Фанфикшн

Объявление

Этот форум создан как альтернатива рухнувшему «Фанфику по-русски». Вы можете размещать здесь свои работы и читать чужие, получать консультации и рецензии. Добро пожаловать!

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Фанфикшн » "Пираты Карибского моря" » Just war


Just war

Сообщений 1 страница 5 из 5

1

Автор:  Apple
Название: Just war
Оригинальное произведение: Пираты Карибского  моря
Рейтинг: G (по крайней мере, пока)
Жанр: драма
Статус: незакончен
Дисклеймер: в чем смысл? Фанфик – мой. С героями что хочу, то и делаю. Претензий к ним не имею. Остальное меня мало интересует =)
Краткое содержание: события ПКМ-2, ПКМ-3 в несколько ином ключе и продолжение.
От автора: с одной стороны, я просто проверяю, насколько верна мысль, что критик – это неудавшийся писатель =) С другой – пытаясь написать что-либо про одного из самых поверхностно описанных и превратно толкуемых героев, я неожиданно встретилась лицом к лицу с другим, незаслуженно обойденным вниманием… С него все и начнется.

Губернатор Суонн не просто хотел – он молился, чтобы история пиратства в его семье закончилась блестящим падением Джека Воробья в море. Он с великим отвращением замывал безразлично оставленные коммодором Норрингтоном «следы» - менял гарнизон форта, отсылал лишних свидетелей подальше, в отдаленные порты или и вовсе в глубь острова, пару недель, морщась от криков и протестов Элизабет, периодически таскал Уилли Тернера в тюрьму. Решению ставшего после того дня чужим и отстраненным  коммодора отправиться за Джеком Воробьем он был несказанно рад – особенно с учетом того, что коммодор прихватил с собой многих офицеров форта, свидетелей всех тех событий, о которых губернатору так хотелось забыть. Когда они отбыли, стало чуть-чуть спокойнее, хотя губернатор почувствовал легкую пустоту: он неожиданно вспомнил, что любил коммодора, а теперь исчезли последние, самые призрачные шансы на то, что Элизабет одумается. Уезерби Суон от отчаяния тянул время, ждал коммодора – а тот не возвращался и не возвращался. Понимая, как глупо на что-то надеяться, губернатор все же в глубине души лелеял мечту, что Элизабет если и не станет вдруг к коммодору благосклонна, то хотя бы выходить замуж за Уилли передумает. А ее одну, если она никак не будет связана со смутьяном-Тернером, он всегда сможет защитить, что бы ни случилось.
Когда в один хмурый, холодный и душный вечер коммодор объявился на пороге его дома, прервав затишье между двумя штормами, губернатор, едва взглянув на него, ахнул и схватился за сердце, сердобольно приговаривая: «Коммодор, как же вы…»
С обликом коммодора не произошло ничего особенного: он вернулся несколькими часами раньше, но был уже вымыт, побрит и соответственно Порт-Роялу и своему коммодорскому положению одет. Но тяжелый взгляд, круги под глазами и ставшие из четких резкими черты лица выдавали многое.
Эту перемену заметила и спустившаяся к ужину Элизабет, и губернатору показалось, что она почти рада видеть Джеймса – вот только она не знала, куда себя деть и что сказать, что бывало с ней редко, а он лишь изредка позволял себе взгляд в ее сторону. Они едва ли обменялись десятком коротких фраз.
Затем Элизабет извинилась и покинула их, поцеловав отца, а коммодор едва прикоснулся губами к ее руке, и, как показалось губернатору, даже не посмотрел ей в глаза. Он не был до конца уверен: если так, то это была дерзость, но, в любом случае, все для него стало окончательно ясно…
Норрингтон отстраненно и сухо рассказывал о неудачах на море – одна за одной, они укладывались губернатору в голову, а в сердце всплывала тем временем слабая тоска и забытый страх – страх того, что в один прекрасный день за его дочерью придут.
- Я потерял корабль и людей, сэр. Я не желаю набирать новую команду, которая бы знала, что прежняя кормит рыб. Я не желаю набирать новую, сам зная об этом. Я ухожу в отставку, губернатор Суонн, - заявил Норрингтон таким тоном, что возражать ему было совершенно невозможно.
На следующее утро Элизабет была бледна, и, узнав о спешном отбытии бывшего коммодора, губернатор Суонн взял себя в руки, запретил себе колебаться и дал свое согласие на женитьбу Элизабет и Тернера. На душе было тяжело, как будто он подписал им приговор. Он снова вспомнил, что любил коммодора.
И с тех пор губернатору казалось, что не было ни одного солнечного дня, все время шел дождь… до того самого Особенного утра, когда Элизабет, наконец, надела свадебное платье не ради примерки.
И губернатору тут же показалось, что что-то произойдет. Обычно так себя чувствовали перед свадьбой впечатлительные дамы, не верящие в собственное счастье: что-то произойдет, все не может быть так хорошо! – решают они. А на этот раз случилось у губернатора. С той не большой разницей, что у дамочек кошмары оставались в голове, а у губернатора они материализовались… в виде прибывающих в гавань кораблей под флагом, поразительно напоминающим Веселого Роджера.
Дальнейшее напоминало не то переворот, не то землетрясение – шум и беготня солдат, безразличных к крикам губернатора, так смешно и наивно требующего объяснений у развернувшейся вокруг него стихии Перемены Власти. Губернатор бежал по форту, придерживая парик, и задыхался от того, как вокруг него сбываются все самые худшие его опасения, про которые он даже думал шепотом…
Губернатор внезапно остановился… переломный момент. Его сложно предвидеть, а лавина событий мешает узнать его, когда он наступает, и только потом понимаешь его значение… но Уезерби Суонн почувствовал его сразу. «Представь, что ты уже мертв, - сказал он себе, - что ты никто и ничто… тогда, может быть, что-нибудь получится».
И тогда страх оставил его, он решительно двинулся вперед, но уже через десяток шагов, когда до Элизабет оставалось всего-ничего («Она там, пропустите, дайте пройти!» - потребовал он), был остановлен солдатами…
Но ничего не произошло. Совсем ничего, как будто перелома и не было… вот только в сердце рождалось неведомое чувство гнева, и Уезерби Суонн отдался ему полностью.
- Как вы смеете…Что за… Отзовите своих солдат! Вы слышите?! – выкрикнул он, найдя, наконец,  глазами того, кому был обязан переломом…
Тот самый обернулся, роняя с плеч плащ.
- Губернатор…
Что.
- Суонн…
Этот человек.
- Вот так встреча.
Здесь делает.
- Катлер Бекетт?.. – недоверчиво прищуриваясь, произнес губернатор. Ему не хотелось верить в то, что своим падением он будет обязан презираемому им выскочке и низкородному интригану. И что это за маскарад? Что за претензии на благородство? И чьи, черт возьми, духи перебивают легкий аромат духов его дочери?!
- Я теперь лорд, знаете ли, - объяснился тот с насмешкой… испортив тем самым последние остатки величия. Впрочем, кому была адресована насмешка – ему, губернатору, или же себе?
- Лорд Вы, или нет, - с раздражением начал губернатор, замечая, как оказавшийся вдруг непростым Бекетт сжимает губы, готовясь к ответному выпаду, - у Вас нет не основания, ни права на арест этого человека!
Хотя, конечно, есть. Конечно, есть. На что ты надеешься.
- Ну почему, - совершенно без эмоций сказал Бекетт. Видимо, ожидал более серьезного возражения. – Мистер Мерсер! Ордер на арест некоего Уильяма Тернера.
Губернатор едва не вырвал бумагу у нее из рук.
- Но… это ордер на арест Элизабет Суонн.
- Разве? Вот незадача, промашка. Арестуйте и ее.
На-ча-лось. Забудь про себя. Не все потеряно.
- Ага. Ордер на арест Уильяма Тернера, - обрадовано продолжил Бекетт, и шагнул вперед, помахивая бумагой, - у меня есть еще один, на арест некоего Джеймса Норрингтона… он здесь есть?
- Коммодор оставил службу несколько месяцев назад, - рассеянно сказал губернатор, стараясь собраться с мыслями.
- А мой вопрос остался без ответа…
- Лорд Бекетт, кстати, о вопросах, которые были заданы… - наконец, подал голос Уилли, попытавшись перенять насмешливую манеру изъясняться.
- Мы сейчас под юрисдикцией губернатора Ямайки, - подхватила Элизабет, - и вы должны сказать, в чем нас обвиняют…
Лорд Бекетт только слегка кивнул в сторону губернатора, все еще сжимавшего в руках приказы…
Губернатор опомнился и начал читать.
- Обвинение… участие в заговоре с целью освободить того, кто совершил ряд преступлений против короны… и был приговорен к смерти… что в…
- Что в свою очередь также карается казнью, - медленно и веско закончил Бекетт. – Вы помните пирата по имени Джек Воробей?
- Капитана! – в один голос откликнулись Уилл и Элизабет.
Лорд Бекетт удивленно вскинул брови.
- Капитан Джек Воробей, - повторила Элизабет, с ненавистью глядя в лицо Бекетту.
- Капитааан Джек Воробей, - язвительно повторил он, - я так и думал. Увести. Губернатор, где тут у Вас тюрьма?
Уезерби Суонн тем временем не мог оторвать взгляд от Элизабет. Под конвоем уводили его дочь и его жизнь. А он вспоминал всех тех, кто поспособствовал наступлению этого момента… Уилл Тернер, со своим дурацким героизмом, коммодор Норрингтон, с его небывалой порядочностью, Джек Воробей, с его абсолютным наплевательством… Венчал список Катлер Бекетт со своими солдатами… Было больнее всего от мысли, что все основания для ареста есть… его дочь приняла участие в освобождении Джека Воробья, сама, публично, демонстративно и добровольно – и ничего тут не попишешь… А он не смог сделать так, чтобы все умолкли.
Не все потеряно, - повторил он на всякий случай. Суд… без суда дело решить нельзя. А там он докажет, все что нужно, докажет. 

