Однажды в Мексике

                                                                                                                                                      La vida  loca...
Пролог

…За небольшим двухместным столиком, располагавшимся точно в центре как минимум скромного бара, в свою очередь находившегося в мексиканском городке со слишком приметным, а потому не нуждающемся в упоминании названием, сидел молодой человек примерно двадцати пяти лет, явно чего-то ожидая. Глаза его скрывали солнцезащитные очки, лицо было хмуро, а пальцы правой руки монотонно сжимались в кулак и вновь разжимались, от чего кожаная перчатка, облегавшая руку несмотря на жару, ритмично поскрипывала. Снаружи донесся едва приглушаемый гулом немноголюдной улицы колокольный перезвон, знаменующий наступление полдня, когда в бар вошел далеко не молодой, но явно не страдающий дефицитом энергии одноглазый мексиканец. Неторопливо подойдя к центральному столику, он уселся напротив вышеописанного человека, на что тот отреагировал несколько презрительно брошенным сквозь сигаретный дым:
— Я никогда о нем не слышал.
— О ком?
— О человеке, которого ты рекомендовал, — рука в черной перчатке крайне точным, коротким и резким движением скорее вбила, чем положила на стол некую бумажку.
— Гитарист-боец? — глаз вновь прибывшего заискрился предвкушением повествования, — Разнес пару городов в одиночку. Форменный псих. Ты, верно, слышал о нем, но не знал, о ком именно говорят. Тебе надо бы встретиться с ним, — начал он, наблюдая за мерными кивками своего слушателя.
— Cochinita pibill?(1) —  Неожиданно послышалось из-за спины рассказчика.
Однако прежде, чем последний осознал, что вопрос обращен к нему, его сосед по столику вскинул руку и с непонятной, одновременно грустной и ироничной улыбкой, в которой сквозила отчаянная насмешка над самим собой, скороговоркой произнес:
— Я, это мне.
— Si, perdon, senor.(2) — Официантка поставила перед ним тарелку, наполненную душистой тушеной свининой, и удалилась.
— Только я не тот, кто должен тебе его представить, ладно? — почти тревожно спросил мексиканец и, не получив ответа, вновь повел к своему рассказу, — Ты был в Мексике во время резни с картелем Барийо?
— Нет, — ответил его собеседник, казалось, позабывший обо всем, кроме своего пуэрко-пиль-биль.
— Именно тогда я услышал о нем впервые. Он был легендой. Говорили, что он —  самый большой из всех когда-либо кем-либо виденных мексиканцев. Полная ересь. Его рост был пять футов и девять-десять дюймов в придачу. Это не рекорд, но больше многих из нас. Но Маркез... Это другая история. Маркез... Маркез... Генерал Маркез. Могущественный, опасный. Маркез, он... он по-настоящему ненавидел этого марьяччи, видишь ли. Его прозвали мариаччи, потому что он носил с собой ту la gitara(3), — казалось, одно лишь последнее слово заставило информируемого оторваться от еды и наконец-то удостоить скрываемого очками, но от этого не менее твердого и холодного взгляда своего информатора.
— Гитару? — не то переспросил, не то поправил он собеседника.
Тот кивнул, сильно напоминая индюка на монастырском конгрессе, посвященном смирению и скромности, и продолжил:
— Поверь мне, он тоже знал, с какого конца следует браться за гриф(4). — недвусмысленный кивок, адресованный сидевшему напротив одноглазого любителю свинины, не давал усомниться в том, что именно он был сочтен первым знатоком подобных тонкостей.         
В глазах "музыковеда", впрочем, и твердость, и холодность, и всегда неярко сиявшую  там отчаянно ироничную тоску оттеснило на задний план неподдельное удивление.
-- Однажды случилось так, -- продолжал одноглазый, -- что они с Маркезом пересеклись в  одном баре, где так привыкли к вечным дракам, что даже стойку катали на колесиках туда-сюда -- во избежание повреждений -- а сам бармен носил при себе целый арсенал. Тогда Маркез и бросил ему вызов. Мариачи сидел один за столиком в углу и единственным, что слегка рассеивало густейший мрак вокруг него, была слабо и одиноко горевшая свеча из красного воска. Он спокойно доел свой обед, в то время, как Маркез ждал его с дюжиной головорезов и с пистолетом в руке. Закончив, мариаччи встал, отбросил, как мешающую надоедливую пушинку в сторону стол, и, открыв ногой кофр, достал свою ГИТАРУ.  -- рассказчик покосился на исправившего его ранее молодого гринго. -- и заиграл la malaguena(6). – Одноглазый усмехнулся полупрезрительно-полувосторженно, видимо, надеясь, что эта улыбка вызовет у его собеседника ответную реакцию. Но так как он даже не удосужился поднять голову, по-прежнему с энтузиазмом поглощая свинину, мексиканец оставил попытки привлечь его внимание и продолжал: -- Над ним, конечно, начали смеяться, но он, не прекращая играть, сделал несколько движений руками, и двое самых смешливых мгновенно упали, пораженные разрывными пулями, вылетевшими прямо из грифа его гитары. Насмерть перепуганные подмывалы Маркеза видели, как этот la desperado(7) перезарядил свое оружие с помощью потайного затвора… -- Здесь в глазах рассказывавшего появилась некая радость:  невозмутимый и таинственный незнакомец не только приподнял голову но даже соизволил уставиться на него в упор, с каким-то чересчур мрачным интересом. Впрочем, только благодаря очкам, смягчавшим сияние двух ледяных карих огней, взгляд этот возможно было выдержать. Мексиканец, почти беззаботно усмехаясь, добавил с добродушной насмешкой: 
