Название: «In Truth» (По правде говоря)
Автор: Зета
Жанр: словоблудие (не йумор), монолог.
Рейтинг: PG-13 (не думаю, что среди читателей будут особо впечатлительные барышни)
Персонаж: уже традиционная жертва моего вдохновения
Дисклеймер: стандартно отказываюсь от всего, что мне не принадлежит.
От автора: ммм... пожалуй, могу даже поставить некий ООС. Ибо Не имею ни малейшего понятия, подразумевалось ли вообще нижеследующее глубокоуважаемыми сценаристами. Хотя канон старалась держать.
Возможна дальнейшая правка, но не кардинальная.
Отдельное спасибо тем, кто вычитывал сей поток сознания, тем, кого я мучила планомерно и в порядке очереди - Гатто, Ксюнель и Тари))
Итаааааак...
Бессмертный эпиграф:
«Когда бы знать, что завтра ждёт!
И угадать событий ход…
Какой Судьба готовит бал -
Поминки или карнавал?»
(«Ромео и Джульетта», мегаизвестный мюзикл)
Постойте же, мэм! Вы уже одеваетесь? Нет, я, разумеется, понимаю, что ваша работа на этом закончена, но…
Но не смотрите на меня так. Да, я пьян, пьян… Однако, не настолько еще потерял рассудок, чтобы забыть, что все в этом городе можно купить – от любви до свободных ушей, готовых внимать за определенную плату.
Вы правильно меня поняли, сударыня, вот ваши деньги… Так что задержитесь еще на некоторое время.
Не удивляйтесь – вы, полагаю, еще никогда не видели человека, более чуждого этому злачному месту, чем я… Так не хотите ли в «уютной» обстановке этого дешевого клоповника отдохнуть и послушать занимательный рассказ некогда блестящего офицера? О! Конечно же Британского Королевского флота! Более того…
Впрочем, слушайте, ибо, проснувшись утром на этой проклятой койке с нестерпимой головной болью, я наверняка зарекусь исповедоваться еще когда-либо в своей жизни…
Вы знаете, это гадостное пойло любопытным образом развязывает язык… И я не удивлюсь, если выложу вам больше, чем хотел бы того сам…
Вот вы улыбаетесь… Не верите…
Вы ведь не верите, что, будь я блестящим офицером, то позволил бы себе опуститься так низко? Стать отвратительным, грязным оборванцем, растерять все остатки достоинства и чести… Уверяю вас, сударыня, нет ничего проще, чем в один прекрасный момент послать к чертям все свои принципы и жизненные устои! Впрочем, кому я это говорю? Уверен, что и вы не явились на свет Божий рядовой портовой девкой…
Так о чем я? Ах, да, о принципах… Вот видите – я уже теряю нить собственных мыслей, как нить моей жизни однажды потеряла сама судьба!.. О да, весьма цветасто! Обычно я не склонен философствовать, однако алкоголь дарует необычайное красноречие.. Не правда ли? Наверное, именно поэтому из треклятого висельника-пирата тогда таким нескончаемым фонтаном хлестал поток словоизлияний…
Что? О ком я говорю? Ооо, лишь сумбурные мысли вслух о недавнем прошлом… Таком недавнем, что аж передергивает… Но я же хотел вам все рассказать… однако, даже не знаю, с чего начать.
Хотя нет, у моей истории есть совершенно определенное начало...
Но я прошу вас, сядьте же, наконец! Как джентльмен, коим я когда-то являлся, не могу позволить себе сидеть в присутствии дамы…. Даже когда голова идет кругом и не держат ноги… Так что прошу вас, присаживайтесь и подайте мне еще бутылку этой крепкой дряни. Не в моих интересах уснуть сегодня в здравом уме и твердой памяти…
Так вот… В тот день я официально получал звание… неважно, сейчас мне так же плевать на тогдашние официоз и помпезность, как и на все те регалии, которые теперь значат ровно столько же, что и слова на заборе, который видно из этого отвратительного заплеванного окна... А, впрочем, вы знаете, ведь мне салютовал шпагами целый гарнизон!.. Вы правы, и я бы не сказал сейчас такого по своему виду, но не в этом дело, ведь все это ушло в прошлое и вряд ли вернется...
И, наверное, даже хорошо, что вместе с прошлым ушла и она...
