автор оригинала В. Конецкий
Маньяк

На «Энтерпрайзе» жил кот. Как он попал на корабль, никто точно не знал. Кто говорил, что его пронесли контрабандой дамы из научного отдела. Кто говорил, что он попал еще котенком на борт в коробке, в которой на корабль доставили какое-то супер оборудование для медотсека. А кто-то уверял, что он сам видел, как котенок был подобран на Звездной Базе самим капитаном. Только этот кто-то не решался назвать себя. В общем, кот был. Какие-то шутники записали его в списки команды под именем Маркус Арманьяк Третий. Со временем полное имя забылось, а кота стали называть просто – Маньяк, с легкой подачи Чехова. Хотя ничем особенным Маньяк не выделялся. Кот как кот. Приписан был к научному отделу, где имел свою постель и миску. Но видеть его можно было по всему кораблю. Особенной «любовью» к коту пылал мистер Скотт, за то, что ему частенько приходилось вытаскивать Маньяка, причем почти всегда за хвост, из глубин разобранных для ремонта панелей в инженерном, которые кот избирал как место для спанья. И лучше бы вам не слышать, какие слова при этом произносил главный инженер.
Был кот Маньяк рыж. Был осторожен, как профессиональный шпион-двойник: однажды получив по морде хвостом альтаирской синей ящерицы, никогда больше не заходил в отдел ксенологии.
Прожил он на «Энтерпрайзе» около года нормальной жизни судового кота – лентяя и флегмы. Но потом начал стремительно лысеть, а ночами то жалобно, то грозно мяукать. И не раз ночная смена, особенно молодые кадеты, только что получившие назначение и еще не знающие про Маньяка, впадали в ступор и покрывались холодным потом, слыша ночью заунывные звуки, раздававшиеся по отсекам.
Мистер Скотт считал, что единственный способ заставить Маньяка не орать по ночам – это укоротить ему хвост по самые уши. Тем более что у лысого Маньяка видок был, действительно, страшноватый. Однако Ухура, которая была главной заступницей кота, сказала, что все дело в его тоске по кошке. И командованием корабля было принято решение найти Маньяку подругу. Где-то у нейтральной зоны встретился «Энтерпрайз» с транспортником «Тайфун». Двое суток они мучили команду вопросами о родословной Маньяка, выставляя невыполнимые условия калыма и, довели Ухуру почти до сердечного приступа. Наконец сговорились, что свидание состоится на борту «Тайфуна», время – ровно один час, калым – два килограмма кофе для капитана их корабля. Родословная Т’Кали – так звали их красавицу – энтерпрайзовцев не интересовала, так как Маньяк должен был, как мавр, сделать свое дело и уходить.
Доктор Маккой, как командир группы высадки, Ухура и три человека эскорта транспортировались на «Тайфун». Маньяк сидел в коробке. Вернее, он там спал. Пульс 80, никаких сновидений, никаких подергиваний ушами, моральная чистота и нравственная готовность к подвигу. Но на всякий случай Маккой затребовал с собой троих СБшников, чтобы оградить Маньяка от возможных хулиганских выходок энсинов принимающей стороны – с ними никогда не знаешь, чем закончится: хорошей дракой или хорошей выпивкой.
Команда высадки немного опаздывала, так как перед отправкой было много лишних, но неизбежных формальностей. Например, часть команды считала неудобным отправлять маньяка на свидание в полуголом, облысевшем виде. И на кота была намотана форменная рубашка, на левую лапу прикрепили уже неработающий медицинский трикодер, а на шею повязали черный галстук. Доктор Маккой был против украшательств. Не следует обманывать слабый пол, даже если, судя по имени, его представитель родился на Вулкане. Капитан с доктором согласился, и поехал Маньяк к Т’Кали старомодно обыкновенный.
Накануне коту засовывали в пасть вяленый инжир и шоколад, впрочем, не будем перечислять все флотские глупости и пошлости. Приведем только слова мистера Скотта, который вдруг проникся к Маньяку сочувствием: «Маньяк, так тебя и так! Покажи этой вулканке, где раки зимуют!»
И вот после неизбежных формальностей группа высадки наконец-то отправилась.
К сожалению никого не насторожила обстановка на борту транспортника. Вся палуба кишмя кишела экипажем. В инженерном отсеке было огорожено четырех угольное пространство. Оно напоминало ринг. Т’Кали была привязана в дальнем конце ринга. Она оказалась полосатой, дымчатой обыкновенного вида кошкой. Вряд ли ее невинность, даже если о невинности могла идти речь, стоила такого дефицита, как два килограмма натурального кофе.
Как всегда в любые времена, при любом зрелище вокруг толкалось человек двадцать, что было явно нескромно, но что можно ожидать от экипажа транспортника в такой ситуации? Чтобы они все закрылись в каюте и читали стихи Лираса? Ожидать этого от них было бы, по меньшей мере, наивным. Поэтому энтепрайзовцы заняли место, отведенное для их делегации, и доктор Маккой сказал, что времени у них в обрез.
