ехидства прошептал Тацуми, стараясь говорить так быстро, чтобы Алайна не разобрала, но я успел уловить его мысль.
– А что же будет, – вкрадчиво начал я, не совсем уверенный в том, стоит ли продолжать вопрос, – если один из нас умрет?
На миг Алайна будто бы опешила. Затем, выпустив мою руку, начала разглаживать длинную красную юбку на своих коленях. Она что-то лепетала на неведомом мне языке. Я не думал, я знал, что это какой-то язык, которого не существует среди обычных людей. В конце концов, собравшись с мыслями, она изрекла:
– Думаю, в таком случае, с другим не произойдет ничего страшного. Тогда я смогу сделать так, чтобы вся эта жизненная энергия досталась одному из вас.
– Значит, ты с самого начала могла оставить в живых только одного? – взвился Тацуми.
– Думаешь, я согласился бы отдать свою жизнь тебе? – была моя очередь возмущаться. – Или это ты так хотел принести себя в жертву?
Алайна замахала руками, пытаясь нас успокоить.
– В какой-то степени, Кодзука прав. Я бы не смогла сделать этого без его согласия. Более того, я не считаю необходимым объяснять вам абсолютно все. Ваши жизни теперь спасены, и моя вина частично искуплена. Если я узнаю, что ты, – тут она одарила Тацуми довольно грозным взглядом: я ее лица не видел, но заметил, как преобразилось лицо нахала, – пытаешься убить его только ради того, чтобы спокойно жить дальше, даже не проси меня помочь тебе.
Тацуми недовольно поморщился, но в дискуссию вступать все же не решился. Он только весьма многозначительно буркнул что-то нецензурное и погрузился в свои мысли.
– Только это еще не все, что я должна была вам поведать, – Алайна виновато потупила взор.
Как я уже неоднократно упоминал, от ее речи просто уши вяли, поэтому, позвольте мне все-таки красочно описать все то, что она с таким трудом из себя выдавила.
А общий смысл заключался в следующем: просто так из ниоткуда жизненная энергия не возьмется. Что она имела в виду под словосочетанием «жизненная энергия»? Означало ли это, что наши тела, помимо крови, костей и внутренних органов, имеют некое особое, невидимое глазу, но крайне значительное вещество? Мне так и не суждено было найти исчерпывающих ответов на этот вопрос. Я смог догадаться только об одном, мы бы запросто умерли, попади под обычную машину, а не под ту, на которой ворвалась в этот сюжет Алайна. А может, и нет? Возможно, после того столкновения, половина этой жизненной силы вдруг каким-то образом активировалась, чтобы залечить наиболее опасные для дальнейшего существования ранения. Это все тоже будет продолжать оставаться лишь загадкой, с которой необходимо смириться.
Дальше перед нами вставал один интересный вопрос: если жизненная энергия не образуется из ниоткуда и не уходит в никуда, то где же ее найти? Ту самую, необходимую для того, чтобы мы могли снова стать двумя полноценными людьми и на веки вечные разойтись каждый своей дорожкой. Признаюсь, на какой-то миг я запаниковал, ожидая услышать ответ «нигде». Так уж тянула с объяснением Алайна. Только вот ее странное разъяснение снова заставило погрузиться в размышления.
По словам Алайны, человек, испытывающий истинное чувство благодарности, способен выработать больше этой самой жизненной энергии, чем ему необходимо. Я мигом представил себе жизненную энергию в виде фиолетовых сгустков, похожих на вязкие клубы пара. В общем, типичная для фантастического фильма картина. Но тут получалась одна огромная неувязка. А именно, откуда же берется эта излишняя энергия, раз уж она не может браться из ниоткуда? И почему, собственно, мы с Тацуми сами не можем, испытывая вышеупомянутую истинную благодарность, самостоятельно набрать недостающих нам сил. Совершенно абсурдная история. Неудивительно, что Алайна так муторно подбирает слова. Даже если бы мы говорили на одном языке, сомневаюсь, что ей удалось бы убедить меня в достоверности сказанного. Как вообще только уши мои не отвалились при данном описании ситуации, в которую мы, не побоюсь этого слова, вляпались.
– Я постараюсь тоже как-нибудь помочь вам, – напоследок добавила девушка.
Она поднялась с дивана и посмотрела на нас с Тацуми сверху вниз.
– Есть какие-нибудь вопросы?
– Да, – я даже поднял руку, будто мы находились в школе. – Могу я рассчитывать на какую-либо медицинскую помощь?
Алайна охнула, скрылась за дверным проемом, но вскоре вновь вернулась, неся в руках аптечку. Я склонен предположить, что при этом она советовала показаться чуть позже врачу, но девушка отчего-то необычайно шустро заговорила по-китайски, так что разобрать удавалось лишь отдельные словосочетания. Я немного удивился. Мне-то казалось, что изучение китайского в средней школе не оставило в моей голове ничего полезного и необходимого.
Затем она попросила у нас разрешения покинуть этот дом. По ее сбивчивым словам было ясно, что всю ночь она не могла заснуть и теперь собиралась вернуться в свое настоящее пристанище. Мне было весьма интересно представить себе, в каком доме могла бы жить эта девушка, и находится ли такой дом на нашей планете. К сожалению, фантазия упорно отказывалась работать. Слишком много запутанной и непонятной информации. Я даже перестал удивляться всему, что происходило. Вот бы все оказалось лишь сном. Особенно тот факт, что нам с Тацуми теперь вечно придется находиться рядом.
Когда Алайна вышла из дома, Тацуми сонливо потянулся, а потом неожиданно бодро вскочил на ноги.
– Ничего не поделаешь. Теперь нам придется как-то терпеть друг друга.
– Основная проблема в том, как терпеть тебя буду я, – я уже сам не следил за тем, что говорю.
Хорошо хоть у Тацуми хватило ума не продолжать бессмысленные пререкания.
– Основная проблема в том, как мы выкрутимся перед родителями и… друзьями, – Тацуми был на редкость серьезным. Рискну предположить, что мне раньше не доводилось видеть его в таком состоянии.
– Может, сказать, что мы хотим попытаться жить самостоятельно и решили снять комнату где-нибудь в городе?
– Это будет очень мило смотреться, – Тацуми ухмыльнулся. – Здравствуйте дорогие папа и мама. Это мой друг Юя, и мы решили жить вместе!
Если бы у меня под рукой оказалось что-нибудь маленькое, но тяжелое, я бы с удовольствием бросил этим в Тацуми.
– Помни о том, что мы теперь всегда вместе. Я не смогу притвориться кустом или слиться цветом со стеной, – продолжал он, взъерошив свои волосы. – Мне будет намного проще – я итак живу в общежитии. Мой папаша и не заметит ничего. Кстати, может ты просто договоришься с родителями по телефону?
Я стушевался. В моем случае, подобное вряд ли прокатит. О чем я и поспешил тут же поведать Тацуми.
– Тогда дело плохо. Но я бы все равно посоветовал позвонить, да как можно скорее. Тебя же не было дома целую ночь. Может, твоя маменька уже вызвала полицию, в поисках твоего тела?
Это снова была явная попытка нарваться. И он бы действительно нарвался, не заинтересуйся я так сильно коробочкой с медикаментами. Слишком много пестрых этикеток, слишком много тюбиков, пузырьков и пачек с таблетками. Никогда особо не разбирался во всей этой ерунде. Тацуми тоже повернул лицо к коробке, лежащей у меня на коленях.
– Ищешь таблетки от головной боли? Не знаешь, как они называются и выглядят?
– Если будешь нести всякую чепуху, то и их тоже, – сердито откликнулся я, но потом все же смягчился. – Меня вчера, если не изменяет память, кто-то немного побил…
Глаза Тацуми расширились от удивления.
– Хочешь сказать, что те ушибы еще не обработаны? Да на тебе же места живого не останется!
Тацуми был бы не Тацуми, если бы в его голосе не звучало восхищения. Что-то подсказывало мне, что он всегда получает удовольствие, наблюдая за физическими мучениями других людей. Тем не менее, он вдруг проявил интерес к моим проблемам. Может, он считал это первым шагом к перемирию – замолить свою вину, помогая залечить мои раны.
– Боже мой, да у тебя наверняка ушиб руки! И ты даже слова не сказал…
Явно осуждая меня за подобную халатность, Тацуми вырвал из моих рук коробку, начиная что-то усердно в ней искать.
– Подумаешь, немного болит, – я закатил глаза.
– Это сейчас «подумаешь». Посмотрю я, как будешь ныть, когда выяснится, что у тебя там повреждены сосуды!