Да? Вы и вправду полагаете, что мужчина может себе позволить поплакаться кому-то в жилетку лишь в том случае, если его постигли несчастия в любви? Ну что ж, возможно, в этом есть доля правды… И доля этого гадостного пойла, которое так ненавязчиво вызывает на откровенность.
Скажите мне, сударыня, ведь вам наверняка известно, что из себя представляет влюбленный мужчина? Кого? Дурака? О, как вы близки к истине… И все же, был ли я дураком, судить не мне…
Ведь я потерял все исключительно благодаря своим амбициям, впрочем, не без посторонней помощи…
О, нет, что вы, она не была авантюристкой. Она была дочерью губернатора, общепризнанной красавицей и моей негласной невестой. И как же глупо было полагать, что лишь мое положение в обществе могло заставить эту девушку сказать мне «да» на предложение о замужестве. И того унизительнее было обнаружить, что знатному офицеру она предпочла безродного кузнеца. Нет… Не обнаружить, а услышать объявление об этом, которое она не постеснялась сделать прилюдно… Ну что ж, это ее выбор.
Но неудачи в любви лишь подтолкнули меня на нынешний путь, о котором я и собираюсь поведать вам… Ведь до рассвета далеко, а за кроватью стоят еще четыре непочатые бутылки, на которые у меня весьма определенные планы.
Я снова сбился с мысли…
Как тяжело говорить об одном, когда есть возможность выложить кому-то все и сразу… Надо же, никогда не мог понять, как можно рассказать всю подноготную своей жизни совершенно незнакомому человеку… А ведь так даже легче.
Ну, слушайте же, сударыня. Ведь, признаться, наконец, отвести душу - гораздо приятнее того, что было между нами совсем недавно. Надеюсь, на утро я хотя бы не вспомню этого…
И как хотелось бы так же не вспомнить некоторых обстоятельств, которые, я полагаю, и проложили мне дорожку в этот вертеп, в этот отвратительный бандитский порт. И одно из них – моя попытка признаться в своих чувствах девушке, которую я хотел взять в жены. Хах, как глупо, как невероятно глупо и страшно все случилось…
Представьте себе, сударыня, я волновался, словно мальчишка, делая предложение особе, которая более, чем на десять лет меня младше, И из-за своего страха смотреть ей прямо в глаза чуть было не стал вдовцом, не женившись! Она… Она упала прямо в море с края стены форта, куда я привел ее, чтобы сделать предложение… Ей стало дурно из-за тугого корсета, а я даже не заметил этого, обливаясь холодным потом и с трудом подбирая слова для объяснения…
И я даже посмеялся бы сейчас вместе с вами, если бы эта глупая ситуация не повлекла за собой ужасные последствия.
Нет, она не умерла. Ее неожиданно спас чудом оказавшийся в наводненном солдатами порту пират, мерзкий висельник и кривляка. Удивительно, не правда ли? Он вытащил девушку из воды, предварительно, правда, разодрав на ней платье…
Это я и увидел, подбежав со своими солдатами к причалу. Признаться, я готов был удавить его уже в ту минуту…
Что уж говорить о том, что я почувствовал, когда девушка стала рьяно защищать этот ходячий персидский ковер, этого увешанного побрякушками попугая… Разумеется, в ее глазах он совершил благородный поступок, в то время как я благополучно проворонил момент ее падения и мог лишь в оцепенении наблюдать с высоты пятидесяти футов, как пенится сомкнувшаяся на ее телом вода … Это было невыносимо. И вот потому с превеликим удовольствием, не взирая на ее отчаянные просьбы не трогать этого… спасителя, я отдал распоряжение о его аресте…
Но плут оказался не так прост… Признаюсь, изначально я принял его за совершеннейшую нелепицу, которая каким-то дивным образом имела честь носить на руке клеймо пирата. Вы, сударыня, полагаю, наверняка когда-нибудь лицезрели на Тортуге Джека Воробья – все отбросы Карибского моря рано или поздно появляются в этом злачном местечке. Да? Тогда вы понимаете, о чем я мог подумать, когда впервые увидел ЭТО. А когда Это, воспользовавшись ситуацией, прижало к себе мою невесту, рьяно кинувшуюся заступаться за него, и стало угрожать ей, таким образом пытаясь спастись…
Он потребовал, чтобы вернули его имущество. И, обхватив ее шею скованными руками, заставил пристегнуть шпагу, для чего ей нужно было прижаться к нему настолько плотно, насколько это было возможно… И она подчинилась. Смотреть, как грязные руки, ощупавшие всех шлюх Нового Света, прикасаются к той, которую я любил...Которую боялся представить даже просто без шляпки.. Уже это казалось мне порочным и низким! А видеть ее сейчас, в одном нижнем платье, практически обнаженную и беззащитную перед вороватыми глазами солдат и офицеров было просто невыносимо... И все же я смотрел. А взгляд пирата, которым он недвусмысленно показывал свое превосходство передо мной на тот момент, приводил меня в молчаливое бешенство…. Но сделать я все равно ничего не мог.