Дальше наступили дни черные, но насквозь издевательски-солнечные.
Губернатор метался между своей резиденцией, новой резиденцией лорда Бекетта и тюрьмой. У себя делать было нечего, но там царил покой и затишье, и все как будто по-прежнему, у Бекетта было шумно и постоянно натоптано, сам Бекетт среди всей этой грязи был прохладен, но вежлив, и его слова ни капельки не помогали губернатору разобраться в его положении… Впрочем, как ему показалось, Бекетт ничего особенного не предпринимал: знакомился с чиновничеством и военными, определяя, к кому с какой степенью холодности относиться, слушал доклады по вопросам противодействия пиратству, бывал в порту, осматривая корабли, появлялся в свете…
А губернатор чувствовал, как от него постепенно отворачиваются его же подчиненные, разглядев в ничего не делающем лорде Бекетте новую силу, вероятный источник повышений, наград и прибавок… Единственное, свет посмотрел на лорда Бекетта с подозрением и прохладцей… Слухи о его неблагородном происхождении были даже  преувеличены, и светские дамы, обозленные на то, что идеального жениха из лорда не выйдет, держались на расстоянии. Но, предчувствуя скорый передел власти, уже готовились осторожно приглашать в гостиные.
К губернатору свет все еще относился с почтением и сочувствием, девушки передавали Элизабет слова поддержки, а мужчины предлагали адвокатов и, шепотом, помощь иного рода. Одно из таких предложений губернатор, не выдержав, принял…

А через пару дней Бекетт, наконец, освоился, осмелел и начал действовать. В тот день Уилли забрали из тюрьмы с утра пораньше, и губернатор видел его только издалека, когда явился. Пользуясь случаем, чтобы поговорить с Элизабет наедине… кхм, наедине – слишком сильно сказано, но все же – Уезерби Суонн поспешил внутрь.
- Папа, куда они его увезли? – встретила она его вопросом с порога.
Губернатор только вздохнул. Он уже привык, что Элизабет интересуется только Уиллом. Даже больше, чем собой – так она старалась показать себя неэгоистичной… Показать себе.
Но Уезерби Суонну легче от этого не было.
- Я не знаю, Элизабет.
Она отвернулась и нервно прошлась по камере.
- Элизабет… - начал он с упреком.
Она передернула плечами.
- Его же не могут казнить просто так, нет?
- Нет, дорогая, - мягко сказал он, чувствуя, что не в силах ни в чем ее упрекать.
- Я думаю, ему просто что-то нужно от нас, - сказала Элизабет, сосредоточенно изучая решетку. На отца она не смотрела.
Губернатор кивнул. Потом вспомнил, что Элизабет не смотрит на него, и добавил вслух:
- Да, вероятно.
Но она не знала, что бы это могло быть, а он был слишком занят мыслями о ней, чтобы думать еще и Бекетте, и разговор не пошел…
А Элизабет, имела бы она чуть больше внимания, испугалась бы того взгляда, которым смотрел на нее отец.
Уильям вернулся скоро, без кандалов и конвоя.
Губернатор в пол-уха слушал его разговор с Элизабет. Компас Джека Воробья? Странно, он думал о чем-то более весомом. И помилование… для одного. И ни Элизабет, ни Уильям даже не задумываются об этом… Оставить Элизабет в заложниках и отправить Уилла гулять по свету – вполне удачный ход. Хотя, пожалуй, стоило бы наоборот, почему Бекетт выбрал Уилла? Он ведь поусидчивей будет… Губернатор невесело усмехнулся. Они сейчас даже не думают о том, кому достанется помилование, даже не понимают, что оно - одно, и что с такими людьми, как Бекетт нельзя играть по их правилам… Они никогда не проигрывают и никогда не позволяют не проиграть другим.