И вдруг Маньяк показал, где зимуют раки.
Когда коробку поставили внутрь ринга на металлический пол, и когда кот сделал первый шаг из коробки и увидел Т’Кали, то не стал выжидать и сразу заорал. У одного мастера триллеров был рассказ про ле’матью которая «кричала нечеловеческим голосом». Так вот Маньяк тоже заорал нечеловеческим голосом, когда первый раз в жизни увидел Т’Кали.
От этого неожиданного и нечеловеческого вопля все – ко всему привычные люди – вздрогнули, а один здоровенный из экипажа транспортника уронил фотоаппарат, и тот полыхнул жуткой желтой вспышкой.
Долго орать Маньяк не стал и, не закончив вопль, подпрыгнул над палубой метра на полтора строго вверх. У некоторых даже возникло впечатление, что кот стремиться допрыгнуть до потолка, но с первого раза у него это не получилось. И, рухнув вниз, он зразу запустил себя вторично, уже метра на три. Таким образом, неудача первого запуска его как бы совсем и не обескуражила.
Надо был видеть морду Т’Кали, ее восхищенную морду, когда она следила за этими самозапусками лысого и флегматичного Маньяка.
Человек, как известно, не используем и десяти процентов физических, нравственных и умственных способностей, когда существуем в нормальных условиях. И что совсем не обязательно быть чемпионом по прыжкам в высоту, чтобы прыгать выше кенгуру. Достаточно попасть в такие обстоятельства, чтобы вам ничего не оставалось делать, как прыгнуть выше самого себя, - и вы прыгнете, потому что в вашем организме заложены резервы. И Маньяк это демонстрировал с полной наглядностью. Просто чудо, что он не переломал себе всех костей, когда после третьего прыжка рухнул на палубу минимум с десяти метров.
Труднее всего передать то, что творилось вокруг ринга. Экипаж валялся штабелями, дрыгая ногами в воздухе, колотя друг друга и самих себя кулаками и, подобно Маньяку, орали нечеловеческими голосами. Такого патологического хохота, таких визгов, таких восхищенных ругательств, вам еще нигде не доводилось слышать.
Когда Маньяк без всякого отдыха рванул вверх в четвертый раз, стало ясно, что пора все это свидание прекращать, что транспортник скоро разнесет на части от дикого хохота. Капитан транспортника говорить тоже не мог, но знаками показал доктору Маккою, чтобы он брал кота и отваливал, что он прикажет сейчас запустить систему пожаротушения, чтобы привести толпу в сознание, что необходимо помнить о технике безопасности.
Ладно. Каким-то чудом доктору удалось засунуть под падающего уже практически из открытого космоса Маньяка картонную коробку. Потом все навалились на крышку и попросили у транспортников кусок шпагата, потому что кот и в коробке пытался запускать себя на орбиты в разные стороны, продолжая мяукать, и выть, и крыть всех таким кошачьим матом, что сам кошачий бес вздрагивал.
Главный инженер транспортника дал кусок провода, взяв за него расписку – так уж устроены эти инженеры, - и энтерпрайзовцы отправились домой, какие-то оглушенные и даже как бы раздавленные недавним зрелищем.
Маньяк притих в коробке: очевидно, он пытался восстановить в своей кошачьей памяти мимолетное видение Т’Кали, которая растаяла как дым, как утренний туман, безо всякой для него пользы.
Через неделю Маньяк оброс шерстью как павиан. И старая рыжая, и новая черная шерсть били из него фонтаном. И весь его характер, тоже разительно изменился. Теперь он полностью оправдывал свое имя. В ксенологическом отделе приняли меры по защите питомцев от наглого кота, который так и норовил вытащить кого-нибудь из клетки. Вскоре он лишился хвоста, который ему откусил песчаный скорпион с Денебы, а потом лишился и левого уха. Пришлось запирать его и не допускать до клеток. Лучшим развлечением для него теперь стала охота на новобранцев. Он притаивался в темных уголках и, когда мимо шел ничего не подозревающий кадет, Маньяк с диким мявом бросался тому под ноги и, убедившись, что кадет точно упал, скрывался в недрах корабля
И тут «Энтерпрайз» получил странное сообщение от транспортника, в котором их доктор просил сообщить о состоянии Маньяка. Им ответили, что облысение прекратилось. И сразу же пришло другое сообщение со слезной просьбой судового врача занести эти данные в судовой журнал, так как он, доктор, работает над проблемой лечения облысения путем воздействия на зону облысения электрического тока, и что он подавал на Маньяка тридцать три герца сорок вольт при четырех амперах.
Итак, теперь стала понятно, почему Маньяк чуть не пробил корпус транспортника своими прыжками. Но сам-то кот не мог об этом узнать. Он, очевидно, считал, что тридцать три герца исходили не от палубы, а от Т’Кали. И он свирепо возненавидел всех кошек. Но это уже совсем другая история…