II.

Джек быстро шел по пыльным темным улицам порта. Легкий теплый ветерок чуть трепал волосы, пробирался под одежду, играя по коже. Шум волн долетал даже сюда, вглубь города. Звонко стучал молот в кузнице, из пекарни доносился запах свежей выпечки. Джек даже облизнулся, представив себе булочку с кремом, и горячий чай. Тяга к чаю передалась к нему от отца. Увы, это чисто английское утреннее удовольствие было сейчас недосягаемо.
Ночь выдалась тихая, ясная - как раз такая, какая нужна для удачного выхода в открытое море. Впереди были видны на земле пятна света, льющегося из незанавешенных окон засыпающих постепенно домиков порта. В чьем-то доме, постепенно удаляясь, слышался шум бьющихся тарелок, громкие голоса, похоже, чья-то женушка устроила мужу итальянский скандал. Джек тихонько посмеивался, слушая, какими эпитетами награждает женщина своего супруга.
Он довольно быстро дошел до порта. Во всех кабаках горел свет, и Джек не сомневался, что в одном их них сидит капитан Брент. Только для начала надо было вспомнить, как он выглядит - кажется, высокий... полный... да, высокий и полный, темные волосы с сединой, нос картошкой и необычные желтые глаза. Если бы не нос, Джек решил бы, что этот человек похож на ястреба.
Мальчику не пришлось даже заходить в "питейные заведения" и искать капитана. Он сам вышел из одного из трех кабачков, в сопровождении низенького тоненького человечка. Оба были какие-то грустные, несчастные, но в гордо поднятыми головами. Они направились к причалу. Дверь кабака захлопнулась как будто сама собой, занавески на окнах кто-то задернул, и теплый желтый свет померк, съежился. Причал снова поглотил ночной полумрак.
Джек побежал за капитаном и его спутниками. Догнать их не составило труда. Мистер Брент ощутимо вздрогнул, когда его локтя коснулась легкая рука. Его спутник тоже оглянулся. Джек поглядел в желтые глаза капитана, глубоко вздохнул, успокаиваясь, и затараторил:
- Капитан Брент, я знаю, что вам нужен юнга, и потому нижайше прошу вас - возьмите меня в команду!
Мужчина и его спутник выкатили глаза на лоб.
- Чего? Сопляк, говори громче! - пробасил капитан, издевательски оттопыривая ухо.
- Того! Что слышал, то слышал! - сразу вспылил Джек, уперев руки в боки.
- Ты еще и хамишь, козявка! - засмеялся Брент. - Юнгой, говоришь? Одежка-то на тебе как на отпрыске рода какого-нибудь знатного, небось не умеешь ничего?
- Научусь. Знания приходят с опытом. - угрюмо ответил Джек, снизу вверх глядя на капитана. Его спутник, подумав, ушел к спущенному трапу "торговца", гулко ступая по мокрым доскам причала.
- Дело говоришь... - признал Брент. - Не знаю, парень, юнга-то мне нужен, но ты ж из неженок...
- Я - неженка?! - всерьез разозлился Джек, - Да вы меня просто в деле не видели!
Капитан Брент почесал в затылке, отчего его потертая шляпа съехала на глаза. Джек обратил внимание на его одежду - старая, грязноватая, насколько было видно в полумраке ночи, блестит пистолет, засунутый за пояс, на кожаной перевязи шпага в ножнах. И сапоги - не туфли, а именно сапоги. Джек впервые сталкивался с такой "формой одежды".
- Эх, парень, жалко мне тебя... Что с тобой жизнь сделает, если с детства в море уйдешь...
- Я крепкий. - буркнул Джек.
- Ну ладно. - решился Брент. - Пошли уж, только если бить будут - каждый сам за себя, иначе бунт поднимется. Смекаешь?
Джек так поразился этому хитроватому вопросу, который не ожидал услышать от грубоватого увальня, что не нашелся с ответом.
Они медленно дошли до трапа и поднялись по нему. На корабле было тихо, пусто. Джек с интересом озирался, названия разных корабельных штук он знал примерно, то есть "мачты, борта, палуба, паруса, капитанский мостик, трюм, пушка".
- Значит, так. - сразу начал капитан.  - Вон открытый люк - он ведет в трюм. В трюме матрасы на крюках - койки, спи на любой, никто ничего не скажет. Они каждый день перепутываются. На носу перелезаешь через фальшборт, у бушприта, слезаешь по лесенке - там гальюн, это нужник такой корабельный. Где капитанский мостик, ты, наверное, знаешь. Камбуз находится в баке, это кухня корабельная. Там можно в любое время поесть, если есть что и если кока уговоришь. Обычно едят в конце вахты, когда уже другие заступили, тогда перед сном кок накормит. Работа твоя пыльная и неблагодарная, привыкай - что попросят, принести, передать, помочь, по мелочи, короче. Когда подрастешь, в парусную команду тебя зачислю, будешь по мачтам лазать, ты юркий... Усек?
- Усек. - кратко ответил Джек, все еще озираясь.
- Тогда спать. Завтра отходим. - капитан хлопнул его по плечу, отчего у паренька подогнулись колени, и направился к капитанскому мостику. Джек знал, что там находится капитанская каюта. Сам он пошел к люку, но замер на полпути. Как-то стыдно даже было появляться на корабле в качестве юнги в камзоле, чулках, туфлях... Подумав, Джек отправил их за борт, все остальное, что на нем было, не выглядело богато и вызывающе. Босые ноги ощутили шершавое, мокрое и теплое дерево.
Потом он таки дошел до люка, осторожно спустился по не внушающей внешне доверия лесенке и сразу заткнул уши, такой громкий храп взрезал воздух. Где-то в углу горел фонарь. К потолку были привинчены большие ржавые крюки, на которых висели соломенные матрасы. На согнутых почти пополам койках, как их назвал капитан, - припомнил Джек, - спали матросы. Это было невысоко, фута четыре от пола. На крюках висели сорочки, камзолы, насколько мог видеть мальчик, под матрасами были разбросаны сапоги. Но что больше всего его поразило, так это то, что матрасы эти были подвешены прямо над пушками, не было специального помещения для команды. Правда, это было вполне оправдано, места, как заметил мальчик, было не так много.
Джек прошел в угол, где висел фонарь, нашел свободную койку и взобрался на нее. Сорочку снимать не стал, было довольно прохладно. Уже засыпая, он вспомнил, что за пазухой у него лежит записка и перстень лорда Томаса.

Утро наступило неожиданно. Зазвонил колокол, Джеку с перепугу показалось, что это у него над ухом. Вокруг поднялась шумиха, все спешно одевались. Мальчику одевать было нечего, он просто спрыгнул с койки и закачался, чувствуя, как пол уходит из-под ног. На него обратили внимание.
- Эй, ты, пацан! - крикнул ему какой-то высоченный негр. - Ты откуда тут взялся? Спать ложились - не было.
- Я юнга. - спокойно ответил Джек, не сходя с места.
- Юнга? Когда это кэп успел тебя нанять? - удивился негр. Уже одевшиеся матросы столпились вокруг него, глядя на Джека.
- Ночью. - еще спокойнее сказал мальчик.
- Мелочь ты... - вздохнул негр, его вздох как эхо пронесся по толпе, которая уже начала расходиться. Матросы поднимались по одному через люк, сверху были слышны приказы капитана. - Если выживешь, потом спасибо скажешь. Но ты выживешь, парень, далеко пойдешь.  - со знанием дела заявил он, - Я таких знаю. Меня зови Белый.
- Белый?! - поперхнулся смехом Джек. Негр не обиделся.
- Да, Белый. Или Шон, как тебе больше нравится. Я боцман, а Белый потому, что... видишь? - он показал на свой глаз. Мальчик пригляделся и увидел, что под поднятым веком правого глаза не радужка и зрачок, а синевато-белая пленка. Бельмо.
- А... понятно...
- Нравишься ты мне, парень! - засмеялся Белый. - Ну, гляди в оба и смотри - будут бить, а бить будут, и не единожды, ты отбивайся и старайся на ванты забраться, там больно не подерешься. Понял?
- Спасибо, я знаю.
- Ну ладно. Как тебя звать-то хоть? Взерошенный какой... на воробья похож.
- Джек.
- Джек... Хорошее имя. Короткое, сильное. - решил Белый. - Ну иди, сейчас пошлют куда-нибудь за чем-нибудь...
- Если куда подальше, то я не пойду. - съязвил Джек.
- Туда и не надо! - засмеялся негр. - Пошли на палубу, не то штурман побьет за опоздание. Кстати, правильно сделал, что обувку снял, тут надо корабль чувствовать, иначе в качку на ногах не удержишься.
Джек тоже пошел к люку, медленно поднялся на палубу и тут же зажмурился: на лазурно-голубом небе сияло яркое солнце. Прозрачное синее море волновалось еще сильнее прежнего.
Джек припомнил название корабля, на который нанялся. Кажется, "Эмма-Джил". Почему у моряков обычай называть корабли женскими именами? Наверное, потому что они так же прекрасны и загадочны... Издали.
На палубе, на первый взгляд, стояла суета, однако спустя какое-то время Джеку стало понятно, что каждый на этом судне выполняет свою роль. Кто-то быстро лез по вантам вверх, к парусам, привязанным к реям, и отвязывал их. Кто-то внизу натягивал канаты у уже поднятых парусов. Кто-то крутил ворот, поднимающий якорь. Эмма-Джил выходила из порта.
В Джеке сразу же распознали юнгу. Кто-то с мачты послал его за упавшим ножом. Кто-то на палубе - за другим ножом, оставленном на баке. Негр с прозвищем "Белый" попросил его принести забытую на пушечной палубе повязку от солнца. Как он объяснил, она не только защищала от палящих лучей дневного светила, она еще мешала поту литься на глаза. Джек заметил, что почти у всех матросов длинные волосы, заплетенные сзади в косу. Повязки тоже были у большинства, и у всех этих людей длинные концы ткани были вплетены в косу. Как сказал Белый, если придется драться, то когда будут сзади рубить по шее, голову не отрубят, только косу. В нее еще вплетается толстый шнурок и проволока.