– Кто-то мне смерти желал, а теперь вдруг так заботится…
– Заткнись! – Тацуми смерил меня холодным взглядом. – Если ты такой идиот, что сам ищешь ее, то будь добр, предупреди сначала эту ведьму.
И я вдруг заметил то, чего раньше никогда не видел в Тацуми. Он никому не желал смерти. Сам боялся ее как огня, но еще страшнее ему становилось от мысли, что может умереть кто-то другой по его вине. Мне нужно было какое-то время, чтобы в полной мере уяснить это. В то утро, я просто понял, что лично меня он убивать ни в коем случае не собирался.
Я предоставил ему полную свободу действий. Сначала Тацуми откопал в аптечке бинт и какую-то таблетку. Обезболивающее тут же было отправлено мне в рот. Я боялся даже сопротивляться. Слишком уж грозно выглядел мой импровизированный врачеватель, выполняя работу медсестры. Он взял головку бинта в правую руку, а левой аккуратно потянул один кончик, растягивая на ширину почти в полметра. После этого, он выжидательно посмотрел на меня. Я неуверенно вытянул поврежденную руку, чувствуя, что боль действительно довольно резкая.
– Думаешь, его надо поверх рубашки повязать? – уголки губ Тацуми поползли вверх. Ему доставляло удовольствие видеть, насколько я несведущ в данной области.
Стянув с себя рубашку, я впервые ощутил, как холодно было в этой комнате. На улице февраль, а дом, в котором мы находимся, не имеет особого отопления. Удивительно, что тут вообще не холодно, как в Антарктиде.
Тацуми схватил меня за локоть и попросил расслабить мышцы руки. Наблюдая, как споро он обматывает бинт вокруг моего многострадального ушиба, я отметил, что он явно имел какой-то опыт в медицине. По нему и не скажешь, что он мог планировать в будущем стать врачом. Когда повязка была наложена, он вздохнул, оглядываясь по сторонам.
– Интересно, а в этом доме есть лед?
– Можешь пойти поискать, – я апатично пожал плечами.
– Не забывай, что тебе придется пойти со мной, – напомнил Тацуми. – Разумеется, если ты не хочешь, чтобы тебя волочило по полу.
Пришлось нехотя встать. Заодно мы немного осмотрели дом. Привередливый читатель возмутится, что я так и не уделил особого внимания и не сказал хоть пару слов о внутреннем убранстве (хотя, конечно, он возмутится еще многому, но это лишь самое малое, что я могу сейчас исправить). Поспешу заметить, что описывать-то было и нечего. Самое японское, что было в этом доме – один лишь сад. Все остальное наводило меня на мысль о домах из какой-то старой компьютерной игры, название которой напрочь выпало из моей памяти: кажется, действие там происходило в Лондоне или где-то в его окраинах. Наводящие тоску и веющие стариной обои в полоску, деревянный пол, местами потемневший, хорошо хоть не прогнивший от сырости. По части мебели – лишь самый необходимый для существования минимум: старый скрипучий диван, неотесанный кофейный столик, лак на котором потрескался оттого, что кто-то однажды пролил на него воду и не удосужился тут же протереть. В углу комнаты, зажатый между дверью и углом платяной шкаф, справа от него – книжный, забитый множеством томов и все они, как один, в грязно-белых обложках. В коридоре же нет ровным счетом ничего, что могло бы хоть как-то его украсить. Только старая одноногая вешалка для пальто, да сомнительного вида шкафчик под обувь. Всего из коридора ведут четыре двери: одна, из которой мы вышли, вторая – входная, а вот что скрывается за оставшимися двумя, нам предстояло узнать. Краем глаза я отметил для себя наличие лестницы-стремянки, ведущей на второй этаж. Но это ожидало нас чуть позже.
Толкнув одну из дверей, мы вошли в ванную комнату. Она выглядела на удивление современной, словно в противовес ужасному виду гостиной – симпатичная бежевая кафельная плитка, над чистой раковиной висит зеркало, а перед ним полочка, на которой расставлены бутылки с шампунями, флаконы с дезодорантами и прочие косметические средства; о назначении некоторых я не имел ни малейшего понятия. Ванна казалась довольно вместительной – в такой спокойно уместятся и три человека. Я невольно поморщился, понимая, что и эту комнату мне придется посещать только совместно с Тацуми.
– Симпатичные занавесочки, ты не находишь? – хихикнул Тацуми, оглядывая нарисованных на них рыбок с огромными глазами. – Видно, что тебя тут ждали.
Я просто не мог не разозлиться. Он вполне отчетливо намекал на мой школьный пенал, тоже украшенный рыбками. Но что я мог поделать, если пенал этот был подарком от Хитоми? Она бы крайне обиделась на меня, узнай, что я его не ношу.
– Мы искали лед, – холодно ввернул я.
Тацуми глянул на мою перевязанную руку. Его вполне устраивало то, что я испытываю боль. Наверняка он думал: – «Обидно будет, если этот идиот получит серьезное заражение. Но нельзя же не дать ему помучиться как следует».
Кухня оказалась за соседней дверью. Тоже просторная, содержащая в себе старый, но превосходно работающий холодильник, пару конфорок, газовую плиту и, в углу, стол с четырьмя табуретками.
– Жить можно, – выдал свой диагноз Тацуми, все же открывая морозилку и доставая оттуда формочки со льдом.
Я задумчиво разглядывал холодильник – прошлый век, такие сейчас никто не использует. Все они давно вышли из строя. Где же Алайна его взяла, что он до сих пор работает? Название фирмы, написанное на ручке иностранными буквами, ни о чем мне не говорило. Никогда не был специалистом по этой части, но мне почему-то казалось, что слово было ближе к немецкому. Только вот это абсолютно ничего мне не объясняло.
Не считая формочек со льдом, в самой морозилке ничего не было. Никаких морепродуктов, даже мяса. Пусть Алайна и не была японкой, но хотя бы западную еду она должна была держать в этом непонятном доме.
Пока я думал об отсутствии чего-либо съестного, Тацуми нашел в одном из ящичков чистое кухонное полотенце. Ему пришлось приложить усилия, чтобы вытащить кубики льда из холодной формы. Он то и дело недовольно поджимал губы и кряхтел, когда пальцы его чересчур уж замерзали. В итоге, все кубики были выложены на полотенце, которое он потом свернул и протянул мне.
– Приложи к ушибу.
Я осторожно взял этот сверток в руку, будто боясь, что он может выстрелить, но все же прислонил его к забинтованному месту. Ледяная прохлада приятно окутывала собой пылающую кожу. Я зажмурил глаза, хотя боль все еще чувствовалась. Наверно, я мог бы простоять и час, наслаждаясь равномерным покалыванием, которое причинял мороз. Мог, если бы не Тацуми, потянувший меня обратно в гостиную.
– У тебя еще море синяков по всему телу. А как покончим с ними – придется наведаться в травмпункт.
– А может не стоит? – я даже несколько сжался, так невелико было желание совершать хоть какие-то лишние движения.
– Не бойся, я лично прослежу, чтобы эти изверги не вздумали ампутировать тебе руку!
И снова издевка. Кажется, он неверно истрактовал мое нежелание наведаться к врачу.
– Нам важнее решить проблему с переездом, – напомнил я о вопросе, про который мы, кажется, совсем забыли.
– Да, правда. Давай решать, а то нехорошо как-то, что я слишком своевременно решил помочь тебе смазать ссадины, – раздраженно произнес Тацуми, делая пару резких шагов в сторону коридора. Меня тут же потянуло следом, пришлось последовать за ним по добровольному принуждению. – Это же так неинтересно, когда раны быстро и вовремя лечат. Куда забавнее потом мучиться от различных воспалений и нагноений!
Его речь произвела на меня должный эффект. Я послушно уселся обратно на диван, все еще придерживая одной рукой полотенце со льдом. Последующие минут десять или двадцать весь дом содрогался от моих криков – от некоторых лекарств, которые использовал Тацуми, так сильно жгло кожу, что у меня на глазах начали выступать слезы. Я даже начал подумывать, не вздумал ли он нарочно лить в два раза больше целебных жидкостей на мои синяки.
– Нормальные люди орут тогда, когда их бьют, а не когда лечат.
– Нормальные люди не бьют тех, кто всего лишь…
– Заткнись, – не дал мне договорить Тацуми, убирая все медикаменты обратно в аптечку и откладывая ее на столик. – Ты хотел обсудить переезд. Валяй.
Я закусил губу. Если он не хочет возвращаться к теме о Ханако, то можно пока и не затрагивать ее. Тем более что разрешить все остальные проблемы тоже стоило, и чем скорее, тем лучше.