2

Уильяму было непривычно чувствовать на запястьях кандалы, которые он же и ковал. Было странно видеть перед своими глазами решетку – того же изготовителя… Он начал даже задумываться о том, что, хотя в кузнице бывал все реже и реже, и, по возможности, тайно от Элизабет и, в особенности, от губернатора, раньше он все свое время посвящал шпагам, решетками и кандалам. Впрочем, иногда решетки были каминными, что позволяло назвать его профессию мирной…
Подумать об этом у него была возможность, ибо с Элизабет поговорить не удавалось: они были в разных концах коридора... При желании можно было докричаться – но общаться, не видя друг друга, при паре десятков заключенных, было как-то… неуютно. Сначала Элизабет кричала, что Бекетт за все ответит, и осторожно попробовала бросить в его адрес несколько не самых отчаянных матросских выражений. Уильям кричал ей, что совершенно согласен, но сейчас обсуждать это неуместно, и просил ее помолчать. Но, видимо, ее соседи объяснили это доходчивее и в более замысловатых выражениях, чем Уильям, и Элизабет замолчала только как следует с ними поругавшись.
Дальше он оказался на целые несколько дней предоставлен сам себе. Губернатор почти не удостаивал его вниманием. Он еще некоторое время ожидал визита лорда Бекетта, но и тот не  появлялся. Уильям подумал, что от скуки будет рад даже палачу, но про них как будто забыли совсем. Его слегка успокаивало то, что губернатор, пока они в тюрьме, скучать лорду Бекетту не даст, но вот повлияет ли это как-нибудь... Он засыпал, просыпался, кричал Элизабет, как у нее дела, получал злой сдержанный ответ, и погружался в собственные мысли. Больше ничего в этих днях не было.
Сам лорд Бекетт тем временем вступил в полосу неуемного раздражения каждой частицей окружающего мира. Первое увлечение Карибами прошло за несколько дней, а вот дел все еще было невпроворот, и становилось все больше и больше. Ситуацию усугубляло то, что проходной двор, в который его  кабинет превратился в первый же день, так проходным двором и остался. Бекетта это практически устраивало – он любил быть доступным, и еще больше любил, когда все происходило у него на виду, однако утомительно было сверх всякой меры. У него так и не хватило времени разобраться, его ли это кабинет, или же это штаб Ост-Индской Торговой компании: в ОИТК было распространено мнение, что штаб-квартира компании должна быть как можно более отдалена от резиденции ее представителя, однако лорд Бекетт эту практику не признавал, и, несколько мог, с ней боролся.
Резиденция губернатора была куда более пафосной, и имела более удобное и респектабельное расположение поблизости от форта, Бекетт же обосновался в гавани, у самой воды, того и гляди, волной смоет.
И в этом доме, в кабинете, трещавшем по швам от информации, Бекетту докладывали, что корабль «Черная Жемчужина» нашли где-то на берегу небольшого и практически не заселенного – по крайней мере, белыми – островка. Самого Джека Воробья на берегу искать опасались…
- Как всегда! – возмущался Бекетт, рассеянно, самым уголком сознания думая, что ведет себя как-то весьма уместно и совершенно неподобающе. – И как я мог забыть, что моряки на суше превращаются в существ неуклюжих, как морские коровы.
И вспомнил про чету Тернеров.
Так что, в конце концов за Уиллом все-таки пришли, дали привести себя в порядок, повезли куда-то из форта вдоль моря…
Дом, к слову, на Уильяма произвел впечатление муравейника. Присматриваясь, он замечал повсюду не просто дорогие, а роскошные вещи, но все в целом сколько-нибудь целостной картины богатства не составляло.
И уже через час в его кабинет лорда Бекетта без стука, без доклада ввалились два солдата и встали по обеим сторонам двери, а Бекетт даже не поднял головы, ни взглядом не ответил на эту бесцеремонность… к бесцеремонности он привык. Он любил ее в глубине души – любил также, как любил строить из себя маньериста… Безупречно прямая осанка, небрежные жесты, маска расслабленного высокомерия…  Впрочем, его редко хватало надолго – уставая, он мрачнел, растеривал насмешки и превращался в спокойного дельца, хваткого до сути. Итак, Бекетт не реагировал, Бекетт показывал Мерсеру документы…
- Лорд Бекетт! – бесцеремонно окликнул его младший офицер, не дожидаясь, пока тот закончит обращенную к собеседнику фразу… и встретил два взгляда. Один – лорда Бекетта, сощурившего глаза в немом вопросе «что-что?..». Второй – мистера Мерсера, расчетливый взгляд лицемера – «ну, это уж слишком».
- Заключенный прибыл, - объяснил офицер.
- Кандалы можно снять, - махнул рукой Бекетт, отпуская солдат, и тут же отвернулся, продолжил говорить с Мерсером, чей тяжелый взгляд все еще был устремлен к офицеру.
Уильям, все это время безуспешно пробуя поймать их взгляды, бросил это занятие и огляделся. Огромный кабинет напоминал берег, который только начали осваивать: кипучая деятельность, не до конца распакованные вещи… а на стене рисуют карту, и Уильям подумал, что карта здесь вещь едва ли не более важная, чем окно…
Сам он мог бы чувствовать себя нервно, вместо этого ощущал лишь абсолютное, безмятежное спокойствие, противоположное царившим в кабинете стихиям деятельности…
Наконец, Бекетт и Мерсер распрощались, кивнув друг другу, Мерсер удалился, задев Уильяма краем плаща, а Бекетт вздохнул, повел плечами – и как будто превратился в лорда. Не в насмешника, превращающего арест в спектакль – в человека, с чувством достоинства, не проходящим и тогда, когда он забывал о собеседнике, погружался в свои мысли…
- Мистер Тернер, тюрьма вас не портит, - начал он без тени насмешки, - доводилось бывать раньше?
- Да, приходилось, но до того как было установлено, что я невиновен. Могу я поинтересоваться, лорд Бекетт – это допрос?
Лорд Бекетт удержался от того, чтобы поморщиться – собеседник не уловил тона, решил поддерживать свое спокойствие легкой наглостью…
- Допрос? Нет, что вы. Допросы в тюрьме, а здесь – переговоры. Деловые переговоры.
- Каков же их предмет? – снова спросил Уильям, удивляясь, что Бекетт позволяет задавать ему вопросы.
Позволял, но отвечать не торопился.
- Губернатор, стало быть, счел вас невиновным? Что ж, допускаю, что он, вероятно, прав. И менее всего мне хотелось бы быть несправедливым в отношении человека, который может оказать мне помощь…
Бекетт неожиданно почувствовал, что совершенно не желает продолжать с Уильямом разговор. Ему вообще надоело говорить за сегодняшний день – он рад был бы слушать и слушать кого-нибудь... Но Уилли молчал, и приходилось придумывать разговор дальше.
- Ост-Индская торговая компания нуждается в вашей помощи, - сказал он наконец, наливая что-то в бокал, протягивая его Уильяму, но тот проигнорировал жест. Бекетт поставил его, взял свой и отошел к камину. – Выступите в роли ее представителя в урегулировании дела с нашим общим другом, капитаном Воробьем.
- С другом? Сильно сказано, Вы с ним знакомы? – плавно отреагировал Уильям. Он чувствовал, что говорит даже слишком плавно – и Бекетта это бесит.
- Довелось столкнуться в прошлом, – помедлив, ответил Бекетт и неосторожно добавил, – теперь каждый из нас отпечаток носит.
- Какой отпечаток остался у Вас?
Уильям увидел, что задел, кажется, то, что не следовало бы. Больше всего он удивлялся тому, что лорд Бекетт предыдущей своей фразой сам позволил ему задеть его. Он не видел для того особых причин, и, поверив в то, что Бекетт просто совершил небольшую ошибку, высказав мысли вслух, понял, что никакой ненависти, злости или страха к лорду Бекетту не испытывает.
- Вашими стараниями Джек Воробей на свободе. Прошу вас отправиться к нему и взыскать некоторое имущество, которым он владеет.
- Взыскать, - повторил Уильям, пробуя слово на вкус. И тоном человека оскорбленного уточнил, - С применением силы?
- Убеждением, - едва не поперхнувшись, ответил Бекетт, округлив глаза. Глупость какая-то. Он просит у какого-то мистера Тернера помощи в применении силы, конечно. Он даже передумал сообщать Тернеру, где нашли корабль Джека: справится и сам, и пусть заблуждается, насколько важен для компании…
Тернер успел заметить раздражение в его взгляде, сам понял, что сболтнул что-то неуместное.
Бекетт отошел к столу, долго искал что-то.
- Каперская грамота, - наконец произнес он вполоборота, не глядя на Тернера, демонстрируя четкий профиль, - эта бумага равносильна помилованию. Джек обретет свободу, станет капером на службе Англии.
- Чтобы Джек оценил королевскую службу как свободу? – удивленно вскинул брови Уилл, понимая, что каперская грамота, очевидно, должна послужить аргументом в переговорах с Воробьем, и добавил снисходительно - Вот уж сказки.
- Свобода, - с пренебрежением и горечью повторил Бекетт, скривив губы, - что такое эта свобода?
Здесь ему следовало обернуться, чтобы Уильям обнаружил в его взгляде заинтересованность, непонимание, желание услышать ответ и сам захотел отвечать, и Бекетт обернулся.
- Независимость, - предположил Уильям, встретив требовательный взгляд. Поняв, что этого слова явно недостаточно, неуверенно продолжил, - Возможность не… не выполнять чужую волю во вред себе или кому-либо другому. Не участвовать в чужих играх… Право самому определять, что делать завтра. Свобода от условностей.
- А условности эти – очевидно, закон и служба своему королю, - фыркнул Бекетт.
Уильям слегка смутился.
- Про Вас говорят, мистер Тернер, что Вы – сухопутная крыса, но, я знаю, вы бывали в море.
Уильям кивнул, проглотив «сухопутную крысу».
- Вы были в море и никому не подчинялись. Но теперь вы здесь, вы вернулись на берег. Почему?
- Я был кузнецом. Мне ближе земля и огонь, чем ветер и воздух, - почти мечтательно ответил Уильям, забывая, что всего четверть часа назад на руках его по приказу собеседника звенели кандалы.
- Вздор, - резко сказал Бекетт, - Вы просто хотите знать, что делаете сейчас и что будете делать завтра.
Тернер с удивлением посмотрел на него.
- Если никто не знает что это, почему он выбрал ее? – едва ли не с болью сказал он. По крайней мере, так показалось Тернеру, и он не нашелся, что ответить.
- К чему Вы клоните, сэр? – сказал он, испытывая едва ли не раздражение от того, что чувствовал: Бекетт говорит, совсем того не желая...
- А к тому, что свобода Джека Воробья – это боязнь смотреть на шаг вперед, страх за свою жизнь сегодня – и еще больший страх за эту жизнь завтра. Потому как она может оказаться уже не такой… И она окажется, очень скоро…
Бекетт развернулся и пошел на террасу. Уильям, оставшись без присмотра, не воспользовался возможностью прийти в себя, но последовал за ним.
- Джек Воробей – вымирающий вид, - сказал лорд Бекетт, не оборачиваясь, зная, что Уилл рядом, - Мир все теснее, белых пятен на карте все меньше… Джек должен найти место в мире или погибнуть. Ваши судьбы схожи, мистер Тернер.
Здесь он поймал взгляд Тернера, и больше не отпускал его.
- Вам и вашей невесте грозит виселица. – вкрадчиво говорил он, чуть приближая к нему лицо.
- Хотите взять и Джека, и «Жемчужину» - глотая возмущение, проговорил Уилл, отрываясь от светлых глаз лорда Бекетта, пряча взгляд в море.
- «Жемчужину»?.. – переспросил Бекетт, поворачиваясь к Уиллу.
- Имущество, коим он владеет, - все с таким же возмущением ответил он.
Бекетт едва не засмеялся, проникнувшись причиной недоумения Уильяма.
- Корабль? Что Вы. Нет, речь идет о предмете куда меньшем, но все же более весомом… О том, что Воробей постоянно хранит при себе. – внимательный взгляд. – о компасе.
Уильям сделал ошибку, снова поймался на этот взгляд. И сразу же отвернулся, делая вид, что не понимает, о чем речь, и, вообще, ничего не слышал.
- Аа, вы знаете о нем, - удовлетворенно произнес Бекетт и сделал шаг к Уильяму, наклонился к нему недопустимо близко.
- Привезите этот компас. Останетесь жить. – все тем же вкрадчивым тоном сказал он. Чуть отклонился, оценивая произведенный эффект, кивнул одобрительно и пошел прочь, никак не закончив разговор, оставив Уильяма размышлять.
Здесь было два пути: один в гавань, наружу… можно бежать. Но Элизабет остается. За ней можно вернуться, освободить ее с боем, но…
Второй – в кабинет. И этот второй должен бы быть ему противен – сделка с врагом, да еще сомнительного содержания… Но он не чувствовал никакого отвращения. Лорд Бекетт завораживал, и эффект был бы непреодолимым, если бы он забывал показывать опасные зубы хищника…
Уильям обернулся, готовя решение. Лорд Бекетт, как будто никуда не уходил, стоял прямо перед ним, скрестив руки на груди, подняв голову, прищурившись от солнца, ждал.
- Хорошо, - сквозь зубы проговорил Уильям. Он демонстрировал пренебрежение, не желая показывать, что поддался на обаяние лорда Бекетта…
Тот улыбнулся и открытой ладонью указал на свободную от всяких солдат дверь. Уже на пороге окликнул Уильяма.
- А какие у Вас, собственно, планы?
- На Тортугу… найду там его или его следы.
- Ничего не хотите попросить у меня?
- Корабль?
- Корабль не дам.
- Свидетельство?
- Свидетельство получите, когда вернетесь.
- Хм…
- Деньги, Уильям. Путешествия на кораблях нынче стоят денег. Если у вас, конечно, нет противоправных намерений… - и кинул Уильяму мешочек с монетами. Тот поймал… хотел было состроить оскорбленную мину, но строить было уже не для кого – Бекетт взялся за бумаги. Тернер тихо выругался и ушел. Дверь не закрывалась, поэтому хлопать ей было бы глупо…
Он был зол. Зол, что позволил Бекетту играть собой – хотя имел твердое намерение этого не допускать, и, казалось бы, ледяное спокойствие должно было ему помочь. Впрочем, как он с запозданием понял, ледяное спокойствие – не та вещь, которую можно противопоставить лорду Бекетту, который сам кого хочешь заморозит… Теперь же Уилл уходил и уносил в кармане его деньги. Это обстоятельство, впрочем, его не беспокоило.