Постепенно Джек выучил все названия корабельных снастей и помещений и больше в них не путался. Его зачислили во вторую из трех вахт, с полудня до шестнадцатой склянки.
Джеку было интересно все, но скоро он привык к кораблю. Единственное, что не нравилось ему, был товар. Это были рабы. Каждый день, когда он спускался на пушечную палубу, он чувствовал запах нечистот, исходящих из трюма, слышал стоны и ругательства, уговоры и плач... Слышал окрики надсмотрщиков - здоровеных нубийцев, каждый из которых был больше даже Белого. В первый день он не обратил на это внимания, он был слишком усталым, но потом все стало ясно.

Вообще Джек делал примерно ту же работу, что и все. Только его не посылали на самый верх мачты и не заставляли участвовать в поднятии тяжелых предметов, например, переносе пушки с главной палубы на пушечную. Его вечно посылали за забытыми или уроненными с мачты мелочами.
Жизнь на корабле была трудной. Приходилось быть все время босым, хотя все равно нечего было надеть на ноги. Иначе не удержаться на ногах, как правильно сказал Белый, надо чувствовать корабль в качку. Надо чувствовать ногами палубу, чтобы знать, куда сделать следующий шаг и не упасть. И по вантам в туфлях не побегаешь, чтобы с них не сорваться, надо ощущать их. Это Джек усвоил быстро. Сначала он мучился с мозолями, занозами, нарывами, но это быстро прошло. Теперь ему казалось, что кожа на ступнях и на ладонях, которыми он постоянно что-то держал или за что-то держался, стала такой же толстой, как у буйвола. 
Эмма-Джил всегда следовала одному и тому же пути. В Ла-Корунье, испанском порту, капитан отдавал выручку хозяину и получал проценты, являвшиеся платой ему и команде. Там же закупался новый "товар". Потом они отправлялись в порт Ройал, где продавали рабов и закупали хлопок, который продавали в Ла-Корунье. Так было всегда. Плавание туда или обратно занимало два месяца, если в относительно хорошую погоду. Время занимала так же продажа и покупка, чистка днища корабля. Всего круговой рейс занимал полгода.
Жизнь брала свое. Джек постепенно забывал Сантьяго-де-ла-Вега, уютный дом, теплые, пахнущие молоком и розами руки Лили-Роуз и золотые волосы Джен. Забывал дворянский быт, дорогую одежду, изысканные блюда, балы... Забывал даже свою фамилию. Теперь его звали Джек Воробей. Так прозвал его Белый, за то, что первое время, не освоившись, Джек был всегда какой-то дерганый, встрепанный, встревоженный, как воробей. Прозвище приклеилось к нему намертво.
У многих матросов на Эмме-Джил были прозвища, и иногда самые неожиданные. Чего стоило только "Мертвец"! И дано оно было за то, что высокий блондин с этим именем был пиратом, побывал в многих переделках и был два раза смертельно ранен. Оба раза выжил.
Джека неоднократно били за провинности, но за долгое время он научился забалтывать обидчика, манерничая и отвечая вопросом на вопрос. Обычно он оставлял оппонента обескураженным и задумавшимся над той загогулиной, которую хитрый Воробей тому высказал в порыве пьяноватого вдохновения.
Шли месяцы... Джек плавал на Эмме-Джил три года, за это время много раз поменялся состав команды - многие погибли во время штормов. Однажды они попали в штиль, который держался больше месяца, а вода и еда были на исходе. Тогда от голода и жажды умерло почти сорок человек из восмидесяти, а оставшиеся, среди которых был Джек, были истощены до предела. Они просто чудом добрались до земли.
Воробей заработал себе хорошую репутацию за это время. В большинстве случаев честный, работящий, умный, острый на язык - таков он был в глазах других. Когда Джек был один - он менялся. Угрюмый, пристрастившийся к рому... Хотя без рома не обходился никто, его добавляли в питьевую воду, чтобы она не сгнила на жаре, а постепенно начинали пить и ром, без воды, хотя и понемногу - пьянство сурово каралось. Но все равно пили все.
Джек не был таким уж исключением из правил, но чем больше времени проходило, тем больше он думал о том перстне и записке. Бумажонку он давно прочитал, какая-то ерунда, а над перстнем стоило задуматься. Он издавал странный запах, смесь аромата роз, мандаринов, каких-то пряностей и еще один... странный, какой-то металлический, как будто пахло сталью и чем-то еще... как будто дымом. Слабо, но это было. Все это смешение было на самом деле довольно приятным, только очень необычным. Именно из-за этого амбре Джек носил перстень, он был чуть великоват, но с указательного пальца правой руки не слетал, запах притягивал, гипнотизировал...
Записка была любовно-угрожательного тона, и теперь Джек понимал, почему Лили-Роуз так встревожилась из-за нее. Он не сразу даже вспомнил про ее, не сразу нашел. Но содержание ее парню крайне не понравилось:
"Николь, любимая, я сделаю все, что ты захочешь...
Я давно хотел раскрыть тебе одну тайну. Помнишь человека, которого все звали Чай? Ты хотела узнать, что нас с ним связывает. Могу тебя заверить, это не самое приятное чувство - ненависть... Хотя ты знаешь это. Мы полюбили с ним одну женщину, ее звали Кхутх. Увы, она выбрала его... И даже родила ребенка, сына. Я отомстил. Я чуть не убил его сестру. Но не могу забыть это оскорбление - он увел ее у меня почти из-под венца! Я убью всех этих выродков! И сестру, и сына, и его сестру! Всех! Ты мне поможешь? Конечно поможешь, ты всегда мне помогаешь... Как же я тебя люблю, Николь... Скоро увидимся, жди меня в Лондоне, я постараюсь прибыть побыстрее. Можешь встретить меня в Портсмуте. Я только убью всех этих Грантов и вернусь... Обещаю. Целую тебя, моя любимая француженка!
Твой Ричи."

Джек понял, про каких Грантов ведется речь. Но узнать что-либо о Лили-Роуз и Джен не было возможности - не станет же он спрашивать в порте Ройале у... собственно, у кого было спрашивать? Сантьяго-де-ла-Вега был почти в центре острова, а значит, в порт Ройал миссис и мисс Вестон добирались по суше, минуя цепкие лапки портового служащего.
Но время шло, и Джек забывал и эту историю. Добраться до Лили и Джен было крайне сложно, их фамилия была Вестон, и даже сложно было подозревать, что они родственники Джека и Джона Грантов - и старшие, и младшие брат и сестра удивительно не походили друг на друга. К тому же никто не знал, чье дело унаследовала Лили-Роуз. Джек надеялся, у Томаса будут руки коротки найти женщин по фамилии Вестон.

Джек менялся не только внутренне, но и внешне. Он сильно вырос, хотя среди матросов и не был самым высоким. Голос стал ниже, грубее, и теперь на пьяных пирушках в тавернах Ла-Коруньи Джек не мог развлекать товарищей своим блестящим пением. Он отрастил волосы и заплетал их в такую же косичку, как и у других матросов. Загар с его кожи не убирался никогда. Да и вообще он возмужал. Его перевели в парусную команду из-за его ловкости.