– Сегодня воскресенье, – припомнил я. – Наверно, я могу сказать, что был вчера в гостях у друга, просто забыл позвонить. И, скорее всего, пойду в школу уже от него.
– У тебя нет с собой мобильного телефона? Почему родители не названивают?
– Есть, – тут я ударил ладонью по лбу. – Черт! Я же оставил свой портфель там, на той площадке!
– Ты безнадежен, – Тацуми покачал головой.
– Не твое дело!
Пока длилось двухминутное молчание, я успел сотню раз подумать о том, что меня так бесит в Тацуми и пришел к выводу, что все. Наверняка он тоже думал о чем-то подобном, пока не решился снова заговорить.
– Если это возможно, я хотел бы прямо сегодня забрать вещи из общежития.
Мне показалось, что у него был какой-то свой план относительно происходящего. Разумеется, я не стал спрашивать. Для чего мне вообще знать, что творится в его голове? Скорее всего, Алайна что-нибудь придумает. И, когда она вернется, окажется, что она нашла какой-то способ тут же освободить нас от той невидимой нити, что не пускала меня далеко от Тацуми. И эти обнадеживающие мысли грели мою душу. Настолько, что я даже успел забыть о том, с какой готовностью к обратному Тацуми собрался перевозить вещи из общежития в дом, где мы сейчас находились. Да если бы и не забыл, я только посмеялся бы над его нечеловеческим пессимизмом.
– Нам ведь необязательно дожидаться ее возвращения и предупреждать о каждом шаге? – будто он спрашивал меня, хотя на самом деле вовсе не ждал ответа. – Одевайся.
Только теперь я снова вспомнил о своем испорченном пальто, на полах которого гордо красовался длинный рваный порез. Рубашку я кое-как натянул, морщась при каждом ее соприкосновении с недавно обработанными ранениями. А вот надеть пальто я никак не решался. Мало этой жуткой дырки, так оно еще и провалялось всю ночь на полу в прихожей; пылью не покрылось, но зато приобрело отнюдь не творчески измятый вид.
– Хочешь, я куплю тебе новое? – безразлично бросил Тацуми. Я знал, что у его родителей было достаточно денег, чтобы он спокойно разбрасывался подобными предложениями.
– Не нужны мне твои подачки.
Даже если бы я согласился, он не достанет мне пальто из вакуума прямо сейчас. Так или иначе, мне приходилось выйти на улицу с довольно «милым» внешним видом. После вчерашнего, на лице у меня красовался нехилый синяк. Я успел краем глаза глянуть на него через зеркало в ванной. Может и не самое страшное, что бывает в жизни, но вид мне его очень не нравился. Как и то, что синяк саднил и болел при каждом прикосновении к нему.
Тацуми быстро натянул свою куртку и потянул меня к входной двери. Обуваться нам было не нужно – вчера мы даже не снимали ботинки.
Улица встретила нас довольно скудным светом, едва пробивающимся сквозь плотные облака. Я обратил внимание на то, что фонарики, горевшие в саду еще вчера вечером, сейчас стояли погашенные. Видимо, какой бы Алайна ни была уставшей, не позаботиться о внешнем виде этого садика она не могла. Это против воли вызывало улыбку.
– Хватит пялиться по сторонам, как умственно отсталый, – Тацуми раздраженно сделал рывок в сторону, чтобы сдвинуть меня с места. – Лучше запоминай дорогу обратно!
Покинув территорию дома, мы очутились в очень тихом сквере, окруженном невысокими безличными зданиями. Вчера я не обращал на это никакого внимания. В темноте у этого места была своя особая таинственность, так безжалостно губимая дневным светом.
Когда мы вышли к более-менее широкой дороге, Тацуми сориентировался в нашем местонахождении.
– Удивительно. Сколько живу в этом районе, никогда сюда не забредал, – прошептал он скорее для себя, нежели ожидая какой-то реакции от меня.
Теперь я безоговорочно полагался на Тацуми, который вел меня вслед за собой. Сам я понятия не имел о том, в какой стороне искать хоть что-то мне знакомое. Только когда Тацуми вывел меня к основной улице, я довольно громко ахнул, поражаясь тому, что мы были не так уж и далеко от нашей школы.
Я попросил остановиться около телефонного автомата, шаря по карманам в поисках пары монет. Тацуми, воспользовавшись моментом, отвернулся в сторону и достал из карманов брюк нечто некогда бывшее пачкой сигарет. Пока я набирал номер своего домашнего телефона, он сосредоточил все свое внимание на зажигалке, никак не желавшей извергать столь необходимое ему сейчас пламя. Я отвлекся от созерцания этой картины, едва на другом конце провода подняли трубку.
– Алло. Это Кодзука, – к телефону подошла мама.
– Алло, мама…
– Ясухико-кун, это ты?
– Да. Прости меня, пожалуйста. Я не предупредил тебя, что меня не будет. В телефоне кончилась зарядка, а попросить мобильник у кого-то из друзей я почему-то не подумал.
– Ох, у меня прямо камень с сердца свалился.
И я, правда, услышал, как что-то обрушилось на пол. Что-то подсказывало мне, что это была любимая папина картина, висевшая около столика, на котором покоился телефон. Мама какое-то время молчала, явно пребывая в шоке от свершенного, после чего отрешенно спросила:
– У тебя все хорошо? Где ты?
– Все нормально, – поспешил соврать я. – Я сейчас у Исикавы. И я думал пойти завтра в школу прямо от него. Все нужные учебники у меня с собой.
– Вы там ничего не пьете?
– Чай, сок…
– Не ерничай, ты прекрасно знаешь, о чем я! Алкоголь есть?
– Мама, мы же несовершеннолетние, кто нам продаст?
– Думаешь, я не знаю, что вы там придумываете, лишь бы нарушить закон?
– Ты же знаешь, что я не такой.
– На словах, вы все не такие, – мама тяжко вздохнула. – Ладно. Я сделаю вид, что я спокойна за тебя. Только не засиживайтесь за компьютером допоздна, а то потом в школе будешь носом клевать.
– Я тоже тебя люблю, – бросил я в трубку дежурную фразу.
Послушав напоследок еще десяток маминых прощаний и запоздалых напоминаний, я все же повесил трубку обратно, встречаясь с глазами Тацуми. Он уже почти докурил свою сигарету.
– Ты закончил?
Я кивнул.
– Вот и отлично. Идем. До общежития отсюда недалеко.
– Сам знаю.
Буквально через пять минут мы уже входили на территорию общежития для мальчиков. Сам я там не жил, но часто бывал в гостях у одного одноклассника, дом которого находился в префектуре Ниигата. Он никогда особо не жаловался на жизнь в общежитии, но и хорошего мало рассказывал.
Когда мы подошли поближе к этому трехэтажному зданию, я заметил, что Тацуми напряженно вглядывается в одно из окон.
– Никак не могу понять, – шептал он себе под нос.
– Что у тебя там? Ты же не через окно лезть собрался.
– Как думаешь, он сейчас там или нет? – Тацуми обернулся ко мне.
– Какая разница, пойдем уже скорее, чего время зря тратить?
Теперь уже я тянул его следом за собой, не прибегая к помощи рук, пользуясь возможностями нити. Мне было плевать на то, кого так боится встретить Тацуми. Чем быстрее мы поднимемся в его комнату, тем быстрее он соберет вещи, тем быстрее мы вернемся обратно. А вдруг Алайна, к тому времени, уже будет ждать нас? Чтобы поведать какую-нибудь хорошую весть.
Комната Тацуми была на втором этаже. Номер «202». Дверь выглядела несколько опрятней, чем все остальные. Будто посетители этой комнаты боялись даже слегка хлопнуть ею. А может просто к нему никто и не приходил. Я бы сам опасался наведываться в гости к подобному человеку. К сожалению, теперь мне грозит куда более худшее наказание.
Дверь распахнулась перед нами еще до того, как Тацуми занес руку, чтобы постучать в нее. Видимо, его сожитель заметил нас через окно. Похоже, это именно встречи с ним надеялся избежать Тацуми.
– Юя-кун, – лицо этого парня было таким приторно довольным, что я взмолился о том, чтобы откуда-нибудь со стороны в него полетела пара-тройка тухлых помидоров. – Тебя опять где-то носило всю ночь?
Парень откровенно рассмеялся, после чего бросил подозрительный взгляд на меня. Как жаль, что у меня был тогда такой побитый вид.
– Юя-кун, ты решил заняться благотворительностью? – парень недоуменно посмотрел на Тацуми.
