Автор: Isil, она же Исиль, для близких - Исилька, для понимающих - Серое крыло.
Название: "Старый Пергамент".
Оригинальное произведение: Пираты Карибского моря
Рейтинг: NC-17, возможен фемслэш, возможен слэш, да и вообще невозможного нет - разве что кракена с Джеком вместе не будет.
Жанр: приключения, драма, роман-эротика (крутую эротику не обещаю).
Дисклеймер: претензий как таковых нет, все герои не мои, возможно, что-то свое и появится, но будет касаться лишь характеров главных героев.
Краткое содержание: кого только нет в Карибском море...
И что бы ни говорили, любовь там тоже есть.
Как ни странно, и среди пиратов. Как ни странно, и среди "женщин на корабле". Да и где ее нет...
Старый пергамент.
Есть у меня страсть одна - писать сразу несколько бортовых журналов. Потому что корабль, на котором плывешь, один, но тех, на которых к горизонту устремляется твоя душа куда больше...
А самая красивая история должна быть соответствующе написана. Есть у меня одна страсть...
Вместо предисловия.
Я сижу за кособоким столом в каюте, за окном идет дождь, дозорный зябко кутается в плащ. А мне хорошо и тепло.
Я много раз задавала себе этот вопрос, так и не нашла ответа…Лишь одно я поняла за это время. Как от пламени одной свечи загораются десятки свечей, и первая будет гореть так же ярко, так и любовь – чем больше даришь её, тем больше становится в мире любви, и сама ты не обеднеешь.
Как может быть счастлив лишь от того, что находится рядом с другим?...Горит свеча, воск капает на столешницу, чуть коптит и дергается пламя. Ходит за окном угрюмый часовой, надвинув на голову капюшон… Темно в каюте, лишь на моем столе светлое пятно. Темно и тихо. Только дыхание – мое дыхание. И её дыхание. Кажется, словно мы дышим вместе, одновременно выдыхая и вдыхая. А я и не думала, что у нас с ней на двоих одно лишь дыхание…
Я встаю из-за стола, стараясь не шуметь, осторожно подхожу к ней. Спит, утомилась за день, бедная девочка. Свернулась клубком в гамаке, ладонь под щекой, спадают на плечи светлые волосы. Пара пуговиц на рубашке расстегнута. Я вздыхаю неожиданно для себя и касаюсь губами её губ. Милая… Сколько раз я убеждала себя, что напрасно похитила тебя от них. Джек Воробей, Уилл Тернер, командор Норрингтон… Слишком много их, мужчин. Грязные, дикие, грубые… Они недостойны тебя. Может быть, с кем-то из них ты и была бы счастлива, но…Нет. Я выбрала тебя. А ты в ответ выбрала меня. Спи, моя милая. Моя Элизабет. Моя девочка.
Игра первая. Джек Воробей. Приз не назначен.
Глава первая.
Ты слишком много знал, или каково быть пиратом.
Джек с Гиббсом рассматривали выстроившийся в линию сброд, мечтающий попасть на Черную Жемчужину. Все бы ничего, только вот среди этого сброда была и я, что меня никоим образом не устраивало. Но что поделаешь, мне нужна работа, а этот гад украл мой бриг. Я столько ребят на нем потеряла! А тут сама нанимаюсь на чужой корабль…Правда, стоит посмотреть на лицо Воробья, когда он узнает меня. О да, ради этого стоит вынести несколько обидных слов и презрительных взглядов!
А потом дать ему такую пощечину, что на всю жизнь запомнится! Моя рука случайно дернулась, то ли предвкушая, то ли репетируя этот момент. Тем временем они подошли и встали напротив меня. Джек протянул руку к шляпе…Я наблюдала за ним из-под широких черных полей.
- Анна-Мария?! – с недоверием и страхом спросил он. Ох, даже не хочу думать, что он сейчас ощущает…Он же не может без того, чтобы вильнуть задницей на потеху народу.