Дважды я ощутил свою беспомощность за этот день… Дьявол!
Простите, сударыня… И дайте мне еще одну бутылку… сам я уже не дотянусь, а просто упаду в эту смесь осколков и рома…
Благодарю, миледи… Что бы я делал без вас?
Любопытно, сколько я еще выпью? Раньше от бокала коньяка уже начинался шум в голове, а теперь я поглощаю, будто воду, это мерзкое пойло, от которого наутро возникает настоятельное желание застрелиться…
Я снова ушел от темы. Итак. Выждав момент, Воробей оттолкнул девушку и, ухватившись за канат для подъема грузов, ухитрился ускользнуть… Иначе, как чудом, это назвать нельзя. Как и то, что пушка, свалившаяся с высоты двадцати футов благодаря маневру этого арлекина, пробила мостки причала буквально в трех шагах от нас. В суматохе я не сразу сообразил дать команду «Огонь!». Но стрелять было уже слишком поздно – целиться в летящую мишень, которая, словно, червь, извивалась в воздухе, было весьма непросто. К моему сожалению, ни я, ни один из моих подчиненных, не попали в эту обезьяну. Но выместив ярость в пальбе, мы бросились в погоню – простить ему это унижение я не собирался.
И Воробей попался. Глупо и нелепо, как и подобает таким типам. Он получил по голове бутылкой от мертвецки пьяного кузнеца, пытаясь укрыться в кузне. И я торжествовал. Ведь по гарнизону уже наверняка начали перекатываться шутки и слухи о том, что я своими признаниями чуть не угробил губернаторскую дочку, а после этого упустил пирата, который ее геройски спас, правда, взяв за свои услуги плату и без стеснения облапав командирскую зазнобу…
Чего же здесь смешного, сударыня?! Мне было не до шуток! Мне и сейчас не до шуток, черт возьми…
Ведь в тот день меня ожидало еще одно не слишком приятное событие. Во мраке наступившей лунной ночи на город напали пираты… До сих пор не понимаю, как сторожевые корабли на рейде могли прозевать пиратское судно, однако факт остается фактом – погасив бортовые огни, оно вошло в порт и тут же начало обстрел. Видно, солдаты хорошо погуляли в честь назначения нового командира, так как к тому моменту, когда гарнизон очухался, городу уже был причинен большой ущерб – добрая половина домов горела, а на улицах слышались пальба и дикие крики. Но даже то обстоятельство, что в мой первый день на посту командира военной эскадры на город обрушилось такое несчастье, - ерунда по сравнению с тем, что мне предстояло услышать утром…
А утром губернатор, который по моему настоянию практически всю ночь отсидел в штабе, смог добраться до своего дома и обнаружить страшное: большая часть слуг была убита, а его единственная дочь - похищена пиратами…
Признаться, я не сразу смог поверить… Ведь это означало только одно: девушка, которую я любил, пройдет по рукам всей команды, а потом ее либо убьют, либо выкинут в каком-нибудь Богом забытом порту, где она сама тут же покончит с собой, не в силах жить с воспоминаниями о произошедшем.
Не хочу сейчас говорить о том, что я чувствовал тогда, – хоть это и позади, но до сих пор я помню оцепенение и горечь, которые остались после слов губернатора, произнесшего их тихим и срывающимся голосом, глядя куда-то в пол. Он просил отправиться в погоню, однако я хорошо понимал, что эти действия не принесут желаемого результата: пиратский корабль ушел так же бесшумно, как и появился, задолго до рассвета, поэтому определить курс, который он взял, не было никакой возможности. К тому времени, как судно будет найдено, при условии, что действительно будет, дочери губернатора уже наверняка не станет на свете.
Моя несбывшаяся невеста пропала без следа… И от этого хотелось выть, как побитой собаке.