Тот только вздохнул, одной рукой отодвигая его в сторону и проходя в комнату. Однако меня парень пускать не очень-то хотел, снова преграждая путь внутрь помещения.
– Эй-эй-эй, а ты куда? С каких пор ты тут живешь?
– Успокойся. Пусти его, Ябэ.
В обычной ситуации Тацуми бы и сам оставил меня за дверью, но теперешний случай требовал обратного.
– Юя, – слегка обиженно протянул этот самый Ябэ.
– Ладно. Юдзиро-кун, – нехотя выдавил из себя Тацуми, не очень-то желавший звать его по имени. – Юдзиро-кун, пропусти его в комнату. Заодно, можешь потом сам выйти на пару-тройку минут.
– Эй! Между прочим, это и моя комната тоже, – возмутился Ябэ, почти враждебно глядя мне в глаза. – Ты вообще кто такой?
Тацуми ответил вместо меня:
– Это Кодзука Ясухико, – коротко произнес Тацуми. – Он хочет помочь мне собрать вещи, чтобы переехать отсюда.
– Кодзука, значит…
Вряд ли бы он все же посторонился, если бы Тацуми не схватил парня за плечи, оттаскивая чуть в сторону. Ябэ сопротивлялся, как только мог. Я перестал понимать, что происходит вокруг, и единственным моим желанием было, залезть в темный шкаф – ничего не слышать и не видеть оттуда.
– Что ж, ничего другого не остается, – Тацуми скрестил руки на груди. – Сделаем так. Сейчас он, – Тацуми кивнул в мою сторону, – выйдет из комнаты. Ты меня спокойно выслушаешь, после чего уже уйдешь сам и дашь мне спокойно собрать вещи.
Я был даже несколько удивлен, когда Ябэ согласился на подобное предложение. Меня выгнали из комнаты, заперли за мной дверь и наказали не подслушивать. При этом говорили они настолько тихо, что даже возжелай их подслушать, я не смог бы разобрать слов. А если бы у меня было больше свободы действий, то я бы и вовсе отошел от двери метра на три-четыре. Да что уж там, я бы попросту не пошел сюда с самого начала.
Тишина за дверью постепенно начала вводить меня в тоску. Сколько еще можно там сидеть? О чем они говорят? Говорят ли вообще? Я даже повернул лицо в другую сторону от запертой двери, испугавшись сам своей догадки. Словно услышав мои мысли, дверь резко распахнулась, и из нее вылетел Ябэ. Он очень пристально на меня посмотрел, даже открыл рот, собираясь что-то сказать. Но потом как-то быстро передумал, похлопал по плечу, словно мы с ним были хорошими приятелями, как-то натянуто улыбнулся и ушел вперед по коридору.
Пытаясь отойти от этой немой сцены, я не сразу вспомнил, что теперь могу войти в комнату. Меня никто и не звал. Какое-то время Тацуми молча копошился, шуршал пакетом, что-то откуда-то доставал. Потом, видимо, ему понадобилось подойти чуть ближе к окну и меня тут же утянуло внутрь помещения. Комната – ничего особенного. Как и любая другая комната в этом, да и во многих других общежитиях. Двухъярусная кровать, письменный стол и небольшой шкафчик. На полу банки из-под пива и газировки, пара фантиков от шоколадного батончика. Вещи разбросаны по комнате, особо и не поймешь, какие Тацуми вытащил только что, а какие валяются так уже не первый день.
Я боялся что-либо произнести. Просто сонно наблюдал за манипуляциями Тацуми. Мне ведь нет никакого дела до того, чем он обычно тут занимается. Со своим Ябэ.
– Тацуми… – вдруг услышал я свой предательский голос.
– Что? – он даже на секунду отвлекся от своего занятия по поиску чего-то в письменном столе, поднимая взгляд на меня.
Пришлось наспех придумывать более адекватный вопрос.
– Почему ты живешь в общежитии? Говорят, у твоих родителей собственный дом недалеко от Токио, да и машина.
– И много еще занимательного обо мне говорят? – он вернулся к своим поискам.
– Будто меня это так интересует!
– Но про дом же ты слышал.
– Так почему ты живешь в общежитии?
Так и хотелось еще спросить, не из-за этого ли парня, но я предусмотрительно замолчал. Мне не так важно было знать ответ. Просто стало интересно.
– Это не имеет значения.
Тацуми, наконец, достал из самого нижнего ящика письменного стола свой трофей, оказавшийся всего лишь толстой тетрадью, довольно старой на вид.
– Тем более что теперь я тут жить не буду.
Он быстро распихал все нужные ему вещи по двум пакетам. Благо много ему забирать с собой не понадобилось. Оставив в покое пакеты, он вспомнил о моем внешнем виде.
– Я дам тебе свой плащ, – он не предлагал, он настаивал.
Нашел в упомянутом мною ранее шкафу плащ серого цвета, протянул его мне. Несколько мятый, но все равно в более человечном виде, нежели мое пальто. Я не стал пререкаться. Это было не в моих интересах.
– А теперь пойдем отсюда скорее.

Глава 3. Алло!

Какое-то время я и впрямь верил в наилучший исход событий. В то, что Алайна сейчас покажет нам волшебную палочку, взмахнет ею, и мы снова сможем жить как жили. Сейчас я понимаю, как был тогда наивен. Но все же это были прекрасные мгновения. До тех пор, пока мы не спустились на первый этаж и не встретили повеселевшую и бодрую Алайну, которая держала в руках картонную коробку средних размеров. Я принял эту коробку из ее рук и начал нетерпеливо отдирать скотч.
Пока я был занят этим наиинтереснейшим делом, Тацуми пытался добиться от Алайны ответов на какие-то волнующие его вопросы. Я слушал вполуха, ибо предмет, овладевший всем моим вниманием, так и не хотел лишаться своего укрытия. Пальцы то и дело соскальзывали, а скотч оказался довольно качественным, никак не хотел мне поддаваться. Я, должно быть, так и провозился бы с ним весь вечер, если б Тацуми не догадался попросить у Алайны ножницы. Девушка какое-то время постояла, открыв рот, пытаясь выудить в своей голове перевод услышанного слова, после чего хлопнула себя по лбу и убежала в ванную комнату.
Она принесла маникюрные ножницы. Отстранив меня от коробки, крайне аккуратно подцепила ленточку скотча краем ножниц, чтобы потом перерезать ее поперек. Алайна была до жути осторожна, как будто внутри находилось взрывоопасное устройство. Я даже сглотнул, ловя себя на мысли о том, что подобный исход событий не исключен. Мало ли, какие еще странные вещи, кроме диковинных машин, могут иметься у этой девушки? Что же может скрываться за этими плотными стенками из картона?
Ответ пришел тогда, когда Алайна покончила со скотчем и наконец открыла коробку. Я тут же нетерпеливо пододвинулся ближе, чтобы заглянуть внутрь. Признаться, я ожидал чего-то большего, чем простой…
– Телефон? – Тацуми вздернул брови в удивлении.
Да еще и какой! Такими перестали пользоваться более десяти лет назад. Да, возможно в каких-то домах они и остались, да только потому, что хозяевам выкинуть такой раритет было жалко. На телефоне красовался большой диск, а числа на нем были затерты до настолько, что даже при желании двойку от шестерки не отличишь. Провод, соединяющий трубку с этим агрегатом, тянется сантиметров на тридцать – не больше. Вспомнив холодильник, я даже стал склоняться к мысли, что Алайна коллекционирует старые вещи. Старые, но не старинные. Антиквариатом их еще не назовешь.
– Это не просто телефон, – гордо произнесла Алайна, уже полностью достав его из коробки и водрузив на стол.
Немного покопавшись в своих карманах, она выудила клочок бумаги и углубилась в наспех нацарапанный текст.
– Значит, так! – многообещающе начала она. – Вы могли бы подумать, что это всего лишь обычный телефон, но я вынуждена вас разочаровать, – тут она зачем-то подмигнула мне, а я отметил про себя, что она попросила кого-то набросать для нее письменную инструкцию. Инструкция вышла сухая, а все фразы были заезжены, но это оказалось намного лучше ее скудных попыток выдавить из себя что-то постигаемое. – Он предназначен для того, чтобы с вами могли связаться те, кто нуждается в вашей помощи. Линия работает только в один конец, так что у вас нет возможности никому позвонить с этого телефона. Вы сможете только отвечать на звонки и выбирать, кому помочь, а кому нет. Если помощь ваша окажется действительно полезной, души этих людей отплатят вам необходимой жизненной силой. Таким образом, рано или поздно, вы сможете избавиться от необходимости постоянно находиться так близко друг к другу.