Ветер как будто намеревался сорвать с него всю одежду. Шляпа уже давно канула в небытие, отправившись, по-видимому, на юг вместе с перелетными птицами. Издалека ее вполне можно было бы принять за грязную чайку, - размышлял Джек, стоя на плохо закрепленном канате и подвязывая шкаторину к рею. Парус поднимался медленно и неравномерно, хотя матросы, стоящие на том же канате и занимающиеся тем же, работали со всеми силами, на которые были способны. Чертова парусина еще не высохла после шторма, была чудовищно тяжелая и поднималась с большим трудом. Да еще этот качающийся канат... как только Воробей с него еще не свалился? Наверное, сказывалась привычка, когда в шторм надо стоять на еще более сильно раскачивающемся канате и очень-очень быстро тянуть вверх пропитанный водой парус. Но шторм уже давно кончился, а они заходили в порт Ла-Коруньи, и надо было убирать паруса.
Спустя час Джек слез на палубу и стал растирать уставшие плечи. Они уже подходили к причалу, и кэп приказал бросить якорь.
День был довольно пасмурный, но иногда из-за безрадостных бледно-серых, с жемчужным отливом туч выходило солнце. Яркое, сияющее, оно короткую минутку золотило потемневшие борта "Эммы-Джил", заросшее лесом побережье близ Ла-Коруньи, играло бликами на лазурных волнах и вновь скрывалось за плотным маревом облаков. Не было ни холодно, ни тепло, скорее просто свежо. Сильный ветер надувал объемистые пуза оставшихся на реях парусов, поигрывал шкотами, ухитряясь сплетать их между собой, уносил не придержанные вовремя рукой шляпы в сторону порта, теребил волосы, с трудом подвигая тяжелую косу... Он то затихал, то вдруг проносился с новой силой, пригибая деревья в зеленом густом лесу на берегу к земле, переходящей в желтоватую полоску песчаного пляжа.
"Эмма-Джил" вошла в широкую бухту Ла-Коруньи. Джек не любил ее, у порта Ройала бухта была намного уютней. Тут, конечно, хватало места и для причала, и для пляжа, где резвились сорванцы-мальчишки, но зато весь город продувался ветрами, гуляющими по побережью.
Они бросили якорь и благополучно пришвартовались. Почти все матросы покинули корабль. Осталась только пара вахтенных. Капитан сразу же направился в дом хозяина-купца, делать отчет и привести его на корабль, подсчитывать товар. Команда традиционно разбрелась по тавернам. Джек уже по давно заученному пути направился в трактир "Хуанита". Испанский он выучил еще тогда, когда в первый раз тут побывал, а потом уже нельзя было забывать - на корабле были и испанцы, которые ни черта не понимали по-английски, и надо было с ними как-то общаться.
Грязная, вонючая улюица порта еще больше усугубила плохое настроение Джека. По краям, у самых стен в канавах текли помои, большие мутные лужи хлюпали под ногами. Двое мальчишек-близнецов лет десяти пускали в одной из них бумажные кораблики. Воробей, не обратив на них внимания, прошлепал сапогами по воде, заставив ее побежать веселыми волнами, и случайно утопил бумажное "произведение искуства".
- Эй, ты! Следи где ходишь! - крикнули парню вслед. Джек даже не услышал. Он вновь вспоминал, как будет по-испански "Дайте мне кружку рома и чего-нибудь горячего", и полностью погрузился в свои мысли.
Ла-Корунья была сонная и вялая в пасмурный день. Небольшие окна каменных, бурых от влаги домов были занавешены. Джек, мимоходом по пути заметив это, удивился - похоже, все испанцы сговорились сидеть тихо и с задернутыми шторами.
Начался сильный противный дождь. Джек привычным движением поднес руку к голове, чтобы поправить шляпу, и тут же вспомнил, что она благополучно отбыла с чайками. Густая шевелюра быстро намокла и стала тяжелой, как якорь. Коса оттягивала голову назад, парень перебросил ее на плечо, но небольшая длина не позволяла ей там удержаться.
Дождь убил все запахи. Джек был рад и огорчено одновременно - с одно стороны, больше не воняло гнилью и нечистотами, с другой - потерялись все ароматы зелени, свежеиспеченного хлеба из пекарни, горячего супа из чьего-то дома... Но вдали уже виднелась яркая синяя вывеска с желтыми буквами "Хуанита". Джек ускорил шаг, мысленно проклинающий красивые вопреки всему жемчужные тучи, скрывающие янтарно-золотое солнце. Камзол, давно не стиранный, превратился в мокрую тряпку неопределенного цвета и сидел на нем с ужасающими складками, но вместе с тем в обтяжку. Это парню категорически не нравилось, одежда прилипла к телу, сапоги вообще набрали воды... Но вот он со скрипом отворил дверь трактира и вошел в сухое, теплое, большое и довольно темное помещение. В прибитых к стенам подсвечниках горели самые разные свечи, от почти целых до крохотных огарков. Подсвечники стояли также и на потемневших от времени столах. За одним в дальнем углу сидела влюбленная парочка с двумя дубовыми кружками и булочками, девушка и парень явно крестьянского происхождения. У самой двери скучал толстый коротконогий мужчина в добротной простой одежде, чей-то лакей, отпущенный на выходной. Рядом с ним стояла миска с ароматным супом. Трое молодых людей в оборванных одеждах, местное ворье, по-видимому, играли в карты, тихо переговариваясь между собой, иногда отпивая из стаканов с ромом. По обшарпанным стенам гуляли огненные желтые блики от камина, в котором уныло, тихонечко потрескивали отсыревшие дрова, сильно дымившие. Из кухни шел восхитительный запах жареной курицы, слышались разозленно-огорченные вопли хозяина и хихиканье служанок. К аромату курятины примешивались запахи специй, вина, свежего хлеба и каких-то сластей.   
Трактир был обычный - с толстеньким круглым хозяином чуть выше кошки, с красивыми служанками, присматривающими себе богатого муженька, кучей народу, от купцов до почти нищих пьяниц... Хозяина звали Грегорио, трех служанок - Паола, Марта и Кончитта, поваренка - Жанин, он был сын повара-француза, который полгода назад скончался.
Джек прошел в угол, уютно устроившись на скрипящем и шатающемся стуле, как раз напротив двери в кухню. Та как раз раскрылась, и из жаркого, душного помещения вышла служанка Паола, прехорошенькая рыженькая девушка в простецком наряде и фартуке. В рукх она несла поднос со стоящими на нем тарелками, над которыми поднимался сизоватый дымок. Джек прямо-таки повел носом в ее сторону, так вкусно пахла еда. Он дождался, пока она отнесет поднос трем ворам и заметит его.
- Джек! - она радостно взвизгнула. - А где Шон?!
Белый был ее женихом.
- Точно не знаю, Паола. Они с кэпом вроде бы отправились к хозяину. - спокойно сказал Джек. -  Ты стала еще красивее за эти месяцы. Может, угостишь голодного моряка? А комнаты свободные у вас есть?
Паола жизнерадостно улыбнулась, поправляя аккуратно забранные в пучок волосы.
- Есть, всего одна. Мы живем и процветаем! Тебе чего принести?
- Да как обычно.
- Джек, тебя не было здесь полгода, ты думаешь, я помню? - кокетливо спросила служанка.
- Да все ты помнишь, лиса! - засмеялся Джек, вспоминая, как целовался с ней год назад на заднем дворе трактира. - Кружку рома и чего-нибудь горячего.
- Вечно ты так, Воробей. - задумчиво сказала девушка, подходя к нему, - Кокетничаешь, но расстояние держишь...
- У тебя Белый есть. - тихо сказал Джек.
- Есть-то он есть, но он - не ты... - протянула Паола. Она резко развернулась и ушла на кухню. Джек раздраженно хлопнул ладонью по столу. Первая девушка, которая влюбилась в шестнадцатилетнего парня по-настоящему, и которую любил он. Да только он уже остыл... Бедный Белый, надо же ему было полюбить именно эту вертихвостку... Джек взял подсвечник и стал задумчиво вертеть его в руках, стараясь не обжечься. Паола, Паола... Научила влюбленного пятнадцатилетнего паренька целоваться и нечаянно влюбилась сама... Джек раздраженно ойкнул и уронил свечу из подсвечника, которая, печально зашипев, стукнулась об столешницу и потухла. Но теперь ему было шестнадцать лет, почти семнадцать, а Паола - двадцать два, и он ее забыл, а она его - нет. Джек не желал чувствовать себя виноватым за то, что рыженькая хорошенькая девушка, похожая на лису, любит его, но и просто так оставить это тоже не мог.
Он в раздражении начал постукивать пальцами по столу, любуясь на завораживающее сияние переливающегося в играющем свете свечей сапфира. Вернулась Паола с подносом, с грохотом сгрузила на стол Джека кружку с темной пенящейся жидкостью и тарелку с горячим супом с мясом и ушла, гордо выпрямив спину.
Джек осторожно взял ложку и принялся хлебать суп, который ничуть не уступал по ароматности и вкусности тем, что он едал тут когда-то. Три сестры Антониас готовить явно не разучились. Только вот вместо рома обиженная Салли принесла пиво... ну да ничего, пиво - тоже нормальный напиток, - решил Джек, отпивая из кружки, - пить можно.
В трактире стояла почти мертвая тишина, только слышался из-за закрытой двери кухни звон катрюль и тарелок, да ругался хозяине заведения. Влюбленная парочка куда-то смылась, скучающий лакей у двери заснул, только трое подозрительных парней о чем-то переговаривались, но до них Джеку не было никакого дела. Впрочем, вполне взаимно. В углу, за тем столом, за которым недавно сидели парень и девушка, примостилась служанка Марта, время от времени шумно вздыхающая, глядя в одну точку. В ее темных глазах плясали блики танцующего в разгоревшемся камине пламени. Она ждала, что ее окликнет кто-то из посетителей - старый скупердяй Чарли приказывал находиться одной из трех девушек в общей зале.
Джек доел свой суп, поставил пустую кружку на стол и бросил рядом пять медных монеток - на корабле жалование было не самое лучшее. Марта встрепенулась было, чтобы убрать за клиентом, но парень жестом приказал ей остановиться.
- Марта, у вас есть свободная комнатушка? Не на корабле же мне жить, пока мы тут стоим.
- Да, Джек, пошли, я провожу тебя и дам ключи. - устало сказала девушка. В отличие от Паолы волосы у нее были черные, как смоль. - Скорей бы этот чертов день закончился, а то еще даже вечер не наступил, а Паола совсем с катушек съехала... Ты же знаешь, она старшая горничная, - Марта пошла в комнатку, где хранились ключи от предоставляемых клиентам комнат, и почти мгновенно вернулась. - Держи, - она всучила Джеку небольшой медный ключ с маленьким номерком с цифрой "13". - Хорошенькое число, правда? Кстати, откуда у тебя столько денег? Я слыхала, моряки столько не зарабатывают.
- Сколько? - горько усмехнулся Джек, поднимаясь вслед за ней по скрипучей узкой лестнице, полутемной и мрачной. - Это ты называешь "много"? Хотя да, для меня и это много...
- Раньше еще меньше было. - лестница закончилась, и Джек с Мартой пошли по длинному темному коридору, только медные таблички с номерами поблескивали в беспокойном свете свечи в руках девушки.
- Просто я стал матросом, а не юнгой. - Джек осторожно отворил дверь, на которую за секунду до того указала Марта. Она первая вошла, зажгла три свечи, имевшиеся в маленькой комнатушке, и ушла. Парень огляделся. Из мебели здесь была только кровать, тумбочка и стул. Большое окно было занавешено светло-желтыми шторами, безжизненно свисающими с тяжелого медного карниза. Низкая койка с матрасом была аккуратно застелена новым темно-фиолетовым покрывалом. Над ровной фиолетовой поверхностью возвышалась белая громада подушки. Джек с наслаждением плюхнулся на мягкую кровать, одним движением ног отправив сапоги в угол. Как давно он не спал на обычной мягкой кровати...Когда ничего не качается, и спишь спокойно, и можно ворочаться как хочешь... а ведь от этой проклятой качки он даже ходить начал странно, разболтанно, пошатываясь... Иначе на ногах в шторм не удержишься. Да и жара... ходишь как сомнамбула, в глазах темнеет с каждым шагом, голова кружится, и не спасает ничто...
Джек отвлекся от мрачных мыслей. В узенькую щелку между двумя шторами просочился тоненький золотой лучик, осветивший замочную скважину, засиявшую на солнце. Парень встал с кровати, хотя делать это чертовски не хотелось, и раздернул шторы. На улице сверкало солнце, отражаясь в окнах, лужах, мокрых все еще после дождя крышах...
Джек натянул сапоги, вышел из комнаты и запер дверь. Одежда на нем почти высохла, и мокрой уже не казалась, на улице показаться было можно.
Он спустился по темной лестнице в общую залу и вышел из трактира. Дождь перестал, только хлюпали под ногами лужи, и ветер срывал капельки с крыш домов. Джек еще не решил, куда пойдет, но времени у него было предостаточно. В первый день пребывания в порту кэп всегда решал сначала вопросы с хозяином, и только на следующий день надо было килевать Эмму-Джил. 
Джеку захотелось просто побродить по городу, посмотреть, что появилось, а что осталось. Хоть Ла-Корунью он в первый же свой "визит" сюда выучил, как свои пять пальцев, каждый раз в ней что-то менялось.
Он свернул в какой-то переулок. В чинных деревянных домиках, образовывавших этот длинный проход к главной улице, все окна были занавешены, словно испанцы, живущие в этом богатом торговом порту, сговорились сидеть как мыши.
Ласковое теплое солнце грело уставшие руки, слабенький ветерок, словно любящая мать, водил невидимыми ладонями по лицу. Джек брел медленно, едва передвигая ноги, чувствуя, как капельки, срывающиеся с крыш, падают ему на лицо, приносимые ветром. До главной улицы города оставалось совсем немного, когда он услышал мягкие шаги за спиной. Парень почти оглянулся, но в голове вдруг разлилась тупая ноющая боль. В глазах потемнело, а потом он ощутил под щекой воду и понял, что упал. В стремительно тающем белом пятне показалось ухмыляющееся грубое лицо, а потом стало темно.