3

Губернатор чувствовал себя больным и слабым с того самого момента, как в То Самое утро утро с плеч лорда Бекетта сполз мокрый плащ…
Тогда он подумал: ведь мое имя не пустой звук и никогда им не было. И все же Ямайка далась мне нелегко, и мне уже немало лет… как торговец Бекетт смог подняться и встать рядом со мной? Как у него хватает наглости, и как у меня не хватает силы быть единственным хозяином Ямайки?
Вернее, подумать об этом он не успел: слишком многое произошло, и только оставшись в одиночестве он понял, что его толкают, толкают вниз, а низ – не сопротивляется, потому что ему все равно…
Всем безразлично.
Безразлично потому, что они знают, кто победит. Когда знаешь, чем кончится бой, смотреть неинтересно… Больной или слабый погибает бесславно, логично и скучно. И только осознав, что все считают его больным и слабым, губернатор почувствовал себя таковым.
Ему захотелось признать свое поражение – казалось, что так он может сохранить лицо, сделать хорошую мину при плохой игре. И он начал писать письмо лорду Бекетту… опомнился уже после первых двух строк. Это было жалко и недостойно. На следующий день он едва не собрался ехать к лорду на поклон… Потом сообразил, что лучше будет пригласить его к себе.
На выезде лорд Бекетт продемонстрировал безукоризненную пунктуальность, сдержанную, словно недоумевающую, вежливость в сочетании с совершенно неучтивым умением ставить собеседника в неловкое положение.
«Как сказать? - думал губернатор Суонн, - «Ваша взяла»? Нет, простонародно… «Признаю свое поражение?» Поражение в чем? «Был бы рад помочь вам, если…» Похоже на подкуп. Что я ему скажу?»
- Вы серьезный противник, лорд Бекетт, - спокойно начал он тот разговор. В уголках губ его собеседника появилась слабая улыбка, и губернатор понял, что угадал – Бекетт не умеет отличать лесть от комплиментов, тем более если лесть искусна… От этих мыслей губернатору, дворянину, имеющему двадцатилетнее превосходство в возрасте, стало противно, но он заставил внутренний голос замолчать и продолжил…
Сказано было много. Как это прекрасно, что лорд Бекетт такой поборник законности, и как губернатора радует, что в Англии наконец-то поняли, что пиратство на Карибах – серьезная проблема, которую не решить одними лишь локальными мерами. Как тяжело торговцам, особенно здесь, наверное лорд Бекетт и не представляет себе, если только на днях прибыл на Ямайку. Как важно быть человеком слова и человеком дела, и как его, губернатора, радует, что лорда Бекетта можно без всяких сомнений таковым считать. Как здесь не хватает честных деловых людей. Было их здесь – несколько офицеров, один вот дослужился до коммодора, да теперь невесть где…
На этом месте губернатор понял, что вспоминать в этом разговоре Норрингтона было не слишком-то уместно. Но Бекетт уже успел заметить ошибку.
- Вы, сэр, говорите, если я не ошибаюсь, о том самом Джеймсе Норрингтоне?
Губернатор бросился было отрицать, но Бекетт не дожидался ответа.
- И он, по-вашему, человек дела? Люди дела, сэр, не бросают дела на полпути. Они не поддаются отчаянию и унынию, которое тянет в могилу их и окружающих.
- Но он человек слова, по крайней мере! – воскликнул губернатор.
- Возможно. И возможно именно поэтому я рад, что мне не пришлось арестовывать его, я признаю, что слышал много хорошего о нем…
- А об Уильяме Тернере и моей дочери вы не слышали ничего хорошего? – нетерпеливо и жадно спросил губернатор.
Бекетт задумался. Потом, глядя губернатору прямо в глаза, не отрываясь и не моргая, произнес:
- Об Элизабет Суон я слышал, что она беспутная, своенравная девица, не соблюдающая приличий, и, хоть даже я и не дворянин по рождению…
- Довольно! – повысил голос оскорбленный губернатор, пропустив мимо ушей, как Бекетт безразлично отзывается о своем происхождении.
Бекетт сдержано улыбнулся.
- Прошу прощения. Я всего лишь ответил на Ваш вопрос, сэр.
- Элизабет, она… она просто попала под дурное влияние… вы знаете историю, которая произошла с ней… похищена пиратами… чудом сохранила честь…
Бекетт хмыкнул.
- И Вы можете себе представить, какое отчуждение она встретила в обществе, когда вернулась домой!
- Да уж, могу. Вероятно, даже значительнее, чем испытывал я, когда… Впрочем, безразлично.
Губернатор, обнаружив молчание собеседника и отсутствие своей реплики, забеспокоился снова. Он стал вспоминать, что хотел от лорда Бекетта… признать поражение? Никогда. Как честный человек, он с достоинством продержится до конца. Взятка? Уговоры? Унизительно… нет… но, если хотя бы так…
- Лорд Бекетт. Вы, вероятно, понимаете, что с моей дочерью обращаться так нельзя. Если даже она преступница – что еще предстоит доказать…
- Доказать? О чем вы? Вы разве не сами читали, как Его Величество приказал покарать их?
Губернатор закашлялся.
- Я буду просить о помиловании…
Бекетт снова сдержано улыбнулся.
- Дело в том, что… Помилование, сэр, на этот раз начинается с меня.
- Тогда я…
«А он не помилует ее до тех пор, пока не вернется Уильям Тернер. А когда он вернется…»
- А я не могу принять решение до тех пор, пока не вернулся Уильям Тернер.
Губернатор кивнул.
Понимая, что разговор окончен, лорд Бекетт поднялся.
- Позвольте откланяться…
И Уезерби Суонн понял, что переговоры не имеют значения, а в гостиных ему шептали правильные и весьма интересные предложения…
    ***
Последний луч, словно сомневаясь, побродил минутку среди мачт и парусов, вздрогнул и исчез, не найдя себе применения. В гавани было неспокойно и ветрено. Пальмовый лист хрустнул под ногой капитана Хоккинса. Сегодня он отплывал в родную Британию, прохладную, чуть блеклую и высокомерную, прочь от Ямайки, слишком богатой на контрасты и слишком опасной в последнее время, насквозь просматриваемой агентами Ост-Индской торговой компании. Груза было достаточно, пассажиров – нет, кроме одного, но какого... Капитан Хоккинс и сам не знал, как его удалось уговорить на это – вряд ли та порядочная сумма, которую ему уплатили сверх некоторых других аргументов – смогла бы его убедить, если бы ему стало ясно, до какой степени пассажир этот неугоден Ост-Индской торговой компании. Он подозревал, что предприятие небезопасно, но отказать уже не мог. Единственное, что беспокоило капитана – письмо, которое было уговорено передать королю… Тайные письма королю просто так не пишут, и, возможно, это нечто большее, чем он предполагает. Поколебавшись между любопытством и честностью, капитан Хоккинс остановился, не доходя сотни шагов до причала, и вынул письмо. Печать… да что уж там, печать подделать нетрудно – и он немедленно ее сломал. В слабом мерцании сумерек было сложно разглядеть, он наклонился, сморщил нос, разбирая буквы. Когда прочитал до конца – быстро сунул письмо обратно в карман и нервно осмотрелся. Сердце бешено заколотилось, ощущая тяжесть опасной бумаги.
«Да что же он, не понимает?..» - думал капитан о губернаторе Суонне. Письмо было удивительно подробным в части описания всех действительных преступлений, совершенных им и его близкими, и чего добивался губернатор – было совершенно неясно… Или это всего лишь прошение о помиловании?
Капитан Хоккинс заколебался. Выбросить письмо – нельзя, нужно сжечь или разорвать, и немедленно… Или уж не его это дело, а губернаторское… Но довольно! «На корабль, а там решим» - подумал капитан Хоккинс и устремился к причалу, как будто на корабле он был бы в большей безопасности.
Навстречу ему метнулось несколько фигур.
Капитан Хоккинс вскрикнул и завертел головой, пытаясь понять, кто это и чем они ему угрожают... Все вокруг замерло, ритм сердца отсчитывал секунды, а время словно не шло…
- Капитан, куда же вы так быстро… - оборвал наваждение неприятный голос.
- Я направляюсь на свой корабль, будьте любезны пропустить, - напрягшись, собрав все спокойствие, проговорил капитан.
Обладатель голоса в два прыжка оказался перед ним.
- А что же у нас здесь? – невероятным и неуловимым движением он достал из кармана Хоккинса распечатанное письмо. Хоккинс схватил было его за руку, но почувствовал на себе прицелы ружей остальных. Человек пробежал письмо глазами и улыбнулся. 
- Он приближается! – крикнул кто-то за спиной Хоккинса.
- Все по местам! – крикнул человек в лицо Хоккинсу, тот отпустил руку от неожиданности, попытался оглянуться, и внезапно почувствовал резкую боль под сердцем… Он схватил убийцу обеими руками, и прохрипел:
- Ради кого…
Убийца же только усмехнулся. Он стоял, держа в руках ускользающую жизнь, и улыбался ей в лицо. Через несколько секунд улыбаться было некому, а сзади послышались шаги, и возглас:
- Капитан!
Убийца-Мерсер отошел на шаг. Тело Хоккинса мешком упало на доски причала, а Мерсер, переступив через него, метнулся к отпрянувшему губернатору Суону...
***
Лорд Беккет мог работать в любое время суток: отсутствие необходимости в отдыхе было его тайной гордостью. Человеку карьеры и следовало бы быть таким, но немногие были. Впрочем, и равными Беккету тоже были немногие.
Он зашел в свой кабинет, держа бесполезный тусклый фонарь перед собой, и понял, что заметный в неверном свете беспорядок несколько значительнее допустимого.
Не глядя по сторонам, он подошел к столу, переложил несколько верхних документов… Так и есть. Чужая рука почувствовалась немедленно. Прекрасная, поразительная привычка – рыться в чужих бумагах! Это вызвало у Катлера Беккета настолько сильное возмущение, что ему понадобилось еще немного времени, чтобы понять, чего именно не хватает…