Последняя фраза вдохновляла. В кои-то веки. Вот только все остальное не особо пришлось мне по душе. Я никогда не делал вид, что люблю людей или страдаю альтруизмом. Если и попробую оказать кому-то помощь, от меня будет за милю разить неискренностью. Понятия не имею, что думал об этом Тацуми, но он казался совершенно спокойным.
– Получается, нам придется только сидеть и ждать звонка? – уточнил он, получив в ответ кивок Алайны. – А как мы будем находить тех, кто нам звонил?
– Они расскажут вам все сами. Когда вы согласитесь на сделку.
– Сделку?
– Разумеется. Ведь они получат услугу, а вы – плату.
– Логично.
Тацуми даже не поинтересовался, что я думаю по этому поводу. А сам я встревать не захотел. Пусть будет так, как должно быть. Если у него нет больше вопросов к Алайне, значит, он уже принял решение. А если принял, то и мне нечего отказываться от шанса, сбросить с себя эти путы.
– В чем может заключаться требуемая от нас помощь? – вяло спросил я.
– По-разному, – после паузы, необходимой на осмысливание вопроса, ответила девушка. – Если вам очень повезет, то некоторые будут безмерно рады только за помощь в уборке комнаты. Но это слишком редкое везенье.
– Еще бы, – хмыкнул Тацуми. – Какой идиот вообще захочет отдавать свои жизненные силы в обмен на одну только уборку?
– Тут вопрос о степени отчаянья человека, ищущего помощь. Сомневаюсь, что они потом сами осознают то, что заключали договор.
Кажется, тогда она ответила не совсем так, но меня вполне устраивает моя интерпретация ее ответа.
К некоторому моему сожалению, больше Алайна ничего не сказала. Согласилась на мое предложение поужинать удоном, подивилась непривычному для нее вкусу, пообещала время от времени навещать нас, чтобы знать, что происходит, а потом снова выскочила из дома. Я молча слушал, как она заводит машину, и шум мотора чуть ли не в один миг растворяется вдали. Мои плечи опустились. Я ждал большего, чем в итоге произошло. Тацуми же, не подавая вида о том, что сам хоть каплю расстроен, сел на корточки перед столом – так, чтобы телефон оказался прямо на уровне его глаз.
Глупо было надеяться, что он позвонит сию же минуту. Но, тем не менее, мы еще довольно долго оставались в комнате для гостей, ожидая звонка. Телефон не был подключен к розетке, да у него и шнура не было вовсе. Но итак было ясно, что он может работать и без таких условностей. Он ведь наверняка не принадлежит нашему миру.
Мы сидели около телефона почти всю ночь. Ни я, ни Тацуми не решались сказать «пойдем уже спать». Даже мысль о том, что завтра нам придется отправиться в школу, не могла заставить меня подняться наверх. Все то время, что мы провели в гостиной, я думал о самых разных вещах. Например, о том, каким образом преподнести матери весть о том, что я собираюсь пожить отдельно. Или же, как будут реагировать мои одноклассники на то, что я теперь всюду хожу с Тацуми. К тому же, мы с ним учимся в параллельных классах. Как нам выкручиваться из этой ситуации? Мне остается уповать на то, что Тацуми сможет как-нибудь уладить все проблемы. И все же, это чертовски неприятно – зависеть от такого человека, как он.
Мерное тиканье часов убаюкивало меня. Раньше я и не замечал, что на одной из стен висят утратившие свою новизну часы. Видать, под стать холодильнику и телефону. Движение секундной стрелки было едва слышимым – необходима была полная тишина, чтобы различить его. Я бы так и уснул, положив голову на сложенные на столе руки. Мимолетный взгляд на циферблат – уже почти полночь. Неужели мы могли так долго просидеть около какого-то телефона без всякого дела?
– Пойдем уже отсюда, – голос Тацуми показался слишком грозным, но я свалил все на свое воображение. – Если он зазвонит, мы все равно услышим.
– Ради этой истины стоило просидеть тут три часа, – хмыкнул я, отдирая подбородок от руки и сонно потягиваясь.
– Меня она хотя бы спустя три часа посетила, – поддел меня Тацуми. – А кто-то явно готов просидеть тут и всю ночь.
У меня уже не было ни сил, ни желания на какие-либо пререкания. Я махнул рукой, как бы говоря «твоя взяла», и поднялся с пола. Часть здравого смысла шевельнулась в голове и напомнила о том, что я не был в душе уже двое суток. Но все тело будто опутали умиротворением и ленью, не давая всерьез воспринять мысль о ванной. Тем более, оставалось всего шесть с половиной часов, которые можно было отвести на сон, а мне этого было катастрофически не хватало. Я предпочитал ложиться спать как можно раньше, иначе выспаться казалось просто невозможным.
Только поднявшись наверх, я вспомнил о том, что у меня не было с собой пижамы. Да и какой нормальный школьник будет каждый день запихивать в свой ранец пижаму, предвидя возможность вляпаться в какую-нибудь передрягу, в ходе которой ему придется жить вне своего дома? К тому же, если бы так оно и было, свой портфель я все равно умудрился бросить на той злополучной площадке.
Наспех стянув с себя верхнюю одежду, я залез под одеяло, которое казалось слишком легким, пропускающим холод. Подушки были не такими мягкими, как дома, а кровать слишком узкой и жесткой. Я никак не мог устроиться удобнее, поэтому постоянно ворочался, слушая, как скрипит кровать. До тех пор, пока Тацуми не произнес недовольное:
– Прекрати ерзать!
Я замолчал и сразу прекратил лишние телодвижения, боясь издать еще хоть один звук. Не сказать, чтобы Тацуми был таким уж страшным и грозным. Просто я нередко замечал за собой, что, проводя ночь в одной комнате с другими людьми, старался вести себя как можно тише. Если бы Тацуми не напомнил о своем присутствии, я бы наверняка всю ночь не смог заснуть. Но теперь, имея ограниченность в своих движениях, я вскоре заметил, что веки смыкаются сами собой, а сознание ускользает в склизкое, но приятное никуда.

Я бы предпочитал, чтобы меня разбудил солнечный свет, косыми столпами прорывающийся в комнату сквозь окна, лишенные занавесок. Или же приятная птичья трель, доносящаяся с веток китайской сливы, что росла в соседском саду. В крайнем случае, привычная для меня мелодия будильника на мобильном телефоне. Но никак не грубое касание чьей-то ладони до моей пострадавшей не так давно руки. И не встревоженный, но еще сонный голос:
– Эй, Кодзука, глянь на часы!
Посетовав с полминуты на свою разнесчастную руку, я все же поднял глаза на мобильный телефон Тацуми, который парень совал мне прямо в лицо. Я слегка отодвинул его руку, чтобы разглядеть время на дисплее. Было примерно девять часов утра.
– Девять? – спросонья мой голос был еще немного сиплым.
– Мы опаздываем, – злобно бросил мне в лицо Тацуми, бросаясь за своей одеждой, которую повесил на спинке кровати.
– Почему ты не поставил будильник? – с укором спросил я, продирая глаза и тоже начиная одеваться.
– Я думал, это сделал ты!
– Как? Я же говорил, что мой телефон остался на площадке…
– Никакой жизни с тобой!
– Я бы мог сказать то же.
Так многообещающе началось это утро. Если уж быть честным, то меня все это не так уж и испугало. Поначалу. Я ведь не был особым уж ревнителем пунктуальности, хоть и старался всегда приходить в класс вовремя. Тем не менее, что страшного в одном только опоздании?
Более предусмотрительного Тацуми я готов был возненавидеть потому, что этим утром у него была зубная щетка. Пожалуй, еще и за то, с каким злорадством он следил за моими попытками почистить зубы одними пальцами. Благо хоть своей пастой он мне позволил воспользоваться. Но зато весь вид его говорил: «знай, кто тут хозяин положения».
Завтракать мы не стали, итак успевали только, если очень повезет, к середине второго урока. Времени не было даже на то, чтобы забежать в какой-нибудь универмаг и купить там о-бэнто. Придется обойтись тем, что продают в нашем школьном буфете. Однако в такой спешке я успевал думать только о том, что нам надо бы бежать еще быстрее. Даже забыл на время, что у меня не такое крепкое здоровье и чуть не заработал одышку. Когда мы достигли школьных ворот, ноги казались мне чем-то абстрактным. Они вроде и не болели, но никаких приятных чувств тоже не приносили.