IV.

Джек спокойно доел свой обед, слушая, как Тиа Дальма гремит чем-то в соседнем помещении, оделся и вышел из комнатки. Зрелище ему предстало странное, неожиданно и малоаппетитное.
С потолка свисали связки разных трав. Джек узнал среди них мяту. Остальные не вызывали никаких реакций у его памяти. Между травами висели банки. С весьма неприятным содержимым - глаза, зубы, какие-то заспиртованные животные, склянки с простыми жидкостями не самого лучшего вида... Сильно пахло той же мятой, слабо - спиртом, еще какими-то дурманными травами, от аромата которых у Джека начала кружиться голова, смолой и воском.
Все остальное было не менее интересно - не очень большая, но и не маленькая комната, тоже заваленная всяким хламом, большой обшарпанный стол, в беспорядке на котором нельзя было ничего понять, напротив Джека - дверь со вставленным в нее стеклом. Оно очень чистое, но не ровное, снаружи, кажется, сумерки. Стена, в которую дверь вделана, пропускает через себя толстое дерево с несколькими голыми сучьями - на трех, меланхолично поворачивая треугольной башкой из стороны в сторону, полулежит-полувисит длинный толстый удав ядовито-жетого цвета. На еще одном суке висит длинный плащ, старый, не раз штопаный, когда-то бывший черным, но изрядно выцветший. На другой сук, тоненький, нанизана целая куча бумажек. Со своего места Джек не видел, что на них написано. В довершение всего рядом с псевдодверью в комнатку, где он очнулся, находилась узкая винтовая лестница без перил, а за столом - небольшой закуток-кладовка, отгороженный от мира сего еще одной стенкой. 
Все это великолепие освещали дрожащим тусклым светом с десяток свечей, стоящих в самых неожиданных местах.
Предполагаемый, но так и не обнаруженный источник грохота в домике, перестал греметь чем-то. Заскрипела лестница, застучали негромко каблуки, зашуршало домотканое платье. Тиа Дальма собственной персоной вернулась со второго этажа. Черные волосы были забраны в простой узелок на затылке, довольно тугой и большой, только у лица одна прядь выбилась из прически и завивалась колечком на кончике, да мелкие куряшки торчали из пучка. К ее симпатичному пухлогубому лицу это очень шло. Странная девчонка была не лишена женского кокетства.
- Джек? - удивилась она. Удивилась чуть сильнее, чем следовало, и Джек ей не поверил.
- А что ты ждала? Что я так и буду сидеть на кровати голый и есть похлебку из черепахи?
- Нет. Просто не думала, что ты так скоро. - равнодушно ответила девушка, относя небольшую склянку с чем-то бордовым в кладовку. - Чего ты стоишь на одном месте как столб? - спросила она, вернувшись. Джек был выше ее почти на голову, но чувствовал себя мальчишкой рядом с этой загадочной особой.
- Поражен твоей красотой! - съязвил Джек. Тиа Дальма неожиданно покраснела, пухлые губы задрожали. Она часто-часто заморгала. Парень не ожидал такой реакции на свои слова. Девушка снова топнула ногой, открыла рот, чтобы что-то сказать, но только беззвучно ловила воздух. Нижняя губа задрожала еще сильнее, по смуглой гладкой щеке скатилась слеза. Тиа Дальма резко развернулась на каблуках и убежала в кладовку. Громко хлопнула дверь, но Джек все равно был уверен, что за мгновение до того он услышал сдавленные рыдания.
- Вот черт... Не поймешь этих девушек... - пробурчал он себе под нос, проходя к столу и усаживаясь на стул. - Паола влюбилась, теперь еще эта Тиа Дальма обижается... Интересно, как я сюда попал? Она сказала, что меня выбросило на пляж. - Джек начал выстраивать логическую цепочку, но на сытый желудок это было сущи мучением - делать не хотелось вообще ничего. Даже думать. - Но не сказала, как меня принесло именно сюда, в хижину... Это раз. Кто она такая, и какого черта живет тут? Судя по длительности плавания от Ла-Коруньи, мы где-то в Карибском море. Хотелось бы надеяться... А то кто его, этого неизвестного капитана, пусть его черти в преисподней съедят, если сдох, или крысы трюмные обгрызут, если нет, знает, куда ему надо было меня доставить и кому? "Примите почту, сэр!" - передразнил Джек старого слугу Эшли, который когда-то служил у Грантов. - Это два. Почему у нее такое странное имя, и почему она стала меня выхаживать вдруг? Черт, и раздевать тоже?
Джек внезапно поймал себя на мысли, что неплохо бы было и на саму Тиа Дальму в наряде Евы посмотреть. Тогда бы они были квиты. Что ни говори, а хоть и на мордашку она не совсем вышла, но то, что скрыто под платьем, даже скрытым выглядит крайне соблазнительно...
Джек ущипнул себя за локоть, чтобы отвлечься от воображаемого разглядывания Тиа Дальмы. Он хотел понять, что происходит, а не... Вот тут была загвоздка. Джек уже не знал, чего он хочет.
Джек снова ущипнул себя. "Да что это со мной?!"
- Так на чем я остановился? - он начал говорить громко, чтобы окончательно отвлечься. - Ага. У нее странное имя. Она живет в странном месте. У нее о-о-очень странная хижина. Да еще с черным ходом. Она сама о-о-очень странная. Да чего я все о ней? - возмутился парень, складывая ноги на стол. - Надо и о себе вспомнить... Так. Я кому-то зачем-то нужен. На этом мои знания исчерпываются...
Джек удрученно вздохнул. Больше он ничего не знал.
В конце концов ему надоело сидеть на стуле Тиа Дальмы, складывать ноги на стол Тиа Дальмы, созерцать таинственно-удручающую обстановку в дурманно-приторно-горьковато пахнущей хижине Тиа Дальмы... Это его и бесило - все было ее, и ничего его собственного.
Он встал со стула и заглянул в кладовку, которая оказалась крохотным коридорчиком к черному ходу. В этом коридорчике тоже было все завалено, но, видимо, Тиа Дальма не слишком часто обращалась именно к этим запасам, потому что чуткий нос Джека улавливал легкий, но застарелый запах слежавшейся пыли. Самой пыли, как ни странно, видно не было, но этот "аромат" ни с чем спутать было нельзя - тяжелый, противный, душный, он был совсем невыносим, если пыль была еще и влажная. Но в данном случае пыль, похоже, была под наброшенными на сваленные в кучи вещи то ли покрывалами, то ли просто кусками ткани.
Джек не стал долго задерживаться в крохотном пространстве и вышел из хижины через цельную деревянную, но узкую дверь. Открывшаяся картинка была поистине великолепна...
Небо было чистое, ярко-синее, желтое сияющее солнце было в самой зените и освещало небольшое чистое озеро с почти ровными краями, золотистый песчаный пляж, довольно обширный, которые были окружены густыми, наверняка почти непроходимыми темными джунглямит Оттуда веяло тяжелыми, приторными ароматами цветов, слышалось пение птиц, шелест листьев, крики обезьян... В чащу вела узкая, но хорошо вытоптанная тропка, видимо, по ней достаточно часто ходили. На ровной глади воды плавали какие-то птицы, названия которых Джек не знал. Противоположный берег озера тоже был пляжем, но пройти к нему не было, на первый взгляд, никакой возможности. Но именно там, на мягком золотом песке сидела, сгорбившись, тонкая фигурка в старом пестром платье. Распущенные густые волосы завесили лицо. Плечи судорожно сотрясались, подрагивало все тело.
Джек на мгновение застыл, всматриваясь в нее, и побежал по траве, то и дело запинаясь. Он с трудом продрался через джунги, которые вплотную подходили к воде. Тугие ветви хлестали его по лицу, разодрали в двух местах ворот сорочки, проглядывающей из расстегнутого жилета, и выбравшись на тот берег, Джек пожалел, что так обидел Тиа Дальмы. Целее бы был.
Он подошел к ней, все еще плачущей, и, пытаясь успокоить, неуклюже приобнял.
- Ну извини... я не хотел тебя обидеть. Ты очень симпатичная... - тихо сказал Джек, гладя ее горчие плечи. Тиа Дальма перестала вздрагивать и подняла голову, откинув вьющиеся мелкими кудряшками волосы назад. Покрасневшие заплаканные глаза с опухшими веками с надеждой уставились на Джека.
- Ты правда так считаешь?* - по-детски спросила она.
Джек улыбнулся.
- Я правда так считаю. Не плачь, как ребенок, ей-богу...
Он был искренне рад тому, что не пришлось ее утешать, вытирая слезы и говоря какие-то ласковые слова. Надо было только убедить ее, что он просто пошутил. Он и правда просто пошутил...
- А я и есть ребенок. - вытирая слезы, ответила Тиа Дальма. Она прижалась к Джеку, поудобнее устроив ее руку на своих плечах, и уставилась на озеро. - Я же тебя не старше. По духу... - тихо прибавила она. Джек этого не слышал.
- С чего ты так решила? - удивился парень. Его охватило странное чувство, как будто кровь по жилам побежала быстрее, стала горячее... А Тиа Дальма прижималась все теснее...
- Я многое знаю и многое вижу, Джек Воробей. - серьезно сказала она, подняв голову и снова посмотрев в глаза Джеку. - Я не просто девчонка.
- А кто ты, знойная колдунья Карибских островов? - иронично спросил Джек.
- Я этого не говорила. - Тиа Дальма отвернулась. - Ты сам сказал.
- Колдунья? - поразился Джек. - Ты - колдунья?! Тебе всего семндцать лет, и ты живешь в какой-то хижине на отшибе, вообще непонятно где, да еще с таким невероятным количеством разного хлама, загадочных штук, трав и частей человеческого тела?!
- Се ля ви. - спокойно сказала девушка, глядя в одну точку. Джек с трудом вспомнил, что по-французски это означает "Такова жизнь". - Судьба моя не мной была предопределена, и не мне ее переиначивать. Но я могу изменить ее. Только не хочу. Да, я шаманка, колдунья, если хочешь. По крайней мере, именно этим словом меня назывют местные индейцы, приходящие ко мне за помощью при болезнях и ранах своих соплеменников. Но я не шаманка и не колдунья. Я не знаю, как назвать то, чем я занимаюсь, но я такая с рождения. Так меня воспитали. Так я и буду жить.
Она поднялась и пошла к джунглям, давая понять, что разговор окончен. Джек догнал ее и резко развернул к себе лицом. Черные сощуренные глаза встретились с такими же, черными, затягивающими.
- Как ты нашла меня?
- Кто ищет - тот всегда найдет. - лукаво ответила Тиа Дальма. К ней снова вернулось ее насмешливо-загадочное настроение.
- Хорошо. Поставим вопрос по-другому. Как я попал в твою хижину?
- Тебя нашли индейцы из местного племени, Кето и Цевва. Уж не знаю, что они забыли на побережье, но тебя они без вопросов притащили ко мне.
Тиа Дальма снова попыталась уйти, но Джек удержал ее.
- Почему ты решила оставить меня?
- Я вижу многое, и знаю многое. - ответила она. Теперь они стояли вплотную, Джек чувствовал всем телом исходящее от нее тепло, ее темные полные губы были очень близко...
- Ты это уже говорила. - сказал он почти шепотом. Тиа Дальма сделала еще один маленький шажок к нему, сделав расстояние между ними нулевым.
- Я знаю. Но это тот ответ, который ты хотел получить, мальчик из Англии.
Джек не удержался и поцеловал ее. Тиа Дальма крепко обхватила его руками, запустив одну ему в волосы, и вцепившись ноготками другой в спину. Парень не смог удержаться на ногах и упал вместе с ней на песок. По жилам словно потекла раскаленная лава, он чувствовал, что горит, но не отпускал ее. Нензнакомое, транное, но такое приятное и горячее чувство захватило его целиком.
Она не умела целоваться, совсем, но честно пыталась ему отвечать, неуверенно водя языком по губам. Джек стал целовать ее щеки, шею, спускаясь все ниже. Она не упиралась, покорно принимая его ласки. Наконец он случайно коснулся языком ткани, и, не встретив сопротивления, начал стягивать платье с нее...