Каперский патент.
Между прочим, он никогда не рылся в чужих бумагах. Сама формулировка «рыться в чужих бумагах» вызывала у него отвращение. Не умеешь получить информацию другим путем, кроме банального воровства – не берись! Это, в конце концов, неизящно! Это люди вроде Мерсера ничем не гнушаются, полагая, что чувство собственного достоинства – обременительное излишество…
Ах да, каперский патент.
Лорд Беккет усмехнулся. Он не имел привычки, в отличие от короля, подписывать бумаги заранее. Так что толку от него было мало… но в данном случае означало одно.
- Вы тоже считаете, что долг, честь, прочая ерунда больше не в чести в этом мире? – разрезал он тишину вопросом. 
И отозвались незамедлительно.
- А что в чести? – вызывающе ответила темнота.
То есть, видимо, ответ «да».  Или «не знаю».
«Интересно, а долго бы она там стояла, если бы я не спросил?»
Он обернулся. Благо теперь знал, куда… Пристрелить бы, не разбираясь, ведь и оружие вот, в ящике лежит…
- Одни лишь деньги… Власть, могущество, - небрежно перебрал он.
От стены отделилась хрупкая женская фигурка.
«Боже мой, ее не кормили в тюрьме, что ли?..» - едва ли не с ужасом подумал лорд Беккет.
- Тогда, думаю, мы сможем прийти к соглашению, - с удивительным дружелюбием произнесла девушка, - Я предлагаю Вам сделку.
- Я вас слушаю.
Она осторожно шла ему на встречу, как будто боялась запнуться, и когда оставалось всего ничего, она вытянула вперед руку, и в лоб лорда Беккета посмотрело дуло пистолета.
- Я вас внимательно слушаю, - повторил он, подумав, что картина, должно быть, забавна со стороны и не лишена определенной красоты: изящная растрепанная невеста в запачканном платье целит, едва удерживая тяжелый пистолет, ему в лоб.
- На этом свидетельстве есть подпись короля.
- Да, но, к сожалению, без моей подписи оно недействительно…
- Конечно. Иначе бы меня и след простыл. Вы поручили Уиллу добыть компас Джека Воробья. От него одно зло!
«Странно, а я думал, все зло от меня. А вот от компаса, оказывается, тоже…Определенно, он должен быть моим!» - некстати подумал Бекетт.
- Я не понимаю.
- Я была на Исла-де-Муэрто и видела клад своими глазами, следует кое-что учесть.
Лорд Беккет с недоумением уставился на нее.
- Аа, ясно, - наконец сказал он. – Считая, что компас указывает на Исла-де-Муэрто, вы решили спасти меня от жуткой участи? – он подумал, что если это действительно так, то чертовски трогательна с ее стороны такая забота… хоть и под дулом пистолета. Он, совершенно расслабившись, отвернулся от нее, подошел к карте. - Не беспокойтесь.
И, почувствовав ее растерянность, растерянность вооруженного человека, к которому поворачиваются спиной, вместо того, чтобы, дрожа и заикаясь, звать на помощь, продолжил.
- Мне не нужно проклятое золото ацтеков. Я не столь ограничен в стремлениях… В этих водах не один сундучок с сокровищами… Можете предложить еще что-нибудь? – спросил он, возвращаясь к ней.
Она приставила пистолет к его горлу, и он, едва взглянув на нее, принял решение… И двинулся к столу – за пером...
- Учтите при расчетах, что вы лишили меня брачной ночи! – прошипела она, следуя за ним, изо всех сил делая вид, что владеет ситуацией.
Она даже ударила его по плечу свидетельством.
Лорд Беккет секунду побыл в ее руках, потом взял свидетельство, ненавязчиво стряхнув ее ладонь со своего плеча.
- Ну, как же. Прерванная свадьба, - насмешливо протянул он, удерживаясь от пошлости. Он ее едва не повесил вместе с женишком, а она беспокоится только о том, что до сих пор в девках ходит?... Впрочем, ей, вроде бы, 20 лет, можно понять. – Или поворот судьбы? Вы прилагаете немало усилий ради Джека Воробья…
И, приложив печать, протянул ей свидетельство.
Она схватилась за него, но он не отпускал.
- Это не для Джека! – возмутилась Элизабет, нервничая и пытаясь отобрать бумагу.
- Вот как? Мистер Тернер получит свободу, если я получу тот компас. Учтите это при наших расчетах.
Ей, наконец, удалось вырвать свидетельство. Оглядываясь, не опуская пистолета, стала отходить – после, видимо, не выдержали нервы, и она побежала…
«Вот, милая, научил бы я тебя не поворачиваться спиной к тем, кому ты только что угрожала… Смелая или глупая?» - подумал лорд Беккет, мрачно глядя ей вслед и представляя, как просто задержать ее сейчас. Но он молчал и не шевелился. Ему казалось, что все идет по плану… вот только по его ли плану?.. Будет носиться по морям – натворит дел, может быть, даже пользу принесет… Губернатор будет о ней беспокоиться… Лорд Бекетт поймал себя на мысли, что как будто успокаивает себя. А, может быть, она бесславно погибнет… И это будет жаль. Действительно жаль. Дерзкая девчонка… эти непроизвольно всплывшие слова заставили его отдаться воспоминаниям…
Но ненадолго. Среди ночи явился Мерсер – докладывать о новых приключениях губернаторской семьи: побеге Элизабет, убийстве капитана и аресте губернатора…
Бешенство оказалось удивительно сладким на вкус. Катлер Бекетт редко выходил из себя, а так – пару раз в жизни, не более того.
- Мерсер! Вы соображаете, что творите!? Еще одна подобная выходка – и я… я не убью вас, нет, вы отправитесь туда, откуда вылезли!
- Но сэр. Это ведь измена.
- Измена?! Стало быть, следовало отправить его в тюрьму, почему я учить-то вас должен?! Его кровь на моих руках! На моей репутации! Из-за вас!
- Сэр… Никто ничего не узнает.
- Я не желаю иметь скелетов в шкафу!
- У всех они есть, сэр. Будут и у вас…
Лорд Бекетт побледнел.
- Вон! И держите себя в руках, если вам вдруг захочется убивать! – крикнул лорд Бекетт в сторону закрывающейся двери. Мерсер еще один раз позволил себе поступить так, как хотел.
- Мраааазь, - проговорил он медленно, и его передернуло.
Он дрожащей рукой налил себе виски, залпом выпил. Эффекта это не произвело. Никакого. Как будто вчерашний чай, холодный и крепкий… Он глубоко вздохнул, ожидая, когда нервное возбуждение пройдет само по себе. Когда оно прошло, на душе осталась какая-то мерзость.
«Это был его план… - с тоской решил Бекетт, – Теперь Уильям может не возвращаться…»
Беккет тихо застонал. «Его» люди были его слабым местом – он всегда очень трепетно относился к подбору доверенных лиц, но в определенный момент оказалось так, что выбирать было не из кого. И тогда подвернулся Мерсер, который несколько лет назад был никем, а сейчас, нахватавшись где-то внешних атрибутов верности и лояльности, стал гнуть свою линию.
Лорд Бекетт закрыл глаза, потер лоб. Он неожиданно почувствовал, что все же устал. Но нужно понять сейчас, что происходит…
Он подошел к столу, накрытому картой, на которой были расставлены фигурки, обозначающие войска и флот, сгреб все в кучу и принялся расставлять заново…
Побег Элизабет. Организован губернатором при пособничестве Мерсера. Общались ли они напрямую? Сомнительно… но возможно.
Теперь у него нет заложника, и Тернер неуправляем. Правда, еще некоторое время он ничего не узнает, можно понадеяться, что в самый ближайший срок он успеет вернуться… Опять же, маловероятно.
Однако первостепенным вопросом все еще остается Джек Воробей и его компас. Если Мерсер желает именно этому помешать, то нужно действовать в обход… Тернер и Элизабет теперь фактически не существует, так что остается…
Лорд Бекетт, наконец, улыбнулся.
- Кто у нас больше всех желает выслужиться? – шепотом произнес он.
Сбегая по лестнице он подумал, что стоило бы отложить дела до утра, чтобы поднимать меньше шуму… но ждать не было сил.
В форте дремал дежурный лейтенант. Бекетт, предполагавший, что его появление – среди ночи, один, верхом – вызовет хотя бы небольшой переполох, был возмущен отсутствием всякого приема. Он растолкал лейтенанта и сказал страшным шепотом, держа его за воротник:
- Лейтенант, спать на дежурстве?? Как вы можете?
«Мне нужен толковый комендант, который наведет здесь порядок… но им будешь не ты» - подумал он про себя.
Лейтенант попался крайне удачный. Именно этот лейтенант пришел к Бекетту с докладом в первый же день. Лорд Бекетт вспомнил его красивое напряженное лицо и хорошо скрытое, но все же заметное восхищение во взгляде прекрасных темных глаз… Так сильно льстившее ему восхищение.
Тем временем лейтенант уже начал оправдываться.
- Тсс. Я никому не скажу и забуду про это сам. Потому что сейчас, лейтенант Келли, вы нужны мне в другом качестве…
Бекетт с трудом удержался от хохота, когда заметил смешанные чувства, отразившиеся на лице его лейтенанта. Но сомнения развеять не спешил, наслаждался моментом… Он сделал кружок вокруг лейтенанта, сидящего на стуле, как бы случайно задев его плечо ладонью…
Келли словно опомнился и вскочил. И попал в очередную неудобную ситуацию, ибо оказался почти на голову выше лорда Бекетта, смотреть на которого свысока было еще неуютнее, чем снизу вверх…
- Сядьте, лейтенант, - сказал лорд Бекетт и сам уселся напротив, - Хочу дать вам поручение... одному человеку требуется помощь. Но прежде всего, ответьте на один вопрос… Любили ли вы…
Он снова сделал паузу, и позволил себе насладиться недоумением на лице лейтенанта.
- … одного нашего общего знакомого…
Когда он назвал, наконец, имя человека, которого намеревался сделать камнем преткновения в следующем акте игры, лейтенант Келли с едва скрываемой тоской вздохнул…