- Именно, - отчеканила я, зло глядя на него. От всегда боялся этого взгляда. Он же трус. Самый настоящий трус, и смывается, как только дело начинает пахнуть жареным. Рядом с Воробьем стоял какой-то прилизанный мальчик – из тех, которые всю жизнь прыгают вокруг одной женщины и прямо-таки созданы для того, чтобы над ними насмехаться. Но он меня не интересовал.
Я размахнулась и дала Воробью пощечину. Сколько раз я засыпала с мыслью о том, что однажды он ответит за все. Если он возьмет меня на корабль, он подпишет себе смертный приговор. «Это тебе задаток,» - сказала я про себя.
- Похоже, это ты заслужил, - заметил Слащавый, наклонив голову и с интересом посматривая на меня.
- Да… - прохрипел Воробей, схватившись за щеку, - это за дело.
Я закивала, злорадно ухмыляясь. Всегда знала, что во мне есть что-то стервозное…
- Ты. Украл. Мой. Бриг!!! – прошипела я ему на ухо, еще раз ударив его и не забыв царапнуть при этом. Он уже ничего не сказал. Вспомнил, сволочь.
- Получишь новый, - спокойно пообещал Слащавый, невинно подняв брови и делая вид, что он тут ни при чем. – Вон тот.
Слащавый показал мне на бриг, стоявший на рейде. Мы с Воробьем одновременно взглянули сначала на корабль, а потом на него.
- Вот тот? – выдохнул капитан недавно обретенной Жемчужины.
- А что? – неуловимо улыбнулся Слащавый, и я подумала, что он далеко не так прост, как кажется сначала. В последний раз зло взглянув на Воробья, я нахлобучила на голову шляпу и проследовала на корабль.
Все оказалось не так-то уж и плохо, как могло быть. Большинство матросов меня уже знали, а оставшаяся часть узнала в следующую ночь, когда парочка подвыпивших (что за идиотство, напиваться в первую же вахту) решила, что залезть ко мне в гамак не так-то уж и сложно. Глупцы. Я далеко не так беззащитна, как это может показаться, и их жизней мне не жаль. Если бы Джек наутро приказал меня повесить, я бы не удивилась. Но он молча взглянул на тела, коротко кивнул и вышел. Или испугался, или ему все равно.
Он назначил меня рулевым. Не так-то уж и плохо, если вспомнить то, сколько узлов мы прошли под одним парусом, пока я не узнала, каков он из себя – тогда на штурвале я бывала редко. Но если бывала, то вела корабль намного лучше него. Он-то самоучка. Паршивый актеришка, освоивший несколько элементарных правил. И, черт возьми, я не знаю, как ему удалось продержаться так долго. Все это его чутье на неприятности и умение швырять людей в самое пекло, вместо того, чтобы самому сверкнуть задницей в драке. Всегда легче прийти к концу неприятности, когда она уже решилась, встать в позу и заявить, что без него ничего бы не вышло. Многие и сейчас так считают. Единственное, о чем он не врал, так это о своей любви к Жемчужине. О таком даже такой негодяй, как он, врать не мог.
Новый корабль был весьма неплохим, сидел на воде хорошо и шел быстро, хотя ни в какое сравнение с Жемчужиной не шел. Гиббс, этот старый пьяница, хорошо знал свое дело, мы с ним поладили. Он мне даже понравился, несмотря на то, что от него всегда разило ромом. Этот немой, Коттон, тоже оказался неплохим малым – наверное, потому что молчал. Его попугай стащил у меня сухарь, за что лишился пера на хвосте, и больше таких ошибок не совершал. На Марти особого внимания я не обращала. Во мне всегда было какое-то презрение к уродам и калекам, но ради Гиббса я не стала высказывать своего презрения к этому коротышке. Впрочем, Марти был неплохим матросом, и даже удобным – из-за своего небольшого размера. Остальные были типичными пиратами, о которых даже говорить не стоило: даже о Воробье сказать можно больше, чем о них.