Не давая мне времени на передышку, Тацуми ловко взобрался на забор, но не стал сразу прыгать на землю по другую сторону от него. С привычной, но все еще раздражающей усмешкой, он ждал, пока я последую его примеру. Я постарался набрать в легкие больше воздуха, но только закашлялся. Тацуми довольно красноречиво цокнул языком, выказывая свое раздражение. Мне оставалось только стиснуть зубы и схватиться руками за прутья забора. Раньше я никогда даже не подумывал о том, чтобы проникать на территорию школы подобным образом, поэтому сейчас был несколько удивлен тем, что это оказалось не таким простым занятием, каким виделось со стороны. Не дожидаясь новой волны недовольства со стороны Тацуми, я все же, с горем пополам, взобрался наверх и неуклюже спрыгнул с другой стороны ограды. Левую ступню пронзила резкая боль, столь же внезапно стихнувшая. Я даже не успел вскрикнуть.
– Ты никуда не годишься.
Тацуми приземлился прямо на клумбу, втаптывая в землю цветы вейгелы своими кроссовками. Мне даже отчего-то подумалось, что он сделал это намеренно, клумба находилась на расстоянии почти в метр от забора.
– Я еще успею натренироваться в нарушении правил, – сквозь зубы процедил я, потирая перевязанную руку. Сегодня с утра мне показалось, что она уже не так болит.
Никак не реагируя на мои слова, парень для вида отряхнул брюки и быстрым шагом двинулся вперед. Я хотел попросить его умерить скорость походки, но почему-то передумал, вслед за ним выходя на асфальтовую дорожку, ведущую прямо к дверям основного здания школы.
В этой утренней спешке я совсем забыл о тех мыслях, которые не давали мне покоя всю ночь. Поэтому, когда Тацуми привел меня в помещение своего класса, я несказанно удивился. Впрочем, сильнее меня удивилась только Катаяма-сэнсэй – преподавательница английского языка. Мало того, что этот бунтарь Тацуми ворвался в класс под конец урока, так с ним еще и явился ученик из другой параллели. Я редко видел эту сравнительно спокойную женщину в подобном недоумении, тихо переходящем в молчаливый гнев. Несмотря на все это, она не стала прерывать урок и даже сделала вид, что не заметила, как Тацуми уселся на свое обычное место. Я стоял, переминаясь с ноги на ногу, не решаясь сесть за парту позади него. Мне было неловко и это чувство только усиливалось от осознания того, что все одноклассники Тацуми косо поглядывают на меня и перешептываются между собой.
– Пожалуйста, слушайте внимательней, – твердо произнесла Катаяма-сэнсэй, возвращая мысли учеников к занятиям. После этой фразы, она бросила на меня взгляд, слишком явно говорящий: – «после урока, пощады не жди».
Виновато потупившись, я опустился на ближайший стул и до звонка просидел, не поднимая взора от поверхности стола. Может быть, на меня плохо влияло присутствие Тацуми, но я вдруг утратил всякое чувство стыда. Совесть? Да, разве я в чем-то таком провинился, чтобы испытывать ее угрызения?
Когда началась перемена, Катаяма-сэнсэй подозвала нас с Тацуми и потребовала объяснения. Я молчал, оставляя Тацуми возможность придумать подходящее извинение. И он охотно этим пользовался, красочно расписывая ужасную причину опоздания. По его версии выходило так, что мы с ним пересеклись совершенно случайно, еще в седьмом часу утра. Будто я спешил прийти на уроки пораньше, а он всего лишь подумывал заглянуть в магазин перед началом занятий.
– Знаете, сэнсэй, это так здорово, что я был там именно в то время! Кодзука-кун, видать, еще слишком сонный был, наткнулся на какого-то подвыпившего мужчину. Ногу тому отдавил. Не думаю, что мужчина так бы разозлился, будь он в трезвом состоянии. Но он вдруг размахнулся и заехал Кодзуке прямо по лицу. Понятное дело, тот потерял равновесие и упал на тротуар… не очень удачно. Чуть руку не сломал о бордюр.
И, в качестве доказательства, Тацуми схватил меня за запястье, чтобы показать учительнице перевязанную чуть ниже локтя руку.
– Не мог же я оставить его в таком состоянии! К сожалению, постоянной аптечки с собой не имею, пришлось срочно добираться до ближайшей аптеки. Если бы все только этим и обошлось, сэнсэй! Кодзука-кун сказал, что повязка не помогает, рука болит еще сильнее. Я предлагал отвести его в травмпункт, но он упорно отказывался, боясь опоздать в школу. Лучше бы он не пререкался со мной, ему вскоре стало еще хуже. Он уже едва стоял на ногах. Полагаю, у него до сих пор мутится в голове.
Лицо Катаямы-сэнсэй вдруг исполнилось заботы и участия. Глаза заметно подобрели, пока она выслушивала все объяснения, вставляя время от времени стандартные «да», «неужели», «ах, вот как?»
– Тебе уже легче, Кодзука-кун? – озабоченно спросила она. – Может, тебя стоит отвести в медицинский кабинет?
Подыгрывая Тацуми, я только покачал головой, делая вид, что еще не совсем пришел в сознание. Потом заверил, что со мной все будет хорошо, и я хочу поскорее вернуться к занятиям. Катаяма-сэнсэй это рвение поощрила и даже пообещала уладить все вопросы с преподавательницей по всемирной истории, два урока которой я пропустил.
– Кимура-сан все поймет, – заверила нас Катаяма-сэнсэй. – Поспешите же на следующий урок.
Она с таким удовольствием разыгрывала из себя чуткую к чужим несчастьям женщину, что в упор не заметила множество несостыковок в рассказе Тацуми. Но не в моих интересах было обращать ее внимание на эту маленькую ложь. Впереди достаточно ясно замаячила новая проблема, с которой необходимо было расправиться. То был вопрос о параллельных классах. Как бы обратиться к директрисе, чтобы она позволила мне перейти в класс Тацуми? Что такого сказать ей? Как убедить?
Желающий поскорее со всем разобраться, Тацуми поспешил к учительской, надеясь застать своего классного руководителя и директрису именно там. Я не успел особо восхититься его спокойствием и готовностью к любым препятствиям – меня снова потянуло вслед за ним это допекающее притяжение.
Пока директриса не могла принять нас, мы молча сидели на скамейке около ее кабинета. Мимо сновали ученики. Кто-то с интересом на нас поглядывал, не понимая, в чем дело. Не думаю, что их особо интересовала моя скромная персона. Скорее уж Тацуми. Многие были бы счастливы, исключи его из школы. Остальные были готовы стать за него горой. И только я теперь не отношусь ни к одной из этих групп. Теперь мне не отвязаться от него, даже если все школы мира откажутся принять его. И, безусловно, я еще не такой дурак, чтобы считать Тацуми своим кумиром, восторгаться им и бояться его.
Я прислушался к громкому голосу директрисы. Не переходя на крик, она говорила довольно отчетливо и громогласно. Так, что обо всех грехах провинившегося было слышно в радиусе метров семи от кабинета. Именно по этой причине все новости о чужих наказаниях мгновенно разлетались по школе. Я даже заметно приуныл, не желая особой известности в деле с Тацуми (хотя она итак уже преодолевала многие рамки). В какой же из своих жизней я так провинился, что заслужил столь отвратное наказание?
Едва бедолага, получивший свой курс нравоучений, покинул кабинет (Тацуми задорно потрепал его по плечу, будто они были всю жизнь знакомы.), директриса подозвала нас. Я внутренне сжался, готовясь к наихудшему. Все же есть нечто невыносимо прекрасное в этой человеческой привычке ждать только плохое. Это осознаешь только тогда, когда оказывается, что нервничал ты зря. И все волнение вдруг будто бы вытекает из твоего тела, делая тебя мягким и умиротворенным. Впрочем, это успокоение последовало только после того, как я вдоволь наудивлялся на реакции госпожи директрисы.
– Конечно же, Тацуми-сан! Это будет немного проблемно, но разве имею я право отказать?
При этих словах она сговорчиво улыбнулась, исподлобья глядя на парня. Тот кивнул.
Мне же оставалось только диву даваться. Никогда бы не подумал, что наша непредвзятая директриса может делать кому-то подобные поблажки.
Ее рука протянулась за какой-то бумажкой на столе. Последующие минуты две она задумчиво ее заполняла, а по всему кабинету разлилась усыпляющая меня тишина.
– Сегодня показывай эту бумагу всем преподавателям, – Асихигэ-сан протянула мне эту самую бумажку, добросердечно улыбаясь. – Я позабочусь обо всем остальном. Удачного вам дня, Тацуми-сан.