И правда, весьма трагично, сударыня…
Отвратительное состояние… Как сейчас помню: было восемь часов утра. Я стоял и лениво ковырял карту Карибского бассейна штангенциркулем, ничего не соображая, но упрямо поддерживая видимость кипучей деятельности, на которую меня сподвигал губернатор, из последних сил надеющийся найти свою дочь хотя бы живой. А что мог предпринять я? Разве что отыскать ясновидящего, который мог бы подсказать нам курс, взятый пиратским кораблем. Ведь бросаться в погоню было глупо – слишком много в Карибском море портов, принимающих пиратские суда вопреки всем законом, но еще больше островов, на которых эти мерзкие головорезы обосновали свои базы… В голове была пустота, нервы на пределе, и губернатор только подливал масла в огонь, торопливо шагая за спиной и непрерывно осведомляясь, принял ли я решение, какой взять курс…
Но вдруг произошло событие, из-за которого я чуть было не попал под трибунал, от чего попросту оказался бы здесь, на Тортуге, несколькими месяцами ранее…
У любимой мною девушки был… был не один поклонник, разумеется, так как более очаровательной молодой леди на Ямайке я не знал… Так вот один из этих кавалеров вызывал во мне открытое и бурное раздражение по причине того, что, пользуясь давней дружбой, довольно часто появлялся вблизи моей невесты… А так же обладал поистине тем отвратительным юношеским запалом, который так выводит из себя мужчин постарше. Словом, в довершение ко всем бедам этого утра, на меня навалилась еще и эта, далеко не самая маленькая. Этот юноша, эмоциональный молодой кузнец, каким-то чудом попал в стены форта и тут же, сверкая глазами, заговорил о небезразличной нам обоим девушке, настаивая на немедленной организации погони… Будь я менее терпелив, тут же приказал бы выгнать его, но я с каким-то диким удовольствием, неуместным в эту минуту, слушал его цветастые, напитанные благородством речи о том, что в такую минуту нельзя сидеть сложа руки… Я мысленно обругал его самыми последними словами, которые офицер знает, но старается не произносить прилюдно, однако хранил молчание, пытаясь хотя бы этим дать понять, насколько мне не интересны его неуместные геройства… Но благородный кузнец оказался более настойчивым, чем я предполагал: чуть не дымясь, он одним прыжком подлетел к столу и со всей силы воткнул топор, который держал в руке, в карту в непосредственной близости от моей ладони. И в тот момент не знаю, как удержался от того, чтобы не вытащить пистолет и не пустить пулю в лоб этому юному кретину… Но вместо этого лишь увел его подальше от губернатора и мстительно отрекомендовал не давать указаний тому, кому плевать на его бестолковый энтузиазм…
Сударыня, если бы я тогда только предполагал, что мальчишка совершенно справедливо доверился своему чутью, то не стал бы отсылать его на все четыре стороны… Ведь нежелание слушать эти пылкие речи и какое-то нездоровое упоение собственным горем хоть и косвенно, но слишком сильно повлияли на мой офицерский авторитет и послужили одной из причин тому, что я сейчас здесь разговариваю с вами…
Будто направляемый чьей-то невидимой рукой, этот ссс..смекалистый юноша умудрился освободить из тюрьмы отправленного туда мною накануне пирата, а так же совершить немыслимое: вдвоем отбить у дюжины солдат под командованием моего старшего офицера военный бриг… В это трудно поверить, однако это правда… Итак, пират, шут и висельник Джек Воробей в компании живого памятника безмозглой отваге – юного кузнеца - вновь уходил у меня из-под носа, дружелюбно помахивая треуголкой…
Пока тяжелый флагман – трехпалубный линкор – развернул по ветру паруса, быстроходный бриг уже ушел далеко… Однако этот инцидент помог мне выйти из оцепенения и броситься в погоню в надежде, что хотя бы этот молодой безумец сможет отыскать следы мисс Суонн…
Да, так ее звали… Я стараюсь реже произносить это имя – слишком много с ним связано. Все, что у меня осталось от прошлой жизни – пистолет, вот этот оплеванный камзол и парик, с которым я до сих пор не могу расстаться, хоть он уже, мягко говоря, выглядит странно…
Впрочем, довольно лирики! Благо, мой нынешний внешний вид к ней и не располагает…
Хотите выпить, мадмуазель? Находись мы с вами в моем бывшем кабинете, я бы предложил вам бокал, но, увы, в данный момент все удобства сводятся к банальному «из горла». Возьмите себе бутылку… И давайте за то, чтобы судьба заимела обыкновение не только втаптывать в грязь, но и поднимать из нее… Весьма амбициозно? Вы полагаете? Хах, я слишком привык к иной жизни. И вряд ли когда-нибудь смирюсь с тем, что мне может быть уготована участь до самой смерти ползать в этой грязи, с самого утра мечтая побыстрее напиться… Это затягивает, но это не по мне.