Джек задумчиво погладил ее по гладкому круглому плечу, стряхивая прилипшие песчинки.
- Ты не жалеешь?..
- Нет. - так же задумчиво ответила Тиа Дальма. Она приподнялась на локте, неотрывно глядя ему в глаза.
- Ты моя первая женщина.
- Теперь уж точно женщина. - вздохнула она, заведя руку за спину. Джеку показалось, она что-то забрасывает песком, не глядя. - Зачем ты это сказал?
- Не знаю. Мы едва друг друга знаем, даже не знаем вообще. Ты притащила меня в свою хижину, а я повел себя нагло и лишил тебя девственности.
Тиа Дальма хихикнула и снова улеглась, подняв руку вверх и заслоняя ей солнце.
- Ну-ну, едва меня знаешь... Душевно - возможно, а вот физически... Зачем ты появился на моем пути, Джек Воробей? Чтобя я стала женщиной и проводила тебя...
- Куда?
Она резко встала и пошла к озеру. Джек быстро передвинулся на ее место и нашел маленький участочек песка, который она забросала, немного разрыл его и нашел бурое пятно. Чтобы не смущать ее, он вернул песок на место.
Тиа Дальма беззвучно вошла в воду, идя то тех пор, пока не скрылась в озере по шею. Потом она резко нырнула и скрылась под водой. Джек долго смотрел на воду, но она так и не появилась.
В душе бушевал настоящий шторм. Он не знал, чего он хочет, он не знал, как совладать со своим телом, которое испытало новое чувство и теперь уже не собиралось от него отказываться, он не знал, как общаться с Тиа Дальмой после того, что было - он не могу смотреть ей в глаза, не краснея. Джек был в раздрае...
Он поднялся с теплого песка и стал собирать свою одежду, большей частью валяющуюся на песке в полном беспорядке. Ему не было холодно, но чувство стыда забило внутренний голос, настойчиво нашептывающий, что легкий ветерок так приятно гладит кожу, а солнце такое жаркое, так греет... Он быстро оделся, положил полурастерзанное платье Тиа Дальмы поближе к воде и пошел в хижину.
Джек прошел в свою комнатушку и гулко бухнулся на кровать. Любовь любовью, но надо было все-таки расспросить ее обо всем, что она знает касаемо его. Он был уверен, что она что-то знает, но недомолвки и намеки ему надоели.
Он услышал стук каблучков в другой комнате и высунулся из-за полога. Тиа Дальма, с мокрыми волосами, облепившими шею и плечи, что-то негодующе бормоча про "беспардонных моряков", стряхнула что-то со стола и уселась на стул, собирая на столешнице какие-то побрякушки. Джек вышел к ней, приняв нарочито наглый и самодовольный вид. Впрочем, играть особенно не пришлось. В нем боролись два Джека: довольный, удовлетворенный и уверенный в себе, и мечущийся, одинокий, потерянный...
- Что, строишь бывалого? - съязвила она. Джек сдулся.
- А что, нельзя? - как можно спокойнее сказал он.
- Можно. - еще спокойнее сказала Тиа Дальма. Она потрясла свои побрякушки в ладонях, сложенных ковшиком, и бросила их на стол. - Так я и знала...
- Что? - напрягся Джек. Он подошел к столу и склонился над разлетевшимися в разные стороны безделушками, но ничего особенного в них не заметил. Какой-то клык, еще один клык, и темно-зеленого цвета, какие-то камушки, колечки... - Ничего не понимаю...
- И не поймешь. - насмешливо сказала Тиа Дальма. Странно... Джек не чувствовал в ней девушку своего возраста, только колдунью. Она менялась, когда напускала туману на свои действия. Но когда Джек задевал в ее темной душе тонкие струны самолюбия, она становилась обычной семнадцатилетней девчонкой со всеми ее переживаниями, страхами и радостями. Как будто в одном теле сидело две души - загадочная, темная, таинственная и непредсказуемая принадлежала колдунье, а простая, романтичная, беспокойная и неуверенная - молодой девушке.
- Почему?
- Потому что. Тебе не дано этого понять.
Джек надулся и замолчал. Она достала из ящика стола какую-то потрепанную книжонку на непонятном Джеку языке и принялась напряженно вчитываться в мелкий текст, написанный на пожелтевших ветхих страницах, запустив обе руки в волосы.
- Может, поговорим начистоту? - наконец, тихо сказал он, подняв голову. 
Тиа Дальма встала и прошлась по комнате. Джек сел на край стола и следил за ней глазами.
- Хорошо. - произнесла она некоторое время спустя. - Я расскажу тебе все, что ты хочешь, Джек Воробей. Я вижу многое и знаю многое...
Джек вздохнул, собрался с духом, и начал:
- Я не хочу ничего знать о себе, потому что о себе я знаю достаточно. Я хочу знать о тебе, Тиа Дальма. Кто ты?
Она нисколько не удивилась. Только прошла обратно к столу, задев Джека, и снова уселась на стул, захлопнув книжку. Во все стороны полетела пыль. Джек чихнул и неожиданно унюхал запах корицы. "Это откуда, интересно, повеяло?"
- Я дочь богини.
- КТО?! - поразился Джек. Тиа Дальма насмешливо посмотрела на него и кивнула.
У парня просто в голове не укладывалось, что это правда. Такого просто не могло быть. Ну не могло! Не бывает такого, не бывает! Не может она быть дочерью богини, потому что никаких богинь и в помине нет!
- Она влюбилась в смертного, и родила от него ребенка. Меня. Не знаю, что у них там произошло. Кажется, он потом погиб. Я никогда не знала своего отца, Джек. Мне передались некоторые ее способности, да только она была богиней, а я наполовину человек... - Тиа Дальма глубоко вздохнула и отвернулась. - Ты даже не знаешь, Джек, как бы я хотела быть обычным человеком... Мне только семнадцать лет, я хочу только обычных житейских радостей, а мне приходится гадать на чем только найдется, я вижу будущее, я знаю наперед, что ты скажешь... а оно мне надо?! - сорвалась она на крик. Джек слушал очень внимательно, но в этот момент буквально подскочил на месте от неожиданности. - Нет!! Я не могу так! Мне было бы лучше, если бы я была даже рабыней на плантациях, которая заклеймена родовым гербом своего владельца! Я не вынесу этот груз, Джек! Не вынесу! Ты единственный человек, которого я видела за последние три месяца, если не считать двух индейцев, притащивших тебя! Они боятся меня, боятся! Потому что я шаманка, потому что я некрасивая, потому что я живу на отшибе и моя хижина полна всякой дряни, без которой я обойтись не могу! Только ты, Джек, разглядел во мне не страшную колдунью, а женщину! Только ты... но ты уйдешь, и я снова останусь одна!
Тиа Дальма повернулась к нему снова, и Джек увидел, как по смуглым гладким щекам катятся слезы, и капают на выщербленные доски столешницы. Только на этот раз он уже не знал, как ее успокаивать.
Она взяла книжку, которую пыталась читать до того, и бросила ее в уголок рядом с кладовкой. Что-то загрохотало и упало, но девушка даже не обратила внимания.
- Ну... ты можешь изменить свою судьбу. - задумчиво проговорил Джек, обдумав все то, что она сказала. - Ты можешь уехать в город...
Тиа Дальма истерично захохотала. Ее безумный взгляд блуждал по комнате, ни на чем не задерживаясь. Когда она смотрела на Джека, у него начинали бегать мурашки по коже.
- Я?! Я не могу! Я только и годна, что сидеть в этой дыре и гадать по птичьим внутренностям! Джек! Ты должен уйти! - неожиданно крикнула она. Из черных глаз снова полились слезы. Джеку стало не по себе, откуда-то повеяло холодом.
- Куда?
Тиа Дальма внезапно перестала плакать. Взгляд стал сосредоточенным. Она выдвинула ящик стола и что-то достала оттуда. Джек попытался посмотреть, но она спрятала руку за спину.
- Ты пойдешь по тропе, которую видел сегодня утром. Я дам тебе еды. Иди всю ночь, утром ты выйдешь на берег. Разожги костер, когда увидишь корабль - возьми длинную головню и помаши ей. Они подберут тебя. Дальше решай сам. Ты всегда найдешь то, что тебе будет нужно.
Она достала руку из-за спины и протянула Джеку компас - простой, раскрашенный в разные цвета. Джек взял его и откинул крышечку. Стрелка как будто в замешательстве покрутилась из стороны в сторону... и не остановилась. Так и продолжала крутиться, изредка хадерживаясь на одном месте.
- Он неисправен... - разочарованно протянул парень, отдавая его обратно Тиа Дальме. Та не приняла его.
- Он не может быть исправен... и неисправен тоже. Он указывает на то, что ты хочешь. Больше всего. - сказала она. В голосе слышалось едва заметное разочарование.
Джек удивленно разглядывал прибор. Стрелка продолжала, словно раздумывая, крутиться. Дерево под крышкой было покрыто какими-то каббалистическими знаками.
- Собирайся. - грустно сказала Тиа Дальма. Истерики словно не было.