Гиббс сказал мне «по секрету», что мы направляемся на Исла де Моэрта, где находится сейчас Барбосса с невестой Слащавого. Мне было наплевать на это со смотровой площадки Голландца, однако это дало мне повод призадуматься. Если Джеку плавание не приносит выгоды, он его не совершает. И какую выгоду он надеется извлечь сейчас? Вряд ли он сможет отбить Жемчужину, девок полно и на Тортуге…Оставалось одно – нечто, что связывает Слащавого и Воробья. Оказалось, что Прихлоп был папашей Слащавого – Тернера-младшего. Ю-ху, да неужели эта скотина научилась чувствовать признательность? Похоже, научилась. Папаша-Билл не раз вытаскивал Воробья из больших неприятностей, и он один не захотел его предавать.
Правда, после того, как я в одну из ночей разглядела Тернера-младшего, блаженно улыбающегося рядом с Воробьем, в голову мне начали приходить не особо веселые мысли о содомии на корабле. Ничего, меня это не касается. Здесь нет разделения на женщин и мужчин. Мы – пираты, здесь сильнейший имеет слабейшего, чтобы доказать, что он сильнейший. Я, однако, не нуждаюсь в доказательстве. На меня и так ни один кобель не вскочит.
В один из вечеров, стоя у штурвала, я услышала голос Джека:
- Ну что, цыпочка, как живешь?
- Твоими стараниями не особенно, - сквозь зубы процедила я, резко крутанув штурвал. Воробей еле удержался на ногах. Это доставило мне удовольствие. Хоть бы он за борт свалился…но мечтать не вредно. – Что тебе надо?
- Надо знать, о чем ты думаешь.
- … тебе, - ответила я, сосредоточенно рассматривая горизонт.
- Не ругайся у меня на корабле, - ровно сказал Воробей и подошел ко мне.
- Без тебя разберусь, что мне делать, - огрызнулась я.
- Прям-таки, - выдохнул он мне на ухо. Я продолжала не обращать внимания на его жадные взгляды и блестящие похотливым огнем глаза.
- Именно. Капитан, если вам от меня ничего не нужно, свалите к чертовой матери и не мешайте мне управлять вашим кораблем.
В ответ он размахнулся и ударил меня. Я всегда знала, что он подлец. Облизав разбитую губу, я плюнула ему под ноги и вернулась на место, спокойно продолжая вести корабль по волнам. Я знаю, что никто, даже Воробей, не чувствуют так это судно. Он прищурился:
- Значит, цыпа будет хамить и сопротивляться? Так цыпа никогда не добьется того, что ей нужно.
Я промолчала.
- Отвечай!
Я молчала. Мне нравилось его бесить. Мы оба знали, что такого рулевого, как я, он не найдет на все Карибском море. У нас была на двоих одна игра, и мы играли её, как умели – с болезненным удовольствием. Только для него эта игра была одной из многих, а для меня – моей жизнью.
Он вновь ударил меня – на этот раз по левой щеке, там, где у меня еще не зажил шрам. Я пошатнулась, но устояла. Все так же молча. Он унижался, вынуждая себя говорить со мной и поднимать на меня руку. Я не реагировала. В конце концов, когда ему надоело хлестать меня по щекам, он издал какой-то нечленораздельный звук и бросился на меня. Нет. Я не должна убивать его сейчас, - напомнила я себе, лежа на палубе и ощупывая начавшее затекать лицо. Я должна сделать ему так больно, чтобы он сам, как последний раб, приполз ко мне на коленях и заумолял о смерти. А пока я могу и потерпеть.
Воробей дышал мне в шею, его руки шарили по моему телу, а я лежала и думала, насколько низок и подл может быть человек. Я убью его – медленно и мучительно, так, что он будет рад своей смерти, что он примет ее, как подарок, как благословение – от меня. И умрет, зная это. Ничтожество. Грязное похотливое ничтожество.
Наверное, он специально отпустил вахтенных – на палубе не было никого, кроме нас.
- Слезь, мы это уже проходили, - сказала я ему почти равнодушно. К моей досаде, вместо нормальной речи с моих разбитых окровавленных губ сорвался какой-то полустон-полухрип, который Воробей истолковал как знак моей к нему благосклонности. – Ты по пьяни даже трахнуть никого не можешь, - усмехнулась я, врезав ему кулаком в солнечное сплетение. – Убирайся отсюда.