Но я отвлекся.
Так вот. В тот момент, когда линкор был готов отчалить, на пристани появился сам губернатор. Он настаивал взять его с собой, так как находится в своей резиденции и мучиться неизвестностью, для него казалось невыносимым. Не в моих полномочиях было отказывать, поэтому, приняв его на борт, корабль отчалил…
Больше недели мы крейсировали из порта в порт, пытаясь выяснить, видел ли кто-нибудь в море бриг «Перехватчик», а заодно навести справки о «Черной Жемчужине», том самом судне, которое напало на город. Имя этой пиратской посудины наводило какой-то непонятный, суеверный ужас на всех моряков, которых допрашивал я или мои лейтенанты, однако о ней нам никто не мог сказать ничего существенного. Поэтому приходилось довольствоваться лишь обшариванием портов, а так же предполагаемых пиратских баз на небольших островах, на которые мы выходили по наводке. Многие советовали нам зайти на Тортугу, однако линкору даже не удалось проникнуть в ее скалистую бухту, так как без сопровождающих кораблей его могли попросту расстрелять швартовавшиеся там пиратские суда. А подвергать опасности жизнь губернатора я не собирался…
И тогда я принял решение: вернуться на Ямайку, мобилизовать гарнизон и вновь выйти в море в сопровождении небольшой части эскадры, дабы без боязни причалить в порту Тортуги, где весьма вероятно мы могли получить кое-какие ценные сведения.
Вы знаете, сударыня, тогда, поставив по ветру паруса и следуя прямым курсом к Ямайке, я был сам не свой. Мне казалось, что хуже я себя чувствовать не мог… Отчаяние первого дня переросло в какую-то глухую боль… А что творилось с губернатором, я даже пересказывать не берусь. Изо дня в день мне казалось, что его хватит удар. Но он держался. Не знаю, как у него хватало на это сил.
На утро двенадцатого дня поисков на горизонте показалась струйка дыма. Оставить без внимания этот сигнал, который мог означать просьбу о помощи, я не мог, поэтому, сойдя с прежнего курса, линкор пошел правым галсом в сторону терпящих бедствие. Вскоре стало видно, что полыхает небольшой лес на острове – весьма впечатляющая картина, должен вам признаться...
Губернатор тогда вдруг сразу встрепенулся, с надеждой глядя на приближающийся остров, но я не спешил радоваться – шанс, что его дочь могла оказаться здесь, был один к миллиону. Но… но, видимо, родительское чутье не обмануло…
Да, мадмуазель, мисс Суонн действительно оказалась на этом клочке земли, во что я никак не мог поверить, сидя на носу шлюпки, отчалившей от линкора, и во все глаза глядя на хрупкую фигурку в белом нижнем платье, стоящую на берегу на фоне полыхающих пальм… Грязная, растрепанная, полуголая, но это была она. И она была жива.