- О черт!
Джек в ужасе отпрыгнул назад. Он уже занес ногу, чтобы идти дальше, но заметил прямо перед собой змею. Она злобно зашипела, покачивая треугольной пестрой головой с немигающими желтыми глазами.
- Мама Мия.. - забормотал Джек, осторожно обходя ее. - Мама Мия... Не надо меня кусать, я хороший, я не успел на тебя наступить...
Какая-то ветка хлестнула его по щеке, сверху донесся крик обезьяны. Джек задрал голову вверх и увидел мелькнувший в листве коричневый хвост.
Он уже очень долго шел по тропе, и ничего не менялось. Душные, приторные запахи ярких больших цветов, лианы, норовящие упасть на шею и затянуться в узел, колючки и те же лианы под ногами, толстенные и высокие деревья с густыми, низкими и широкими кронами, спертый, тяжелый, влажный воздух и почти полное отсутствие света. Летали толстые, ленивые мухи, мерно жужжащие и иногда пытающиеся сесть на Джека, который смахивал их с плеч, ругаясь. Один раз он увидел на тропе труп обезьяны, около которого копошились насекомые и мыши... Когда он прошел, по своим подсчетам, около половины пути, ему попался маленький ручеек, весело журчащий среди камней. Кричали птицы, их надрывные, резкие голоса напоминали Джеку чаек... Тихий шелест листьев словно нашептывал ему: "Сядь, отдохни, сколько можно идти..."
Джек не хотел отдыхать. То есть, хотел, конечно, но Тиа Дальма его предупредила - лучше этого не делать. Эта часть джунглей была самая дикая в окрестных землях - слишком далеко были людские поселения. Тут жили и волки, и тигры, и шакалы... Попасться можно было кому угодно. Спокойнее было с джунглях вдоль реки, на которую выходила другая сторона хижины Тиа Дальмы - там было ближе к индейским поселкам. Особо крупных хищников там не водилось.
Джек смертельно устал, ноги уже почти отказывались идти. Он бы пополз вперед, если бы не увидел просвет. Небольшой, но все же просвет в бесконечной зелени листвы.
Он пошел быстрее, благодаря Бога за то, что тропка такая ровная. Колючки и лианы ближе к побережью стали реже.
Наконец он вышел на песчаный берег. Холодный ночной бриз пробирал до последних косточек, и Джек не знал, радоваться ли выходу из душных, но теплых джунглей. Темные волны с неумолимой настойчивостью набрасывались на песок, оставляя белые хлопья пены. Далеко справа чернели мрачные громады скал. Слева же пляж простирался на много футов, но в одном месте джунгли подходили почти к самой воде, а за ними снова что-то чернело. На горизонте только еще занималась розовая полоска зари, в свете которой померкли последние звезды. Джек бухнулся на песок, отбросив в сторону карман, и провалился в сон.
Спал он совсем не долго. Солнце почти не поднялось над горизонтом, когда жек с трудом разлепил веки и припомнил указания Тиа Дальмы. Разжечь костер, дождаться корабля...
Джек медленно сел, продрал глаза и уставился на горизонт. Какой к черту корабль... Оставалось только надеяться, что молодая шаманка сказала правду.
Он нехотя поднялся, с хрустом потянувшись, и поплелся в джунгли. Вернулся Джек примерно через полчаса с большой охапкой довольно влажного хвороста и длинной толстой веткой. Хворост он сложил в кучу и с трудом запалил, долго ударяя камнями кресала друг о друга и пытаясь поджечь отнюдь не сухие ветви, толстую же оставил в сторонке.
Когда наконец пламя разгорелось, парень уже закоченел от холода и проклинал Тиа Дальмы со всеми ее предсказаниями, холодный бриз и сырой хворост, так долго разгоравшийся.
Джек уселся поближе к огню и протянул к нему руки, стараясь согреться. Ветки весело потрескивали, пуская оранжевые мелкие искорки, быстро тающие в лучах встающего солнца. Волны окрасились в золотистый свет, небо стало стремительно светлеть. Последние звезды окончательно угасли.
Он потянулся было к карману, чтобы достать себе поесть, но вовремя вспомнил, что то, то дала ему шаманка, кончилось еще до прохода половины пути. Пришлось обойтись так.
Джек откинулся назад, подложив под голову руки. Холод постепенно ушел, уступив место приятному теплу. В просветлевшем небе летали, как белые стрелы, стремительные и неугомонные чайки.
Джек вспомнил про компас и решил еще раз проверить его. Он снял его с пояса и откинул крышечку. Красная треугольная стрелка немного покрутилась, сомневаясь, и остановилась, четко указывая на горизонт.
Джек не поверил своим глазам и потряс компас. Стрелка продолжала настойчиво указывать на восток.
Джек поднял голову и увидел вдали темный силуэт и белоснежные, ослепительные в первых лучах солнца паруса...

*С этой фразы я убираю апострофы в речи Тиа Дальмы на месте буквы "р" во избежание курьезных случаев. Чтобы представить себе такое, попробуйте поставить такой апостроф в слове "ребенок". Что получится?

VI.