4

При каких бы обстоятельствах не происходило пробуждение заснувшего на посту, приятным оно быть не может. Даже если проснешься сам, ужас испытаешь непередаваемый, а если, открыв глаза, увидишь недоброе лицо старшего по званию…
Келли, впрочем, повезло и не повезло одновременно. Проснувшись, он не увидел лицо коменданта форта, это, безусловно, плюс… но увидел лицо лорда Катлера Бекетта.
И первой мыслью лейтенанта Келли было – застрелиться. Произошло то, чего он боялся больше всего – он дал повод усомниться в себе… Мысли о собственном позоре помешали Келли соображать вовремя и по делу, и поэтому, осознав, что речь идет о его душевных привязанностях к бывшему коммодору Норрингтону, Келли немало удивился и даже чуть-чуть запаниковал. О коммодоре можно говорить только хорошее – если учесть его опасное ныне положение (хотя оно и неизвестно). Но как отнесется к этому лорд Бекетт?..
- В глубине души… - грустно и осторожно говорил Келли, глядя в сторону. – Все, кто хоть чуть-чуть его знал…
- А Вы?
- Я… Сэр, Вы знаете, почему он ушел? Сказал, что не в состоянии навести порядок на море и не будет этого делать. Может, это и так, только если он не в состоянии – то никто не в состоянии… не был в состоянии на тот момент, - поправился он, - и с тех пор, как он ушел, у нас начался полнейший беспорядок.
- Но Вы так и не ответили на вопрос, - напомнил Бекетт.
Келли вздохнул. Он не знал, какой ответ будет правильным: хоть лорд Бекетт и успел вскользь продемонстрировать легкое расположение к бывшему коммодору, все же приказ о его аресте никто не отменял… но Келли показалось, что лучше говорить, как есть.
- Я – да. Любил. Ему хотелось соответствовать.
Лорд Бекетт расплылся в улыбке.
- Ну и чудесно! Вы знаете, где коммодор сейчас?
- Нет, сэр.
- И я не знаю. А не могли бы Вы узнать?
Келли забеспокоился. Все это совсем не было похоже на приказ найти преступника, но до крайности странно…
- Зачем? – коротко бросил он.
- А как вы думаете?
Келли нахмурился. Раскусить Бекетта ему не удастся. Играть вслепую – опасно. Открыть карты, положиться на милость лорда?
- Сэр, поймите меня правильно, - наконец проговорил он, удивляясь собственной дерзости, - Насколько я помню, Вы намеревались арестовать коммодора… бывшего коммодора Норрингтона. Я знаю, что у Вас есть все для того основания, и Вы можете просто приказать мне разыскать его, и я без колебаний этот приказ выполню. Но в этом случае я не понимаю, к чему весь этот разговор о нежных чувствах… Приказы не обсуждаются, я помню. Только скажите, что это, приказ?
Лорд Бекетт засмеялся, Келли стало не по себе. Так разговаривать с начальством ему еще не приходилось, и собранное для этого мужество подходило к концу. Да и как-то… смутно было все вокруг. Полумрак в помещении. Тьма за окном. Слегка сонный Келли не понимал, почему вообще надменный недоступный лорд Бекетт сидит здесь и смеется, как будто они травят флотские байки? Может, это странный сон заснувшего дежурного, и через несколько секунд он откроет глаза и все-таки увидит лицо коменданта?
- Я понимаю Вас, лейтенант. А Вы меня – нет, - сказал лорд Бекетт, отсмеявшись, - Если бы мне потребовалось арестовать Джеймса Норрингтона, я бы не просил Вас об этом лично среди ночи. Из всего, что я слышал о коммодоре, я делаю вывод, что это достойный человек, уход которого принесет Англии большой ущерб. Кроме того, я знаю, что он не так давно отбыл на Тортугу, а это дает мне основания полагать, что он в беде. Я хочу, чтобы он вернулся оттуда, и вернулся живым, и поэтому искать его отправитесь именно вы.
Келли некоторое время сидел, размышляя.
- Так просто, сэр?
- Нет. Увы.
Келли вздохнул.
- Не вздыхайте. Я не могу помиловать Джеймса Норрингтона просто так. Мне нужен повод. И я хочу, чтобы Вы убедили его дать мне повод…
- И какой повод Ваша Светлость сочтет подходящим? – спросил Келли, слегка улыбнувшись.
- Достаточно будет сообщения мне каких-либо сведений… Но это непременно должно быть что-нибудь весомое, не такое, что в каждой подворотне услышать можно… - произнес лорд Бекетт, чуть задумавшись, - например, разузнать свежие новости о Джеке Воробье. Кажется, коммодор с ним не дружен, это не будет противоречить его принципам?
Келли покачал головой.
- И, в качестве доказательства того, что сведения действительно свежие, а источники – надежные… я бы хотел получить компас Джека. Как вы думаете, не слишком ли много, лейтенант?
- Я полагаю, помилование того стоит, сэр…
- В таком случае, отправляйтесь немедленно. Если что-нибудь нужно, заходите. Единственное, помалкивайте до поры до времени… На вас ведь можно положиться, друг мой?
- Да, сэр, - серьезно кивнул Келли.
С этими словами лорд Бекетт, не прощаясь, удалился, оставив Келли в легкой растерянности и, что хорошо, без сна...
***
Мучительная темнота.
Полгода жить, не чувствуя себя.
Стараясь не дышать, потому что от каждого вздоха больно.
А потом уже до слез хочется вдохнуть – и не по-лу-ча-ет-ся.
Обдумывать, отвлекаться, забывать… Забываться.
Джеймс Норрингтон никогда не верил в душевную боль. Он считал, что с нормальными людьми такого не случается…
Когда-то он краем уха слышал, как один из его офицеров щебетал, что даже самая великая любовь забывается за пару месяцев… иногда за четыре… ну или уж точно за шесть! И цепляясь за эту мысль, он ждал исхода четвертого месяца. Ждал, теряя людей и корабли… И когда ждать больше не было сил, вернулся в Порт-Роял, чтобы распрощаться, как говорил он себе.
Прощания, разумеется, не получилось. Джеймс Норрингтон не умел произносить речи, выдерживать паузы и признаваться… и ушел, когда счел все моменты безнадежно упущенными.
На исходе шестого месяца он понял, что с момента того самого «прощания» следовало бы начать новый отсчет… но ждать и считать был уже не в состоянии. И не находил ничего, на что можно было бы отвлечься: у него больше не было моря, в котором наверняка было бы легче, и только по одной причине он от моря отказался… это было несправедливо: снова рисковать людьми ради того, чтобы заставить свое сердце замолчать… Чтобы быть честным с собой хоть в чем-то, он все же признал, что был бы совсем не против оказаться за бортом в холодных волнах, но волны все время прибирали с палубы других и не трогали его…Так или иначе, план рано или поздно погибнуть в море изжил себя.
Но бывший коммодор знал еще одно средство, и теперь в ход пошло оно…
Очень скоро он понял, что ром не везде одинаков, и ничего хуже, чем ром в его доме в Порт-Рояле, быть просто не может. Слишком много знакомых лиц, среди которых неприлично не бывать… но бывать среди них было невыносимо – все вокруг Джеймса до такой степени не интересовало, что он невольно оставался один на один со своими мыслями…
Впрочем, мыслей об Элизабет Суон, на удивление, оставалось все меньше. И когда оставшаяся после нее пустота превысила критическую массу, он начал вспоминать события последнего времени, и мучительный стыд за себя, свое нынешнее состояние и положение, начал брать свое.
Кто он? Коммодор, потерявший влияние на море и на суше. Капитан, потерявший корабль. Мужчина, потерявший любовь (а, впрочем, это стоило бы вычеркнуть – непомерно романтично). Человек, потерявший, в свете всего вышеперечисленного, уверенность в себе.
Поторговавшись с совестью, Джеймс Норрингтон простил себе Элизабет. Ну и что, что он позволил ей нанести себе оскорбление... Он почти простил ее. А значит, настало время простить и себя.
Но простить себя за все остальное он не мог. Забыть обо всем, гоняться за одним только Джеком Воробьем несколько месяцев… В свое оправдание он мог сказать только одно: ему нужно было увлечься чем-то… Но почему Джек Воробей, а не работа?
А в один прекрасный шторм Норрингтон понял, что ответственность для него стала непомерно тяжела. Нет, он сделал все, что мог и что должен был, но раньше этого было достаточно, а теперь оказалось – нет… Тогда в его сердце закрались сомнения в том, что он заслужил свое звание и соответствует ему. Как будто захлебнулась его интуиция моряка, как будто размыло весь его опыт. Сейчас, на суше, ощущение было сложно объяснить, но он все еще помнил его. И понимал, что в море с ним делать нечего.
И, держась от моря подальше, Норрингтон путешествовал по острову… и очень скоро понял, насколько остров маленький, и насколько пустой… не располагающий ничем, что могло бы стать для него предметом размышлений и деятельности… ром все еще прочно держал позиции в череде занятий бывшего коммодора. Теперь, правда, он не заглушал им горечь, а заполнял пустоту…
«Но есть же другие острова» - подумал как-то коммодор, и скривил губы в усмешке. Первым островом, пришедшим ему на ум, была, конечно же, Тортуга.
***
Катлер Бекетт в очередной раз переставлял на столе солдатиков.
Смутное беспокойство не покидало его с той ночи, когда он имел кхм… счастье… поближе познакомиться с Элизабет.
Впрочем, Элизабет не имела к этому никакого отношения. Отправилась, вероятно, на Тортугу (видимо, здесь принято начинать все поиски оттуда), ищет Тернера.
Тернер. А он должен искать Джека Воробья, возможно, нашел, а может быть, и нет. Нужно было назначить ему какой-нибудь срок… Впрочем, это могло и повредить.
Джек Воробей. Про него пока не известно ничего… И ладно.