Кажется, в тот момент я был по-настоящему счастлив…
Губернатор не дождался, пока шлюпка ткнется носом в песок, - в нескольких футах от берега он выпрыгнул за борт прямо в воду и кинулся обнимать дочь, которая чудом избежала смерти. Как мне ни хотелось сделать то же самое, но что-то заставило лишь встать в стороне, сдерживая счастливую улыбку… И в тот момент я даже мысленно поблагодарил Тернера, из-за которого мы отчалили от Ямайки. Ведь кто знает, как могла бы сложиться судьба девушки, не проходи мы в этих водах…
Но радовался я недолго. Не прошло и пяти минут с момента встречи, как откуда-то с дальней оконечности острова послышался крик, а потом я увидел фигуру человека, со всех ног бегущего к нам вдоль кромки воды и нелепо размахивающего руками. И каково же было мое удивление, когда в этой фигуре я узнал того, кто совсем недавно прощально махал треуголкой, стоя за штурвалом уведенного из-под моего носа брига… Карибское море оказалось слишком тесным для того, чтобы наши пути с этим жалким кривлякой разошлись… А когда я вдруг сообразил, что этот аморальный тип находился Бог знает сколько времени на необитаемом острове наедине с мисс Суонн, внутри созрело настоятельное желание разодрать его на куски… А он смотрел на меня и улыбался… Но закон, по которому я должен был доставить государственного преступника в руки суда, слишком хорошо держал в узде потребность совершить самоуправство. Закон… Вы знаете, в тот момент я впервые в жизни возненавидел его, так как мне страшно хотелось прямо на месте разорвать пирата в клочья, без суда и следствия… Но я сдержался. К тому же, в глазах экипажа я навсегда потерял бы всякий авторитет, как человек некогда благоразумный и хладнокровный, но расправившийся с пиратом из-за одной недостойной ревности, которая, признаться, грызла меня невероятно…
Но своего апогея на тот момент она не достигла. Это ей только предстояло…
Еще в шлюпке на пути к линкору мисс Суонн начала свой путаный рассказ. И с каждой новой подробностью я мрачнел все больше, благо масла в огонь подливал и Воробей, которому, похоже, доставляло непереносимые физические мучения держать свой рот на замке. Подробности рассказа были на редкость фантастичны, и у меня начали зарождаться мысли, уж не организовала ли моя любимая свое похищение при помощи этого типа и Тернера? А уж тот факт, что имя этого неугомонного кузнеца она произносила с какой-то необъяснимой нежностью, тревожно сдвигая брови, заставлял меня кусать до крови губы…
Да, именно о нем я говорил вам полчаса назад… Слушайте же, черт возьми, хотя, вы правы, сейчас уже и так все ясно… Но тогда у меня еще теплилась надежда…
Стиснув зубы, я слушал ее… Она непрерывно говорила о том, что нам нужно идти к какому-то острову с целью спасать благородного мистера Тернера из лап морских разбойников… Что она обязана ему жизнью, что в гробу она видела мое благородство, раз у меня на лице написано желание бросить его на произвол судьбы… Да! Да, я бы бросил его, тысяча чертей… Спросите меня хоть сотню раз об этом, мой ответ останется неизменным. И никакие доводы не могли бы подействовать на меня… Кроме одного… О, женская проницательность… Она… Попробуйте же угадать, чем она разбила все глухие стены моей решимости…
Покончить с собой? Нет, что вы… Слишком дорога ей стала жизнь за последние дни… К тому же эта уловка не для гордой, избалованной аристократки.
Что?
О да, вот теперь вы необычайно правы… Да, согласие, она дала мне согласие. Знаете, что она сказала? Она сказала: «Сделайте это… Для меня, как подарок на свадьбу …»
С минуту я смотрел на нее, не в силах поверить, что не ослышался. В ее глазах была решимость, и ничего более, будто она собиралась ступить на эшафот, а не к алтарю. Я решался… я боролся с собой… Ведь, ответив решительным отказом на мольбу о спасении Тернера, я потерял бы ее навсегда… И если бы в тот момент я знал, что так оно и произойдет, никогда бы не поставил на кон жизни своего экипажа и мистера Суонна…
Но я сделал это. Ради той, которую полюбил. И пусть в глазах ее я не видел ответного чувства, однако уже тот факт, что я заслужил расположение этой гордой девушки своим поступком, застилал надеждой чувство ревности… Разумеется, я надеялся… И слепо верил.
Благодаря этому я проявил безрассудство, которое ни в чем не уступало невероятному безрассудству Тернера – без соглашения с вице-адмиралом отправился с одним единственным линкором в распоряжении на приступ, вероятно, хорошо укрепленной пиратской базы ради спасения одного единственного человека, за жизнь которого я мог поплатиться десятками жизней своих рядовых и офицеров… И все это не в стратегических целях, а исключительно в личных… Весьма опрометчиво.
Она уверяла меня, что не пыталась поставить в рамки каких-либо условий. Но разве причина, по которой мисс Суонн приняла подобное решение, была в том, что она страстно хотела стать моей женой? Вряд ли… Впрочем, тогда у меня не было времени как следует обдумать произошедшее. То, чего я хотел, начало претворяться в жизнь самым неожиданным образом, и у меня появилось обязательство, которое я должен был исполнить…
Мы вязли курс на Исла-дэ-Муэрто.
Отредактировано Zeta (2007-11-05 01:56:48)