Джек никогда не был на Тортуге. Если судить по рассказам матросов, хорошего в ней ничего не было. Воробей представлял ее сплошным притоном - одни таверны, проститутки и выпивка. С другой стороны, и первое, и второе, и третье привлекали его ничуть не меньше, чем море. Неподражаемая Тиа Дальма была забыта.
Плавание до Тортуги заняло двое суток. Все эти двое суток Джек ходил в странном, смешанном натроении - устало-любопытном. То есть, выспаться после суток погрузки было нереально, но в тоже время он сновал по всему кораблю и впитывал разговорчики о пиратском порту, как губка, не обращая на усталость внимания.
Хоть капитан и предуреждал его, что бить будут, пока не били, просто игнорировали. Ну а рассказы о злобном Угре, который был не прочь позабавиться с молоденькими пацанчиками не старше Джека в отсутствие женщин, вообще канули в Лету, ибо Угорь не вернулся с абордажного боя. На галеоне "Ураган" не было тех, кто забился бы под лестницу и визжал от страха, дробно стуча зубами, там были только настоящие мужчины, за свою жизнь дравшиеся как волки. Один из них и порвал глотку Угорю. 
Через два дня, около девяти вечера, когда на море начали медленно опускаться первые сумерки, почти не заметные, впередсмотрящий заметил огоньки впереди, сливающиеся в одно большое зарево. Остров Тортуга почти весь состоял из скал, только небольшой пятачок, на котором и располагался город, был относительно ровным.
На Карибы опустился чернильный мрак жаркой южной ночи, и только звезды, крупные, сияющие и холодные, как горный хрусталь, одна за другой вспыхивали в непроницаемо-черном небе. За бортами бесновались волны с белыми пенными гребнями на вершинах, с грохотом разбиваясь о неприступное дерево и недвижные скалы. "Флорентийская Лилия" только что вошла в бухту и теперь неспешно двигалась в сторону порта, спустив половину парусов. Джек скучал на корме, насвистывая под нос какую-то одному ему известную песенку. Уже никто не суетился, все отдыхали от работы. У причала Тортуги стояло два корабля, причем один явно "торговец", капитан которого, похоже, решил уйти от налогов.
Спустя примерно час "Флорентийская Лилия" благополучно пришвартовалась у причала, и почти все матросы сошли на сушу. Джек, первый раз бывший здесь, удивленно озирался. Из города доносились выстрелы, вопли, не был заметно дома, где не горел бы свет, и, казалось, жители только еще только проснулись, хотя время близилось к полуночи.
- Ну, парни, сегодня гуляем, завтра будем судно кренговать! В полдень все на причале чтоб были! - собрав толпу матросов вокруг себя, крикнул капитан Белл. - Деньги вы свои получили, остальное - как весь хлам продадим! Согласны?!
- Даааааа!!! - заорал хор луженых глоток. Джек промолчал, только, улыбнувшись, потрогал туго набитый мешочек на поясе.
Матросы разбрелись по порту, разделившись на небольшие группки. Кто с кем подружился - тот с тем и пил. Джек, который не успел подружиться ни с кем, увязался за старпомом и капитаном. С ними шли Пинтель и Регетти и еще один матрос по имени Кристофер, грузный седой мужчина с неровным уродливым шрамом, перечерчивавшем его лицо наискосок. На один глаз пират был слеп.
Тортуга являла собой зрелище поистине незабываемое. Город был собранием каменных и деревянных домиков, стоящих вперемешку. Деревянных домиков было намного больше, и случись тут пожар - пиратский порт выгорел бы в одну ночь.
На улицах было грязно, пыльно и темно. Но темень не мешала местным жителям и заезжим людям развлекаться на всю катушку, перенося веселье из таверн, которые были на каждом шагу, прямо на улицы. На перекрестках разгуливали разукрашенные и разодетые, точнее, полураздетые девицы, прикрывающие смеющиеся лица с тоннами штукатурки дешевыми веерами, тут на бочках и рядом с ними, или просто на земле у чьего-нибудь забора сидели пьяницы, заливающие свое горе из двух-трех бутылок сразу, тут бродили какие-то мальчишки, предлагавшие сыграть в наперсток, а вместо этого обчищавшие карманы ловкими руками. Иногда встречались безумные мужчины, которые ставили бутылку на голову товарищу и на спор попадали в нее, причем каждый последующий раз бутылка заменялась чем-то более мелким, орехом или апельсином... Из открытых дверей не закрытых таверн доносились крики, песни, звон и выстрелы. Повсюду пестрели вывески тех же таверн, лавок и магазинов. Тут стояла какая-то особая атмосфера - как будто безумный праздник, безудержное веселье, но с то же время странная безысходность, обреченность... Большинство тут знали, что рано или поздно закончат свою жизнь на виселице или рее, и потому каждый раз гуляли так, как будто это был последний...
Несмотря на все эти "прелести", Джеку тут неожиданно понравилось. Судя по отдельным репликам, которые иногда доносились до него в гуле голосов, народ тут был хамоватый, но простой и понятный. Теперь понятно было, почему Тортуга стала пиратским портом - тут можно было отдохнуть от моря так, как тебе захочется, а не как в каком-нибудь королевском порту - надо тихо сидеть за кружкой с пивом и пускать скупую мужскую слезу в рукав, потому что не дают подебоширить... Да, на Тортуге было где разгуляться...
После продолжительного молчания и плутания по темным, но очень веселым улицам, Джек спросил у старпома:
- Куда мы идем?
Старпом, отвлекшийся от каких-то своих неведомых мыслей, хмуро ответил:
- В "Сингапур".
- Куда? - поразился Джек. Пинтель и Регетти, услышавшие его вопрос, загоготали.
- Темный ты, братишка... - протянул старпом. Джек поперхнулся. Старший помошник капитана Гарри Смит невзлюбил его с первого дня на "Флорентийской Лилии", а тут - братишка... - Слыхал, что Сингапур своими шлюшками славен?
- Ну слыхал... И что?
- А то, что "Сингапур"... Сам, короче узнаешь! - неожиданно рявнул старпом. - Догадливей надо быть!
- Гарри, остынь. - одернул его капитан, с надменным видом созерцавший виды вокруг. - Джек не виноват, что еще не бывал на Тортуге.
Белобрысые сзади загоготали еще громче.
Сам Воробей пребывал в полном недоумении. То старпом на него вдруг обращает внимание, то вдруг становится обычным нелюдимым старпомом, то за него кэп заступается... Куда катится мир?
Спустя примерно час ходьбы капитан наконец привел их к большому зданию с выцветшей, едва видимой в ночной тьме вывеской. На вывеске косо были приколочены белые буквы в стиле иероглифов. Надпиь гласила: "Сингапур".
- Итак, сегодня гуляем! - громогласно возвестил капитан Белл, и первым вошел в таверну.
Большой зал встретил их ярким светом свечей, приткнувшихся везде, где только было место, смехом, воплями, стуком сталкивающихся кружек и музыкой. Тут было очень жарко, еще жарче, чем на улице, и Джек моментально взмок. Не сколько светили, сколько чадили свечи. В воздухе витал чудовищный запах, точнее, смешение запахов пота, перегара, чада, порохового дыма, табака, противных и явно дешевых духов, чего-то подгоревшего на кухне... В общем, амбре было впечатляющим. За неким подобием стойки примостился толстый высоченный мужик с сине-зелено-фиолетово-желто-сизым фонарем под глазом. Здесь было довольно большое количество грубо сколоченных столов, чинно стоящих вдоль стен в окружении лавок, являвших собой примерно такие же произведения искусства и сделанных с тем же мастерством, под достаточно низким потолком висела простая люстра в форме тележного колеса. У Джека возникло смутное подозрение, что именно тележным колесом она когда-то и была, так как никаких видимых закреплений для свечей не было - они были приплавлены к дереву. За столами восседало большое количество разного сброда - пираты, спившиеся солдаты, подозрительные типы, смахивающие на бродяг с большой дороги, карманников и других мелких или не очень мошенников... короче говоря, вся гордость разбойничьей Тортуги. У дальней стены, между  закопченной дверью на кухню и ветхой на вид лестницей помещалось нечто вроде сцены, деревянный помост не самого надежного вида. На нем на кособоких стульях восседали музыканты - двое угрюмых мужчин с гитарами, один вдохновенный скрипач и барабанщик, с отсутствующим видом хлопающий руками по небольшому барабану, не попадая в ритм музыки.
У стеночек или на коленях посетителей обретались накрашенные, как яйца к Пасхе, и увешанные украшениями, как елки игрушками, девицы. Они заливисто, но очень неестественно смеялись грубоватым шуткам своих "клиентов", легонько, скорее для приличия, чем для защиты хлопали их веерами по рукам, протянутым не туда, куда надо, болтали ногами и изредка зевали... Видно было, что они ненавидят свою работу, но как было поступить обманутой дурочке, попавшей на Тортугу, чтобы выжить?
Капитана Белла тут явно знали, потому что встретили его радостными криками, смехом и поднятыми кружками. Он тут же подсел к кому-то за полупустой стол и углубился в разговор с низеньким крепышом с огненно-рыжими волосами, который поминутно вскакивал и начинал размахивать руками, что-то возбужденно крича. К кэпу сразу приблизилась хорошенькая темноволосая женщина, не молодая, но еще и не старая, и уселась на колени без всяких предисловий.
Старпом, минуту обозревавший весь зал с некрываемым удовольствием, с трудом нашел где-то в углу свободный стол и поманил туда всех четверых своих подчиненных.
- Эй, чего тормозите?! - крикнул он им оттуда. - Кто последний придет - тот за выпивкой потащится!
Джек, Пинтель, Регетти и Кристофер рванули к нему, и в результате оказалось, что последним стал сам старпом. Джек уютно устроился с краешку, рядом примостился Кристофер, напротив вежливо-хамовато смотрели на Гарри двое белобрысых. Смит чертыхнулся и пошел к стойке. Вернулся с пятью кружками и грохнул их на стол с такой яростью, что все подпрыгнули.
- А сейчас парни, будем гулять! - мрачновато сообщил он, пододвигая Пинтеля и садясь на лавку. Пинтель недовольно что-то буркнул себе под нос, но сделал это предусмотрительно тихо, ибо рука у старпома все же была тяжелая.
Кристофер, который был старше Смита и опытнее, первый взял одну из кружек, отпил и утер губы рукавом.
- Да что же это за гулянка - сидим впятером, молчим и даже не пьем? Смит, если у тебя горе - залей его и развеселись! У нас такая добыча, а ты тут всем настроение портишь. Ребята, давайте хоть расскажем что-нибудь!
- Что? - с сарказмом спросил старпом, тоже забирая себе кружку. Джек не стал терять время и тоже взял одну из них. - Легенду о Дейви Джонсе, что ли?
- А хоть бы и ее! - парировал Кристофер. - Не сидеть же нам тут скуксившись, дожидаться, пока местные цыпочки обратят на нас внимание или кто-нибудь подойдет и развеселит!
- Я так думаю, что скорее цыпочки должны ждать, пока мы обратим на них внимание. - поправил его Джек. - В конце концов, им за это деньги платят...
- Верно, парень, а ты не такой тупой, как я думал... - протянул Смит. Воробей поперхнулся ромом.
- Спасибо, Гарри, я всегда знал, что полюблюсь тебе! - съязвил он.
- Я так понимаю, это взаимно! - огрызнулся старпом. Пинтель и Регетти снова дружно и громко загоготали, но резко смолкли под мрачными взглядами Джека и Смита. Кристофер обнажил в улыбке почти черные гнилые зубы и спросил:
- Так рассказать вам легенду о Дейви Джонсе?
Гвалт голосов разом смолк. Все повернули голову в их сторону. В глазах людей читался страх. Среди группы особенно бледных лиц Воробей разглядел капитана Белла.
- Злой дух моря? - просил Джек.
- Он самый. Так да или нет?
- Да! - в один голос заорали Пинтель и Регетти. Кристофер посмотрел на Джека и Смита, те утвердительно кивнули.
Пират устроился поудобнее и начал:
- Когда-то, давным давно, жил простой моряк Дейви Джонс. Он плавал на большом красивом корабле, называвшемся "Летучий Голландец", и любил море больше жизни. Он был бравым пиратом, лихим разбойником, но это не помешало влюбиться ему, как любому мужчине. Все чаще и чаще казалось ему, что он слышит прекрасный голос в шелесте волн и свисте ветра. Этот голос помогал ему, говорил, когда будет шторм и штиль, куда можно идти на "Летучем Голландце", а куда лучше не стоит... Джонс внимал голосу, и однажды попросил его: "Явись ко мне, море!" Он верил, что это само море помогает ему, но это было не море... Это была Калипсо, ветреная богиня океана, влюбившаяся в Джонса. Она была самой прекрасной женщиной на свете. Никто на этом свете не знает, как она выглядела, знает лишь Джонс, но он никому и никогда не расскажет... И Дейви Джонс влюбился в нее, и невозможно было не влюбиться в эту прекрасную девушку. Она даровала ему бессмертие, чтобы он мог всегда быть рядом с ней. Джонс любил ее больше жизни и больше моря. Но однажды ревнивая Калипсо решила, что он любит ее меньше, чем море - ведь он больше любовался на изумрудные волны, чем на нее, он забывал обо всем, когда стоял у штурвала, и не слышал ничего, когда его музыкой были волны и ветер... Калипсо не знала, что ее красота ослепляет, и ему больно смотреть на нее, и он, решив, что раз она - богиня море, то она и есть само море, и любовался им как ей... Она прокляла его. Она сказала ему: "Раз ты любишь море больше, чем меня, оставайся в нем вечно! Но поскольку ты любишь меня, то будешь мучиться - ты сможешь находиться рядом со мной только один день раз в десять лет!" Калипсо сама расставила себе ловушку - ведь она тоже любила его, и эта была мука не только для него, но и для нее... Джонс сделал свои выводы из проклятья, и решил, что она разлюбила его, а значит - предала. Любовь стала для него мукой, и он вырезал свое сердце из груди и заточил его в сундук, а где тот сундук - не знает никто... Калипсо узнала об этом и подумала, что Дейви Джонс предал ее во второй раз, избавившись от любви вместе с сердцем. Она разгневалась, и море по ее воле стало буйным, яростным, разбивало в щепки корабли, и не стало морякам покоя... Тогда Джонс упросил девять пиратских баронов заточить Калипсо в тело обычной земной женщины. Только он и сами бароны знали, как сделать это, и преемники их знают, как освободить ее. Они провели особый ритуал и заточили Калипсо в тело обычной женщины. Теперь уже никто не знает, как выглядит эта женщина. Только сам Дейви Джонс, но он не хочет больше видеть ее, и никому не скажет. Сама Калипсо еще больше разгневалась на Джонса, и перед тем, как ее заточили в женское тело, прокляла его второй раз, сделав морским дьволом и подарив власть над морем... С тех пор Дейви Джонс и его мертвая команда превратились  ужасных чудовищ, а "Летучий Голландец" стал кораблем-призраком... Джонс набирает команду из тех, кто боится смерти и с его помощью отсрочивает ее на сто лет, топит корабли для забавы, и может исполнить желание тех, кто заложил ему душу...
В таверне стояла мертвая тишина. Слушали все. Только неожиданно пришедший из кухни хозяин застыл с открытым ртом, завидев в своем заведении такую картину.
Кристофер с довольным видом залпом выпил свой ром, встал из-за стола и направился к стойке. Весь зал провожал его глазами.
Когда он вернулся и с грохотом поставил свою кружку на стол, люди сразу развернулись к своим и загомонили, обсуждая легенду. Джек услышал фразу с соседнего стола: "И не боится он его имя произносить..."
Сам он ничего такого уж страшного в легенде не услышал. Сама она такой уж ужасной и навевающей страх не была, но морской дьявол... о нем такого сказать было нельзя. Джек слышал где-то, что у него есть "ручное" чудовище Кракен, которое топит корабли по приказу Джонса, и сам Джонс выглядит очень страшно, и его корабль, и комнда тоже... Правда, судить, насколько это достоверно, он не мог, поскольку не имел счастья лицезреть дважды проклятого пирата лично, равно как и его судно с матросами.
На Пинтеля и Регетти легенда произвела куда более глубокое впечатление. Оба они сидели как мыши, с суеверным страхом глядя на Кристофера. Тот меланхолично пил ром, морщась, извелек откуда-то короткую простую трубку и закурил, окутавшись облачком противно пахнущего дыма. Видимо, табак был очень дешевый и плохой. По крайней мере, такой вывод сделал Джек. Только глаза Кристофера блестели из-под густых, сросшихся на переносице бровей. Смит тоже не испытывал особого ужаса и задумчиво втыкал в неровную, покрытую царапинами, трещинами и даже вмятинами столешницу потемневший от времени нож. Джек не знал, что делать, и просто думал, что сказать. Молчание затягивалось и становилось напраженным.
- Предлагаю тост. - наконец произнес старпом. Пинтель и Регетти дружно выдохнули и шумно и часто задышали, как будто до того надолго затаили дыхание. - За то, чтобы ни один из нас не попал в лапы к нему. 
И без прямого упоминания было понятно, что Смит имеет в виду Дейви Джонса. Джек и Кристофер кивнули и отпили из кружек, Пинтель и Регетти просто выпили, причем Воробей отчетливо слышал, как у одного из них дробно стучат зубы. Правда, у которого, так понять и не смог. 
Затем произносить тост поднялся Пинтель. Как оказалось, зубы стучали не у него, а у Регетти.
- Выпьем за то, чтобы жить долго и закончить свою жизнь не на рее, а в теплой постельке! - с какой-то виноватой улыбочкой произнес он. Старпом фыркнул, но выпил, равно как и Критофер, и Регетти, и сам Пинтель, и Джек. Хотя ему как-то не хотелось ни умирать в теплой постельке, ни висеть на рее. Уж лучше погибнуть в расцвете сил и блеске славы.
Потом тост посыпался за тостом, и кружки сменились бутылками, которые тоже опустели... Пираты налились ромом до самых ушей. У Джека уже заплетался язык и мысли завязались морским узлом, когда к нему подпорхнула какая-то блондинистая девица, уселась на колени и положила голову на плечо, назвавшись Жизелью. Джек, уже основательно пьяненький, был не против, и в ответ на ее щебетание о том, что "такого красавчика" она видит впервые, просто приобнял ее за талию и попытался угостить ромом. Собутыльники восприняли это совершенно спокойно и даже с некоторой завистью со стороны Пинтеля и Регетти, которые выгодной внешностью не отличались, и девушек на них не нашлось. Кристофера за столом уже не было, он был под столом, и судя по громовому храпу, он благополучно дрых. Смит уже испарился куда-то, подхватив под локоток размалеванную девушку с явно крашенми черными волосами. Потом Джек снова пил...