– Вам того же, – буркнул Тацуми, прежде чем скрыться за дверью кабинета директрисы.
Только преодолев коридор и два лестничных пролета, я осмелился спросить:
– И что же это было? У вас какие-то особые отношения?
– Очень особые! Не влезай – убьет!
Все же, задавать Тацуми вопросы – гиблое дело. Действенней было бы спросить это у шкафчика в кабинете директрисы. Жаль, что она сама была рядом. Вряд ли при ней шкафчик согласился бы выдать все секреты.
– Ну, а хоть на вопрос, какой у вашего класса следующий урок, ты мне ответишь?
– Литература.
– И на том спасибо.
В класс мы вошли прямо со звонком. Тацуми хотел было, тут же рухнуть на стул за одной из последних парт, но я жестом напомнил ему о том, что мне надо подойти к преподавателю с бумажкой, которую выдала директриса.
Одноклассники Тацуми продолжали глазеть на меня, как на чудо света. Я бы сам себе поразился, увидь такую картину со стороны. Чтобы Тацуми, гроза всей школы, снизошел до постоянных скитаний, чуть ли не под ручку, с простым смертным. Кто же себе такое представит? Утака-сэнсэй, преподаватель литературы, который вел занятия только у классов с гуманитарным уклоном, был несколько удивлен, встретив на своих занятиях нового ученика. Видимо, он готов был к перепалке со мной, но бумажка, подписанная директрисой, несколько его успокоила. Он только грозно посмотрел сначала на меня, потом на Тацуми, который не мог отойти слишком далеко. Затем, выдохнув из ноздрей воздух, махнул рукой, соглашаясь с происходящим и позволяя нам занять свои места.
Довольно непривычно было находиться в школе без портфеля и учебников. Хорошо хоть, что в этот день ни один из учителей не решился заговорить со мной на эту тему. Никто не отчитал за отсутствие необходимых книг и тетрадей на парте. Я же, поддавшись захлестнувшему меня отчаянию, с нетерпением ждал окончания уроков, чтобы быстренько забежать домой и собрать свои вещи. Я даже перестал строить в голове планы касательно диалога с родителями. Это все не так важно. Главное, оказаться в своей комнате, наедине с окружающей меня мебелью и другими предметами. Последний раз ощутить эту атмосферу моей, только моей, комнаты. Моей маленькой территории, где я всегда мог остаться один. Спрятаться от всех остальных. Кажется, пройдет еще немало времени, прежде чем я снова смогу насовсем туда вернуться.
Учителя я почти не слушал. Его рассуждения о группе писателей Сирокаба лишь едва касались моего слуха. Даже шепот, гудевший по всей классной комнате, я совершенно не воспринимал. Пусть это волнует Тацуми, который непосредственно во всем замешан. Я же только теперь осознал, как сильно от всего устал. Если бы не рамки приличия, положил бы голову на парту и заснул прямо на уроке.
Конец моим коварным мыслям пришел со звонком.
– Ух-ты, да у нас теперь новенький!
– И не говори! Тацуми, где ты такого откопал?
Кто-то чересчур фамильярно потрепал меня по плечу, а остальные дружки Тацуми упивались своим сарказмом, находя его смешным до колик.
– Оставьте его в покое, – как-то слишком уж безразлично произнес их лидер. Его голос прозвучал скорее как приглашение продолжить издевки, нежели попытка их погасить.
– Как же зовут нашего «красавчика»?
– А я его знаю! Это Кодзука, как-то его там…
– Какое красивое имя!
– Правда? Кажется, это на него мне вчера жаловался Юдзиро-кун.
– И что же с ним такое было?
– Как же, что? Разбитое сердце, слезы рекою. Говорит, что никогда не простит Юю за подобную выходку. Променять его, прекрасного соседа по комнате, на какого-то Кодзуку. Юя-кун, я думал, у тебя вкус получше.
– Достаточно посмеялись? – все с той же апатией поинтересовался Тацуми, даже не глядя на трех своих дружков.
– Послушай, Юя, – один из них наигранно потянулся к его уху, будто желая спросить о страшном секрете. При этом шептал он так громко, что его слова услышали даже девчонки, наблюдавшие за этим действом со стороны. – А это правда, что ты выбрал его за то, что он крайне хорош в постели?
Девчонки тут же, почти синхронно, отвернулись, с трудом сдерживая хихиканье. Другие два парня изобразили на лицах крайнюю заинтересованность. Я сжал кулаки так, что костяшки побелели. Только Тацуми оставался все таким же, пуленепробиваемым, по всей видимости.
– Нет, что ты. Разве может кто-то в этом деле быть лучше тебя? – сказав это, он ехидно улыбнулся, намеренно интимно дотрагиваясь до локтя своего, так сказать, собеседника.
Тут уж рассмеялись и двое остальных дружков, даже Тацуми не выдержал и позволил себе издать приглушенный смешок. В этой ситуации, должно быть, только мне было не до смеха. Я продолжал молчать, не оставляя попыток успокоиться, отрешиться от настоящего. Если я сейчас выйду из себя, то потом мне просто покоя не дадут со своими издевками.
– Нет, правда, – надул губы самый дерзкий из троицы. Он был невысок ростом, зато обладал весьма надоедливым характером. Позже я узнаю, что его зовут Нисияма Хироюки. – Юя-кун, какого черта ты всюду таскаешься с ним?
– Кто знает? Может, судьба такая?
Меня передернуло. Хоть Тацуми всего лишь отшучивался от своих друзей, и тон его был несерьезным, я слишком чутко отреагировал на это заявление. Что бы я ни говорил, а к судьбе я относился с определенным почтением. Хоть и считал, что она зачастую обделяет меня своим вниманием, позволяя плыть вперед по течению, не привнося жизненно-необходимых перемен в мое существование. Представить же, что судьба вдруг решила столкнуть меня и Тацуми… даже мысли об этом казались отвратительными.
– Эй, Кодзука, – окликнул меня один из дружков Тацуми, – чего это ты так задумался, а? Думаешь, тебе так запросто отдадут Тацуми?
– К черту, – мне хотелось бы произнести как можно спокойнее, но голос упорно желал сорваться. – Прекратите нести всю эту чушь! Вы выглядите… жалко.
Стараясь игнорировать последовавшие насмешки, я лишь удобнее уселся за партой и уткнулся носом в скрещенные руки. Это не помогло мне избежать издевательств, зато помогло собрать свои нервы в кучку и выбросить получившийся из них непритягательный на вид комок в воцарившуюся атмосферу. Мое воображение тут же нарисовало подобную картину, и я даже немного успокоился, словно со стороны наблюдая, как мое другое я сжимает в руке нечто отвратительное, очень темное и… живое. Затем, замахивается и выпускает это нечто в открытое окно. Стало заметно легче. Теперь никто не мог меня всерьез задеть.
– Какой-то странный он, – хмыкнул Нисияма, наконец теряя интерес к моей скромной персоне и поворачиваясь к Тацуми. – Слушай, Юя! Давай после уроков завалимся к Уэхаре. У него сегодня…
– Прости, сегодня я вряд ли смогу.
– Как это? Но ведь Уэхара…
– Я все понимаю, Хиро-кун. Но есть некоторые обстоятельства, против которых мне не дано пойти. Я сожалею, но… как-нибудь в другой раз.
– Это все из-за него? Из-за этого Кодзуки? Что ты такое задумал, Юя?
– Задумал? Вроде бы, ничего, – Тацуми пожал плечами. – Если у тебя есть идеи, что можно задумать, то я с удовольствием их выслушаю.
– Ты что-то скрываешь.
– У каждого есть что недоговаривать своим друзьям.
– Хиро, оставь ты его, – вмешался кто-то из двух других парней. – Пусть строит из себя саму загадочность. Скоро урок начнется.
Больше они не заговаривали. Урок начался минуты через две-три.

Все, что я мог чувствовать, это жуткий голод. Во время большой перемены, у меня не было абсолютно никакого желания наведаться в школьную столовую. Там, как всегда, слишком много народа. Еще и мои одноклассники непременно пристали бы с расспросами на тему, почему я не пришел сегодня на первые уроки. Узнав, что причина кроется в переходе в другой класс, они бы только взбудоражились еще пуще. Пошли бы новые каверзные вопросы, их глупые ужимки и попытки пошутить, не так злобно, как это делали дружки Тацуми, но все же это было бы не очень лестно. Стараясь избежать столкновения со знакомыми, едва закончились занятия, я пулей вылетел из школы. Тацуми помянул меня парой нехороших слов. Он явно не ожидал от меня такой скорости. Облегчение пришло только спустя пару кварталов, когда шанс наткнуться на кучу знакомых стал близок к нулю. Тацуми продолжал молчать. Я не мог даже предположить, злится ли он и, если да, то по какой именно причине. По крайней мере, лично ко мне сегодня особых претензий быть не должно.