Губернатор Суонн. О нем думать совершенно не хотелось. Бекетт не знал, как поступить. В тюрьме его держать нельзя. Но формально Мерсер прав – он освободил из тюрьмы преступника, содействовавшего пирату, а значит, есть все основания держать его в тюрьме, а можно даже использовать это как повод, чтобы избавиться от него насовсем… Но и эта идея Бекетту не нравилась. Он посетил губернатора в тюрьме и сказал, что подпишет приказ о его переводе под домашний арест, если губернатор того попросит. Но получил отказ. Тогда Бекетт решил, что стоило подписывать приказ, не спрашиваясь губернатора… однако теперь было поздно. Так или иначе, губернатор оставался в тюрьме, а лорд Бекетт ходил вокруг да около и не знал, что делать…
Но не только губернатор был причиной его волнения.
Кто еще, Келли? Снова нет. В нем лорд Бекетт был почему-то полностью уверен. Келли мечтает об одном: стать его безоговорочным фаворитом. И пока он верит в свои шансы, будет из кожи вон лезть, лишь бы сделать все, как надо. Так что с его мотивами все в порядке… а в его способностях лорд Бекетт не сомневался, потому как еще до прибытия на Карибы успел изучить сведения о большинстве офицеров. В конце концов, денег Келли вручено достаточно, и никаких сверхсложных задач перед ним не стоит.
Джеймс Норрингтон. Неясно, какую роль он сыграет… Лорд Бекетт даже пожалел, что не может найти его сам. Остается положиться на обаяние и симпатии Келли. Но это не так уж мало.
Но Бекетт чувствовал присутствие еще одной фигуры, которая играет если не против него, то ведет свою линию… у него за спиной.
Лорд Бекетт резко развернулся, вроде бы случайно смахнув со стола фигурки. Перед ним стоял мистер Мерсер.
- А, очень кстати, что Вы зашли. Знаете что, друг мой? Отправляйтесь-ка на Тортугу. Наша предприимчивая Элизабет Суонн, видимо, уже на полпути туда. Интересно, что она будет делать. 
Сам Мерсер приходил за чем-то незначительным… когда он удалился, лорд Бекетт вернулся к размышлениям. Итак, фигура, которая гнет свою линию у него за спиной… Осталось всего понять, что это за линия.
Но тревога осталась.
***
В представлениях коммодора Норрингтона, Тортуга была если не Адом, то, по крайней мере Чистилищем.  Но то ли коммодор слабо представлял себе Чистилище, то ли наоборот, питал по отношению к нему какие-то завышенные ожидания, едва ступив на сушу, он понял, что Тортуга мало чем отличается от Порт-Рояла, и здесь можно жить.
Впрочем, стоит сказать пару слов об условиях странного выбора Джеймса, решившего покинуть Ямайку...  в тот день, когда Элизабет впервые предстояло просыпаться, наблюдая грязный тюремный потолок, отправленный намеком лейтенанта Келли человек уже нашел Норрингтона и сообщил ему о сложных отношениях, возникших с этого момента между ним и законом… Так что путь в Британию или на иные английские острова был для него закрыт. И Джеймс, решившись, наконец, принять наполовину издевательскую игру Судьбы, мысленно отвесил ей легкий поклон в благодарность за прекращение своих невеселых блужданий по Ямайке, и отправился на Тортугу, имея при себе лишь старую шпагу, пустую голову и легкое сердце… Небывалая эта легкость объяснялась тем, что он принял решение не видеть плохое в плохом, то есть вообще ничего не видеть, ни о чем не задумываться и благодарить красотку-Судьбу если не за благосклонность, благодаря которой он до сих пор жив и пока не рехнулся, то хотя бы за личное внимание.
На Тортуге развлечений было хоть отбавляй: пить, драться и пересказывать на разные лады, придумывая все новые и новые трагические и иронические детали, собственную историю. Разумеется, не от первого лица: рассказывать пиратам сказки про коммодора Норрингтона, более чем известного им персонажа, в то время как они и не догадывались о том, в какой опасной близости от них он находится, было на первых порах забавно…
А самым удивительным было то, что Джеймс снова чувствовал себя – собой… хотя узнать в нем коммодора Норрингтона было сложно…
И все же – узнали.
В один прекрасный вечер, предвещавший, как всегда, пьяную драку, когда коммодор сидел и, как всегда, размышлял, есть ли истина на дне этой бутылки с ромом, кто-то, подошедший сзади, сказал поразительно знакомым голосом:
- Сэр, рад видеть Вас живым.
И уселся рядом.
Джеймс повернулся и долго-долго смотрел, не веря своим глазам.
- Келли, какого черта Вы здесь делаете? – негромко, но весьма выразительно спросил он.
- Мне есть, что рассказать Вам и что предложить… будем говорить здесь? – уклончиво ответил Келли, стараясь сохранить необходимую вежливость, не прибегая к формальностям…
- С чего Вы взяли, что я буду с Вами разговаривать? – заявил Норрингтон, но Келли понял, что вопрос задан просто так, ради того, чтобы возразить.
Он достал из кармана приказ об аресте, выписанный Бекеттом специально для этого случая. Норрингтон бегло просмотрел его.
- Видимо, содержанием этого документа Вас не удивить.
- Вашими стараниями – нет. Мне следовало бы отблагодарить Вас, но пока не вижу, как.
- В этом нет необходимости сейчас… - сказал Келли, гадая, известна ли причина благодарности и, возможно, сговорчивости коммодора лорду Бекетту… До этого момента у него не было времени беспокоиться о скелетах в собственном шкафу, но если лорду Бекетту известно о его грехах гораздо больше, чем о его достоинствах, то чем он обязан такому доверию?..
- А кто такой этот лорд Бекетт? – прервал его размышления Норрингтон.
- Представитель Ост-Индской Торговой Компании… с широкими полномочиями, предоставленными Его Величеством. Сейчас в его руках практически вся власть… и отличный флот.
- А губернатор?
- Губернатор, думаю, во всем будет его поддерживать… особенно если учесть, что мисс Суонн в тюрьме.
- В тюрьме? – нахмурился Джеймс.
- Да, - кивнул Келли, - за то же самое, за что Вы могли бы там оказаться.
- Это что-то неслыханное – заключить члена семьи губернатора под стражу…
- Да, но на то есть приказ короля…
- Хотел бы я знать, как Его Величество издал этот приказ…
Келли промолчал, потому что об этой стороне правосудия в Англии не задумывался.
- Как бы то ни было, лорд Бекетт, похоже, готов помиловать и ее, и Вас…
- Занятно.
- И это все, что Вы скажете? – удивился Келли, округлив красивые глаза.
-  Хм. Очень занятно. А что?
- Сэр, Вам здесь нравится?..
Джеймс Норрингтон посмотрел ему в глаза.
- Стоит потерять что-нибудь, чтобы понять, важно ли оно или же нет, - туманно произнес он.
Келли задумался.
- Вы не хотите вернуться?
- Я это обдумаю.
- Вы окажете мне большую услугу… – прозрачно намекнул Келли. Норрингтон не горел желанием соглашаться, и это его беспокоило. Более того - он был поражен тем, что Коммодор, непривычный в такой обстановке, показался таким… естественным.
… А на следующий вечер, на тихом и относительно далеком от порта постоялом дворе, красивый лейтенант Келли сидел возле постели легко раненного Джеймса Норрингтона, и, балансируя на грани почтительности и снисходительности, отчитывал последнего за вздорное поведение.
- Сэр, в конце концов, если Вам хочется умереть, во что я лично не верю, почему Вы желаете сделать это столь бесславно?
Джеймс прикрыл глаза рукой. Ему даже было чуть-чуть стыдно, потому что на этот раз драку спровоцировал он. А наблюдавший за этим Келли, эффектно держа ладонь на эфесе шпаги, стоял сначала чуть в стороне, но немедленно бросился защищать Норрингтона, а потом уводил его оттуда, сначала поддерживая под руку, потом обнимая за пояс, потом едва ли не на себе, потому что Норрингтон был не только ранен, но и пьян.
- Ничего серьезного, - заключил тогда Келли, осмотрев рану. – Послезавтра, может быть, будете как новенький. И очень хорошо, если будете, потому что время не ждет…
- Келли, вам стоило быть корабельным медиком. Вы циничны. Я про «как новенький».
Келли улыбнулся.
А сейчас он был зол. Вернее, прохладно и беззлобно недобр и, самую малость, ехиден – он не понимал причин, по которым его кумир и идеал, вместо того, чтобы возвращаться на пьедестал, чуть опершись на поданную ему руку, продолжает демонстрировать свое гораздо большее уважение такому виду времяпрепровождения, как пьянство и драки…
- Сэр, что с Вами, в конце концов?.. Да что такого случилось?..
- Келли, Вы не понимаете, и это хорошо. Я не прошу Вас на этом основании быть снисходительным, но поверьте – это очень здорово, что Вы этого не понимаете, - неожиданно мягко ответил Норрингтон.
- Хорошо. Только вот Тортуга, этот грязный дом и мерзкое пойло, по недоразумению именуемое ромом, – не лучшие условия для раздумий и решений, верно? Будьте благоразумны. Вы ведь любите Британию. Вернитесь к ней… уйти еще раз никогда не поздно. И можно будет выбрать более подходящее место…
- Называйте свою цену.
- Мою цену, сэр?..
- Цену лорда Бекетта, - поморщился Норрингтон.
- А. Сведения о Джеке Воробье и его компас.
- Что?!
- Он сказал буквально следующее: он не может помиловать Вас просто так, нужен повод. Он сочтет достаточным поводом свежую информацию о Джеке Воробье. В подтверждение достоверности сведений он просил компас Джека.
- Неисправный.
- Лорд Бекетт не уточнял.
- Что ж… Джека Воробья, и вправду, интересно было бы повидать. Хотя и не скажу, чтобы приятно. Келли, лорд Бекетт стоит того, чтобы терпеть Воробья?
Темные глаза Келли приобрели мечтательный оттенок…