И он встал с непроницаемым лицом, застегнул ремень и ушел в сторону своей каюты. Я подавила зарождающийся во мне стыд.
Он прекрасно помнит, как мы провели ту ночь – да что уж говорить, это помню и я. Что тут лгать – мне понравилось, особенно когда он раскрывал свою природу дикого ненасытного зверя. Сейчас я не хочу его даже видеть. Сволочь поганая…Когда-нибудь ты ответишь за все…
Мы плыли. И вновь плыли. Серое море сменялось синим, синий становился лиловым, лиловые воды переходили в багряный, кровавый оттенок. Это моя жизнь. Даже под властью Воробья в редкие минуты одиночества, когда моя душа сливалась с морем, я была счастлива. Иногда во мне шевелились подозрения, что я как-то неверно живу. Если море – мой дом, то как оно, безмятежное, великое, могучее держит в себе человека, который всю свою жизнь посвятил мести? Не знаю… Иногда даже – редко – я чувствовала, что не прочь рядом с собой видеть кого-нибудь, кто разделил со мной все тяготы морской жизни. Нет, я не уставала от нее, хоть работа эта намного тяжелее копошения сухопутных крыс, но все-таки, наверное, было бы приятно рядом с собой иметь мыслящего так же, как и я. Но это все ерунда. Истинная свобода – свобода ото всех, а истинная цель – цель, которую видишь. А у меня была цель. И я знала, как к ней идти. Синее море сменялось серым, серое становилось серебряным… Ночами мне было тоскливо. Я, один из самых известных пиратов, так низко опускаюсь ради выполнения своей цели. Однажды я даже подумала – а что я буду делать, когда совершу то, что задумала? Эти мысли нужно гнать подальше, они мешают жить. Я поняла одну простую истину – чем меньше думаешь о природе бытия, тем меньше проблем доставляет тебе жизнь. Есть две крайности. Одна – сидеть всю жизнь в дерьме, не высовывая носа, и ждать, пока что-то хорошее само попадет тебе в руки. Думать мелкие мысли, ворочать мелкие делишки, словно жирные личинки короеда – способные сосредоточиться лишь на куске гнилой древесины и не видящие штормовой вал, что пускает корабль на дно. Таким был мой отец. Вторая крайность – подниматься высоко, смотря на окружающих с вершины своего честолюбия. И этим, вторым, везет. Таков Джек Воробей. Ему везет, а невезение оказывается ключом к еще более великому везению. Да, такие взлетают высоко. Но когда падают, то уже никогда не встают – если втоптать их в грязь настолько, что они задохнутся там, пуская слюни, слезы и сопли по минувшим дням. Джек Воробей не раз падал, я поражаюсь его собачьей живучести. Просто никто до меня не пробовал встать на его голову. Но я не буду ждать, пока он сам падет. Я скину его с вершины. И он узнает меня.
Да, есть две крайности, и на каждую из них Вселенная смотрит с одобрением. Хоть она и равнодушна, эта Вселенная, она улыбается рискующим и не дает тяжелых испытаний крысам. Но к первым она безжалостна, как только они бросят ей вызов. Я буду мудрее. Я не брошу вызов Вселенной. Мне нужна лишь моя цель. Я посередине, хотя, конечно, намного ближе к Рискующим. Не хочу быть крысой или личинкой.
Синее море сменялось розовым, розовое переходило в медное, медное – в золотое… Я жила ради наступления утра, потому что с каждым утром я была ближе к своей Цели. В первые дни плавания рассвет был для меня добрым знаком, а в середине плавания – символом свободы и удачи. Я жила.
На вторую ночь после моей ночной вахты Воробей вызвал меня к себе в каюту. На всякий случай я заткнула за пояс нож, оставив пистолет в каюте. Он не посмеет напасть на меня, чтобы убить – ему это невыгодно, но попытаться взять меня он может. Он ненавидит, когда не получает того, что хочет. Он думает, что все женщины тают от его улыбки. Впрочем, в большинстве случаев это так. Но я никогда не покорюсь. Я никогда не буду зависеть от чьей-то улыбки.