-- Теперь эта история отлично попутешествовала. Она могла подобрать некоторые прикрасы по пути, знаешь ли… Просто читай между строк. Что ж, он мог не быть самым большим из когда-либо виденных мексиканцев, но она… Была столь же убийственна, сколь и красива.
-- В этой истории есть девушка? – Слегка удивленно вопросил слушатель.
-- О, да… Здесь есть девушка. Когда он расстрелял весь заряд, она взяла верх. Самая ошеломительная и чудесная женщина из всех, что повидаешь.  Тогда-то и начались проблемы: она была с Маркезом, и когда он увидел, что она с марьячи… Ну, он взбесился. Он выследил мариачи и бился с ним насмерть, и тогда она… Пустила пулю ему в сердце. Только он не умер. Я не знаю, что случилось после, но…
-- Хочешь? – Неожиданно прервал незнакомец, указывая на свою тарелку.
-- Нет. Может, Маркез настиг его, может, картели. Но, как я сказал, человек этот – миф, легенда. Если он все еще жив, он – тот, кто тебе нужен.
-- Ну… -- Заметил, снимая очки и открывая слегка вопросительный взгляд, в котором сардоническое веселье плоховато маскировало отчаянную тоску, знаток свинины и гитар, -- Это действительно невероятно.
-- Я не хорош в рассказывании историй, -- с улыбкой школьника, получившего высшую похвалу, подметил одноглазый. -- Где деньги, что ты мне должен -- причина моего пребывания здесь?
-- Я не мог счесть обыкновенный кейс достаточно маленьким для... Гм.. Десяти тысяч долларов наличными. -- Сообщил таинственный чудак, с невероятно серьезным и пафосным видом ставя перед собеседником коробку для школьных завтраков, разрисованную некими дракончиками и пегасами. Чуть приподняв крышку и заглянув внутрь, информатор с довольной улыбкой заявил покровительственным тоном:
-- Сойдет. -- И бросил на стол еще одну бумажку, каковая была немедленно прикарманена незнакомцем.
-- Просто из личной дотошности: я предлагал тебе пятьдесят, почему ты сказал "нет"? -- Здесь глаза плательщика, до этого жившие совершенно отдельной, но крайне тонко связанной с описываемой мной жизнью, сделались совершенно земными, холодными и колючими, впившись в глаза сидевшего напротив.
-- Я не жаден, -- без лишнего беспокойства, как человек, осознающий отсутствие наименьшей опасности для себя и отлично изучивший собеседника, ответил тот. -- Не ищу возможности разбогатеть быстро. К тому же, пятьдесят тысяч много за то, что ты хотел, чтоб я узнал, знаешь ли. Ты мог также просто всадить мне пулю в голову, когда я все выболтаю, верно? Ха! А десять... Десять тысяч -- это, хм, цивилизованно.Десять -- это нечто, с чем мы оба сможем жить.
-- Десять все еще может быть слишком много, -- парировал с почти деланной улыбкой между двумя затяжками элегантной самокруткой незнакомец. После второй фразы, произнесенной одноглазым, в его взгляде обосновались не до конца понятные, но, видимо, давние укор, грусть и обида.
-- Ты убил бы меня за десять тысяч долларов? -- Почти издевательски вопросил информатор уже не улыбающегося чудака. -- Ты не решился бы, -- убийственным тоном, используемым для бесед с зелеными юнцами, беря "кейс" и вставая прорек он. -- Ты бы не посмел!
Впрочем, он покинул кафе в куда более оживленном темпе, нежели вошел.
-- Посмел бы, -- еле слышно, без своей привычной тоскливой полуулыбки, но все с той же странной обидой то ли на себя, то ли еще на что-то заметил чудак. 
      Затем, осмотрев бар на предмет обладающих зрением объектов, вытащил из-под стола свою левую руку вместе с зажатым в ней пистолетом. При этом рука, спокойно державшая во время разговора столовый нож, которую созерцал информатор и оказавшаяся фальшивой, повисла вдоль его предплечья. Аккуратно отстегнув сей протез, гитарист всунул его в предусмотрительно выставленный на стол небольшой кожаный чемоданчик, поместил туда же снятые очки и, небрежно бросив вышеупомянутый нож на стол, быстро вышел навстречу ярчайшему мексиканскому небу...
      ...Ветер, казалось, целиком состоял из пыли. Это была совсем не та красноватая тяжелая пыль, от которой Сэндз отчаянно отмывал глаза на базе ЦРУ, по пути сюда, в Мексику, и просто в течение всей своей жизни. Отлично понимая, что ветер не виновен в существовании сора, гитарист любил его и... временами даже беседовал, надеясь, впрочем, что сей вид воздушного течения не выдаст доверенных тайн. Агент горько улыбнулся: каким безжалостным к себе и окружающим чудищем следует быть, чтобы не иметь даже елементарной видимой потребности в общении с пусть слишком хорошо изученными, но все же людьми? Видимой...
            Изящным движением перекинув из правой руки в левую маленький кожаный чемоданчик, знаток гитар и свинины растворился в прозрачном светло-желтом вихре...

Отредактировано Flame (2012-02-29 18:52:04)