5

Вопреки всем опасениям лорда Бекетта Норрингтон вполне правильно уяснил суть переданного ему сообщения. Еще пару дней они с Келли провели в бездействии и праздных разговорах, а дальше на Тортуге объявился капитан Джек Воробей, набирающий команду.
- Ну, вот видите, Келли. Я искал его по всем морям, а он сам пришел за мной, - весело сказал Джеймс. – Собирайтесь! Я ему сейчас устрою…
И они направились в тот трактир, где обосновался Джек Воробей. Лил дождь, нанятый на последние деньги экипаж сломался на полпути. Отчаявшись дождаться его удачного выздоровления, Норрингтон и Келли направились пешком, измазавшись в грязи по самые уши.
- Вид у Вас очень пиратский, сэр! – радостно сообщил Келли, глядя на Норрингтона, выжимающего то, что раньше было похоже на парик.
- Сами себя не видели, - проворчал Джеймс.
Джек был там.
Джеймс решил обосноваться в тени, в уголке, они пили грог, наблюдая, как к мистеру Гиббсу, улыбающемуся вымученной доброй улыбкой каждому, подходят один за другим какие-то редкостно убогие, с позволения сказать, моряки…
- Странно, что, никто в команду не хочет наняться?.. – сказал Джеймс, закашлявшись. Полтора часа под холодным дождем на пользу никому не пойдут.
Келли пожал плечами.
- Я вполне их понимаю, сэр.
- Келли, ступайте, купите бутылку рома. И, будьте любезны, не вмешивайтесь. У меня есть желание, чтобы вы, живой и здоровый, добрались до лорда Бекетта и передали ему мои уверения в глубочайшем почтении…
- А вы что собираетесь делать, сэр? – спросил Келли, вручая ему бутылку.
- Увидите.
Келли наблюдал, как Норрингтон отхлебнул из бутылки хороший глоток, и уже слегка неверной походкой направился к мистеру Гиббсу.
- Ну, а твоя история? – сказал ему мистер Гиббс с улыбкой, которая почему-то напомнила Келли о том, что благими намерениями выложена дорога в ад.
- Моя история, точно такая же, как и твоя, - отвечает ему Норрингтон замогильным трагическим голосом, - кроме последней главы. Я гонялся кое за кем по всем морям и потерял корабль, команду, звание и положение.
- Коммодор?.. – с ужасом вопрошает Гиббс, заглядывая под поля треуголки.
- Уже не коммодор, ты что, не слушал? – со злостью отвечает Норрингтон.
Келли поежился, узнавая злость коммодора. «Как же, как же, не коммодор» - усмехнулся он.
- Ну что, гожусь я в команду капитааану Джеку Воробью?.. – крикнул Норрингтон, выходя на центр зала.
Здесь Келли задумался, правда ли он пьян или все-таки притворяется.
Потом он услышал, как щелкнул пистолет.
- Извини, привычку вспомнил, - сказал коммодор почти миролюбиво, целясь в лоб Воробья, который собрался было под шумок ускользнуть…
- Ты нанят, - улыбнулся тот, разведя руками.
Заскучавшие посетители таверны решили включиться в происходящее, принялись отбирать у Норрингтона пистолет, бить друг друга и пытаться бить его… Норрингтон пистолет отдал, зато выхватил шпагу, и отхлебнул еще глоток…
Келли, оценив масштаб разыгравшихся беспорядков, тихо застонал, вспоминая приказ коммодора не вмешиваться, но к коммодору присоединился невысокий хрупкий юноша, и Келли, вглядевшись в лицо, хотя и скрываемое полями шляпы, все же узнаваемое, без труда определил в лихо размахивающем шпагой юнце благородные черты губернаторского дома…
Вот так. Келли сложил руки на груди и хмуро наблюдал за происходящим, потягивая ром. Происходящее же сильно отдавало идиотизмом, и он начинал сомневаться в собственной нормальности: действительно ли он видит, как в пиратской таверне его царь и бог, коммодор Норрингтон дерется и пьет, и пьет даже больше, чем дерется, а в это время его изо всех сил защищает переодетая мальчиком губернаторская дочка, которая, вообще-то, должна сидеть в тюрьме?..
Когда Элизабет и Джеймс оказались спиной к спине в кольце странно настроенных нетрезвых посетителей таверны, Келли решил, что время нарушать приказы и даже обещания пришло, но тут выяснилось, что идиотизм происходящего им оценен не до конца: Элизабет отобрала у Джеймса бутылку и разбила ее об его голову. Джеймса вынесли из таверны. Элизабет понеслась следом, а Келли – за ней, и издалека слышал, как она, наклонившись над покинутым всеми коммодором, сказала:
- Встаньте, Джеймс Норрингтон. Что с Вами сделала жизнь?..
Келли поперхнулся.
«При чем тут жизнь!? – возмущенно думал он. – Да, мисс, джентльмены порой излишне нервно реагируют на то, что не все способны держать слово, как и они. ТРИ раза согласилась выйти за него! Странная штука любовь. Позволить кому либо так вертеть собой… Ей всегда было плевать, плевать со стены форта, может ли он сделать, что она просит, не говоря уж о чувствах! Захотелось спасти пирата – «ах мистер Норрингтон, как вы можете, он же меня спас». Захотелось спасти Тернера – «мистер Норрингтон, как вы можете не спасти Тернера, он тоже спас меня». Захотелось снова спасти пирата – «Ах мое место между вами и Джеком». Очень интересная композиция! Да, самое место губернаторской дочке между коммодором и пиратом. Луна с неба была бы неудачным подарком на свадьбу для такой особы... На Тортуге ей самое место… Или в тюрьме? Или на Тортуге?..»
Игнорируя собственное желание подойти и спросить громко и четко: «Вас когда-нибудь бутылкой по голове били, мисси?» - Келли направился прочь, стараясь перестать вспоминать слухи о коммодоре и Элизабет. История эта обсасывалась в Порт-Рояле во всех деталях, это было мерзко. Еще более мерзким было, что Элизабет, похоже, решила, что коммодор от тоски по ней опустился на дно жизни, и лежа в грязи и канаве изрядно пьяным, получает неимоверное удовольствие от жизни и от собственных страданий. И, пожалуй, самым мерзким было, что никто, и даже сам Джеймс не мог сказать ей о том, что она очень сильно заблуждается.
***
Лейтенант Келли вернулся в Порт-Роял вместе с Мерсером, и Бекетт, узнав об этом, только недовольно поджал губы и сказал: «Вам, лейтенант, это не было приказано» - и тут же как будто отключился от разговора, задумавшись, как объяснить начальнику своей тайной полиции наличие у него личных шпионов, пропустив мимо ушей объяснения Келли, что выбраться с Тортуги иным путем ему долго не предоставлялась возможность.
- Ох, Келли, как у Вас все же мало опыта в подобном… - с досадой произнес лорд Бекетт, удержавшись, чтобы не махнуть рукой.
- Будьте же справедливы, милорд, я обладаю качеством, которое с опытом не прибавляется и не убывает, и которое, бьюсь об заклад, вы цените больше опыта, - мгновенно отозвался Келли, серьезно прищурившись.
Лорд Беккет поднял голову и посмотрел ему в глаза.
- Я ценю Вашу верность, лейтенант, - произнес он спустя мгновение, и Келли показалось, что после этого короткого обмена репликами внутреннее напряжение лорда Бекетта, все время отвлекавшее его от разговора, стало меньше.
И, пожалуй, прием, оказанный Келли Бекеттом, был почти ласковым.
Однако у Бекетта возник и новый повод для беспокойства.
Теперь, когда появилась информация о том, что Элизабет находится на Тортуге, откладывать разговор (Бекетт мысленно говорил «разговор», хотя точнее было бы «допрос») с губернатором было некуда. Он не мог придумать себе ни единой отговорочки. Раньше он то и дело откладывал раздумья о губернаторе «на завтра», а потом еще и еще, но момент возвращения Мерсера и Келли, который раньше смутно маячил где-то в перспективе, уже произошел, и теперь Бекетт дорого бы дал за то, чтобы ответ на извечное «что делать» пришел к нему сам.
А ситуация была хуже некуда. Губернатор в тюрьме уже долго, долго и, одним словом, долго. Бекетт не мог об этом не знать: он сам посещал его. Он не извинился за действия своих людей и не освободил его немедленно, как узнал: теоретически он мог это сделать, но на деле его позиции были слабы, и подставлять своих людей было нельзя. Он не сформулировал для губернатора внятной позиции, чем, признаться, губернатор был немало удивлен. С одной стороны, вроде как предъявлялось обвинение в пособничестве, с другой – следственные процедуры даже не были начаты, да и не собирались, так что обвинение звучало как-то неубедительно. Кроме того, Бекетт не был уверен, что имел формальное право арестовать губернатора, сам губернатор был уверен, что нет. И если губернатор был прав – не сносить ему головы, не смотря даже на то, что губернатор действительно помог сбежать арестованному на законных основаниях преступнику, и доказать это не составляло труда.
- Милорд, - вкрадчиво улыбаясь, сказал однажды Мерсер, замечавший сомнения Бекетта, - Вы ведь помните, что губернатор совсем недружелюбно настроен к Вам. Вы ведь хотели получить власть над ним. И она у Вас есть – теперь незачем держать его под замком. Вы ведь не будете упускать такой шанс только потому, что считаете, что мы слегка переборщили с этим…
Отдав наконец распоряжение доставить губернатора к нему, лорд Бекетт почувствовал себя увереннее.
Сейчас он ожидал увидеть не того человека, который некоторое время назад надменно проигнорировал предложение быть переведенным под домашний арест.
И был окончательно сбит с толку, увидев все того же англичанина, не растерявшего снобизм. Без парика, в кандалах, в несвежей рубашке с закатанными рукавами губернатор по прежнему держался с достоинством не меньшим, чем у Бекетта.
Лорд Бекетт внезапно почувствовал какое-то странное отвращение к тому, чему так старательно и блестяще подражал. Ему захотелось взглянуть в зеркало и проверить, в порядке ли его парик, белоснежна ли его рубашка, не смяты ли кружева, не пошло ли пятнами лицо, в порядке ли все прочие атрибуты благородства... Но зеркала не было – и слава богу, подумал позже он, получилось бы глупо.
Лорд Бекетт запаниковал и забыл свой текст. Он отвернулся от губернатора, отошел, поискал что-то, что напомнило бы ему общее настроение, которое необходимо было придать встрече… но ничего такого не было, поэтому он взял шпагу.
Шпагу принесли лорду Бекетту с пояснениями, что она принадлежала Норрингтону, и он почему-то больше ничего не спросил: ограничился выводом, что Норрингтон, должно быть, значительно выше его.
- Приятно знать, каков наш мир и где в нем твое место, - произнес Бекетт, элегантно взмахнув шпагой. Он должен был смотреться эффектно: хрупкая фигура, изящная, но, без сомнения, тяжелая шпага. Так и было.
- Уверяю Вас, кандалы лишние, - просто сказал губернатор. В его голосе по-прежнему не было просьбы. Это было замечание, это была насмешка. Бекетту и в голову не приходило, чего стоило губернатору стоять и, не теряя серьезного выражения лица, смеяться над ним – он думал, слишком много, а на самом деле, слишком мало. Спокойствие Суонна взбесило Бекетта.
- Я позвал Вас, полагая, что Вам не безразлично, где Ваша дочь, - не слишком дружелюбно проговорил он безо всяких вводных конструкций.
- Есть известия? – быстро и тревожно отозвался губернатор, как будто забыв, что перед ним противник. На это тут же отозвался противник куда более неприятный, чем лорд Бекетт – Мерсер был здесь же:
- Недавно ее видели на Тортуге, откуда она отбыла на судне пирата Джека Воробья с лицами, скрывающимися от закона, - многозначительно произнес он.
- Закон, - губернатор помедлил и продолжил не без горечи, - уже не тот.
Лорд Бекетт горечи не понял и проигнорировал замечание, все также держа в руках шпагу. Он задумчиво посмотрел на свое отражение в клинке и также многозначительно продолжил:
- Среди них был владелец этой шпаги – как я думаю. Мы послали погоню. В ход будут пущены пушки, абордажные сабли и прочие прелести ближнего боя. Мне неприятно даже думать об ужасах, которые обрушатся на всех, кто есть на борту.
- Что нужно от меня? – поинтересовался губернатор тоном человека, обсуждающего сделку. На эту прямоту и этот тон Бекетт счел неприличным ответить намеком.
- Ваши полномочия, связи в Лондоне и лояльность к нашей Ост-Индской компании, - четко, как по выученному сказал он, и тут же спохватился, что собирался сказать это Суонну совсем не так, но было поздно.
- То есть Вам? – губернатор был прям, как лом, и Бекетт, ранее считавший, что прямота бывает неприличной в подобных разговорах, даже решил пересмотреть свое отношение.
- Так мне снять кандалы?
- Сделайте все для моей дочери.
Мерсер приблизился к Суонну с ключом, а Бекетт отошел, произнося наставительное:
- Как видите, Мерсер, для любого найдется плата, которую он примет. Даже за то, что он не собирался продавать.
Мерсер скептически хмыкнул, имея ввиду, Бекетт понял, полное отсутствие изящества и утонченности в состоявшихся торгах. Как ни странно, Мерсер понимал толк в изящности. Беккету хотелось крикнуть ему в лицо: это из-за тебя! – но он понимал, что Мерсеру это было бы приятно, и молчал, уставившись в карту, давя злость.


Вы здесь » Фанфикшн » "Пираты Карибского моря" » Just war