Я вошла, закрыв дверь на щеколду. Воробей чуть заметно нахмурился, но промолчал.
- Знаешь, зачем я тебя позвал? – выдержав долгую паузу, начал он.
Я едва заметно мотнула головой.
- Отвечай, когда тебя спрашивают, – мягко улыбнулся он. Он знает, как вывести меня из себя. Но я уже не такая малышка, которую он соблазнил несколько лет назад в британском порту. Я выросла. Я сдержусь. Я сама заставлю его побелеть от гнева.
- Не знаю, - ровно ответила я, смотря поверх его головы.
- Присаживайся, - глумливо предложил Джек. В каюте был только один стул, и он на нем сидел. Я улыбнулась про себя и села на край стола, закинув ногу на ногу. В мои планы не входило соблазнять его. Он и так на взводе каждый раз, когда видит меня. Не привык, чтобы ему не давали…Джек доверительно сообщил мне, - говорят, ты затеваешь бунт.
- Неправда, - пожала плечами я. Это действительно было неправдой. Все эти дни я вела себя примерно, не считая двух убитых. Я даже говорила за Джека, когда кто-то из команды назвал его спесивым болваном.
- Докажи, - потребовал Джек, облизнув губы. Черт бы побрал мое тело. Оно выдает меня.
- Спроси кого хочешь из команды. Мне нет смысла становиться капитаном этого корабля. Я всего лишь хочу вернуть себе свой бриг.
- Как же, - Джек встал, отодвинув стул.
- Ты спросил – я ответила, - усмехнулась я. Нет. Так неправильно. Нельзя позволять себе проявлять эмоции.
- А что ты скажешь на то, что Уилл, вчера сказавший, что я славный малый, сегодня ходит с синяком?
- Я твоего красавчика не трогала. – Как ни странно, к Слащавому я начала испытывать уважение. Я видела, что у него свои счеты с Воробьем, и нередко ловила на себе его внимательные взгляды. Мы скоро с ним поговорим, я знала это.
Джек обошел вокруг стола.
- Ладно…Как ты надеешься достать свой бриг?
- Если ты не скажешь, где он, я тебя убью, - спокойно произнесла я.
- Да? – на него это не произвело никакого впечатления.
- А если скажешь, - я ответила мягкой обворожительной улыбкой, - я тебя не трону.
- О да, над этим стоит задуматься, - серьезно покачал головой мой враг, теребя побрякушки в своих грязных волосах. – Предлагаю сделку.
Я кивнула.
- Когда же ты научишься отвечать…
- Ты не спрашивал.
- О...Кхм. Верно. Так вот. Если я говорю тебе, где твой бриг…
- При условии, что он цел и находится не у морского дьявола.
- Да. То ты не убиваешь меня. Так?
- Да.
- Но это не все.
Я молчала. Знаю, что он мне предложит.
- Ты будешь моей одну неделю. Когда я захочу и где я захочу. Как видишь, все покупается.
- Я не шлюха, - прошипела я, схватив кинжал. Я потеряла самообладание, и это дорого мне обошлось.
- Эй, кто-нибудь, - выкрикнул Воробей, отпрянув. – Взять эту стервозину!
Из шкафа выскочил Сэмми, угрюмый старый пират, преданный кошельку Джека. Вдвоем они быстро меня связали, Сэмми отвел меня в трюм. По-моему, Джеку не важно было, что сказать. Ему хотелось меня унизить. Он бы все равно засадил меня в трюм.
В трюме было холодно и мокро, но, к счастью, крыс не было. Они явно не выдержали соседства Джека Воробья. В этот день мне не принесли еды, и на следующий день тоже. И еще через день еды я не дождалась. Но, как ни странно, первые несколько дней, проведенных в камере, помогли мне лучше познать себя. Наверное, темнота, голод и прохлада лишают человека новых впечатлений, а потому заставляют покопаться в себе. Хотя если это дело затянуть, то, наверное, можно сойти с ума…
Отредактировано Isil (2007-06-19 14:02:01)