Тацуми предложил заглянуть в небольшой ресторанчик кансайской кухни, намекая на то, что там готовят самое лучшее юдофу в Токио. «Главный повар сам родом из Кансая. Говорят, очень скучает по Киото, но считает своим долгом донести до жителей шумной столицы истинный вкус кансайских блюд. Ведь в Токио, разумеется, никто не умеет готовить так, как готовят у него на родине», – поведал мне Тацуми. Как-то слишком безмятежно, будто мы с ним уже давно являемся приятелями.
Юдофу вправду оказался очень вкусным. Нам с Тацуми совершенно не о чем было разговаривать, поэтому трапеза прошла в торжественном молчании.
– Я собирался зайти домой, – как-то слишком апатично напомнил я.
В ответ Тацуми лишь кивнул.
Моя мама встретила нас с неприлично счастливым лицом. Познакомилась с Тацуми, послушала об участи моего несчастного пальто (конечно, упал я случайно), погоревала насчет «украденного» мобильного телефона, пригласила перекусить, но, получив отказ, лишь понимающе покивала и предложила нам отправиться в мою комнату. Я никак не мог собраться с мыслями и решить, как же объявить ей, что я собираюсь временно переселиться. Я даже попросил помощи у Тацуми, чтобы он придумал какое-нибудь красивое объяснение, но тот был слишком занят разглядыванием моей комнаты.
– Хамасаки Аюми? – он как-то странно улыбнулся. – Так ты у нас фанат.
У меня не было сил отвечать. Все равно он переврет все мои слова и будет стоять на своих убеждениях. Так что, в этом нет никакого смысла.
Если не считать беспорядочно распределившихся по всей комнате дисков, особого беспорядка у меня не наблюдалось. Хотя бы этим я мог укорить Тацуми, в комнате которого был сущий бардак. Он, кажется, не был особо задет подобным обстоятельством. Взял с моего письменного стола какой-то журнал и принялся листать его. Может, мне бы и удалось расслабиться, оказавшись после всех передряг в своей любимой комнате, но Тацуми портил всю атмосферу. Его присутствие только еще больше напрягало. Вскоре я заметил, что не могу даже спокойно открыть шкаф с одеждой. И ведь даже нельзя попросить его выйти за дверь. Если это увидит мама, то заподозрит что-то неладное или же уличит меня в отсутствии манер.
Каждый шаг Тацуми по паркету, каждый его многозначительный вздох или смешок, каждое брошенное вскользь замечание. Я и представить себе не мог, что мне понадобится так мало, чтобы моя комната превратилась в самый центр ада.
– Чего ты так долго копошишься? – недовольно поинтересовался Тацуми, глядя на мои попытки решить, что из моих вещей более необходимо для переезда.
Я счел возможным не отвечать, но, тем не менее, постарался быстрее разобраться. Что-то из одежды, зубная щетка, паста (в моей голове еще слишком ярко жили воспоминания о сегодняшнем утре), прочие мелочи, без которых мы не можем обойтись, и некоторые такие, от которых, в принципе, можно было бы воздержаться.
– Как, ты не возьмешь с собой плакат Хамасаки-сан? На чей портрет же нам молиться перед сном?
– Кажется, кто-то слишком много стал говорить, – сердито буркнул я, морально подготавливаясь к предстоящему разговору с матерью.
Может быть, этот день был отмечен в лунном календаре какой-то особой аурой? Сегодня, на удивление, все, казавшееся невозможным, давалось слишком просто. Я опущу все подробности по части разговора с мамой. Мне до сих пор кажется, что что-то было не так. Разве она могла так запросто согласиться отпустить меня непонятно куда, да еще и с каким-то сомнительным типом? Не иначе, Алайна знала какой-то сверхъестественный способ заставить все идти как по маслу.
Как бы то ни было, мама все же вела себя так, будто я покидаю ее на всю жизнь, обещала скучать и просила звонить каждый вечер. Я даже позволил ей обнять меня на прощанье. И почти пять минут слушал все наставления по самостоятельной жизни. Ничего нового.
– Я начинаю чувствовать какой-то подвох, – поделился я с Тацуми.
Он же только молча кивнул, уверенно шагая в сторону того дома, где мы теперь временно обитали. Я надеялся, что Алайна придет и сегодня. Пусть с ней толком нельзя было и поговорить, но ее присутствие заметно успокаивало меня. Не все же время проводить в компании этого отвратительного типа.
Все еще веря в то, что девушка появится и сегодня вечером, я не мог сосредоточиться на самых обычных вещах. Наконец-то представилась возможность принять душ. Как бы я не ненавидел Тацуми за одно его присутствие, мне пришлось смириться с этим фактом. Впереди еще не одни сутки, которые нам придется провести бок о бок. Стоило бы засунуть свою гордость и независимость куда-нибудь подальше, чтобы не трепать собственные нервы.
После душа, мы устроились около стола в большой комнате, в надежде разобраться с уроками. Мне казалось, что Тацуми, как и большинство хулиганов, будет только списывать мою домашнюю работу. К моему удивлению, он даже не спросил о наличии такой возможности.
Все время, что мы провели за тетрадями, я частенько отвлекался, с подозрением глядя на телефон, находившийся все там же, где его оставили. До сих пор он так и не зазвонил. Может, это была какая-то шутка от Алайны? Ведь этот агрегат невозможно даже подключить к электричеству. Еще сомнительней звучали бы ее слова о том, что через этот телефон с нами будут связываться человеческие души, если бы не вся эта ненормальная история с машиной, связью и прочей ерундой. Кажется, теперь я готов был допустить что угодно, поверить в любую мнимую правду.
Отложив в сторону учебник по истории, я снова остановил свой взгляд на телефоне. Не должен же он вечно молчать? Когда-то же он зазвонит? Сердце даже ускорило свой темп. Ожидание чуда прочно поселилось во всем моем теле. Я не был уверен, что это должно произойти именно сегодня, но почему-то не мог отделаться от чувства, что ждать осталось лишь одно мгновение. Видать, заразившись моим настроем, Тацуми тоже отодвинул учебники и также сконцентрировался на телефоне. Прямо как прошлым вечером. Прошлым вечером…
– Знаешь, нам лучше не следить за ним… так внимательно, – отрываясь от бессмысленного занятия, произнес я. – Иначе мы опять пойдем спать только за полночь.
– И в самом деле, – Тацуми учащенно заморгал, отвлекая свое внимание от телефона. – Хорошо бы еще не забыть поставить будильник…
И все же, даже лежа в кровати, мне казалось, что весь дом вот-вот пронзит характерная трель. Это, безусловно, очень сильно мешало заснуть. Зато я был готов в любую минуту выбраться из кровати и спуститься обратно на первый этаж. Чтобы поднять трубку и…

Он все же зазвонил.
Три дня, казавшиеся вечностью, но на деле вылившиеся лишь в бесцельно потраченное время. За все эти три дня не произошло ничего судьбоносного. Я даже вконец свыкся с необходимостью, постоянно находиться подле Тацуми. Полагаю, он также привык к моему присутствию. В эти дни мне особо не хватало Алайны. Возможно, они казались такими бесконечными лишь из-за того, что она ни разу не пришла к нам. Впрочем, теперь я усвоил, что с нами возиться никто не собирается. Она обещала иногда справляться насчет наших успехов, но она вовсе не обязана навещать нас каждый божий день.
Когда телефон зазвонил, мы только-только входили в дом. Я переглянулся с Тацуми и, даже не снимая обуви, тут же рванул в гостиную, чтобы поднять трубку. Тацуми напряженно смотрел на меня, не зная, чего и ожидать от этого разговора непонятно с кем. Я же готовился к чему-то необычному, поэтому даже слегка огорчился, услышав на том конце провода самый обычный девчачий голос:
– Алло!
На миг растерявшись, я не смог ответить сразу, поэтому девушка повторила:
– Алло?
Ее голос казался таким знакомым. Будто мы знаем друг друга уже довольно долго. Только я никак не мог вспомнить, кто это… или…
– Хитоми? – неожиданно для самого себя, спросил я девушку, слушая помехи.
– Ну же! Что там? – спросил Тацуми, придвигаясь поближе ко мне.
Я вздохнул, отнимая трубку от уха.
– Связь, кажется… оборвалась…