Проснулся он от того, что жутко болела голова. Джек открыл глаза и обнаружил прямо перед собой девушку, симпатичную блондинку лет пятнадцати. Блондинка улыбалась и гладила его по плечу узкой сухой ладонью.
Джек смутно припомнил события прошлого вечера. Они пили, потом пришла эта... как ее... Жизель? Да, Жизель... Потом он еще пил... Дальше память отказывалась воспроизводить события.
- Привет, красавчик! - жизнерадостно промурлыкала девушка. Голосок у нее был резкий, высокий, но почему-то приятный. Джек обратил на это внимание потому, что у Джен был похожий голос. Господи, как давно он не видел Дженни..
Девушка была до подмышек укрыта одеялом, собственно, тем же одеялом был накрыт сам Воробей, только до пояса, потому что одеяло сползало. Они лежали на относительно широкой жесткой кровати в замызганной комнатке, по-видимому, в той самой таверне "Сингапур", которая по совместительству была и борделем.
- Привет, привет, цыпа, а собственно, что мы здесь делаем? - удивленно спросил у нее Джек. За окном ярко светило солнце, в мутное стекло звонко стучали капли дождя. Похоже, прошло много времени, и ответа не требовалось, как именно он проводил это время.
- Цыпа? - довольно переспросила Жизель. - Ты первый, кто называет меня так ласково...
- Да это просто с языка случайно сорвалось... - ляпнул Джек и сразу же понял, что сморозил глупость. Девушка надула губки и с оскорбленным видом встала. Одеяло упало на кровать. Формы у Жизель были... в общем, даже лучше, чем у Тиа Дальмы.
- Оденься. - посоветовал ей Джек.
- Зачем? - повернулась красотка, лукаво улыбнувшись.
- Иначе я опять потеряю контроль, а мне это не улыбается. - солгал Воробей. Жизель хмыкнула, но все-таки нехотя потянулась к платью. Джек нашел свою одежду, которая была разбросана по комнате в странном порядке, то есть, вообще без него, и стал одеваться, спиной чувствуя заинтересованный взгляд девушки. Когда он уже завязывал свой кушак, в нем что-то звякнуло. Деньги... много денег...
- Эй, цыпа, ты не помнишь, я платил тебе? - спросил Джек задумчиво, пересчитывая золотые монетки.
- Не помню... - удрученно проговорили за спиной. Послышался шорох ткани, и через минуту Жизель подошла к нему, одергивая юбки голубого цвета и поправляя не особенно тугой корсет с большим вырезом. Волосы она уже забрала в легкий узелок. - Но за такую ночь, красавчик, с тебя бы сама Красотка Милдрет ничего не взяла... Ты горячий парень, сразу видно - южных кровей... Кстати, как тебя зовут, лапочка? - она приблизилась к нему вплотную и подставила розовые губки для поцелуя.
- Зовут меня Джек Воробей, цыпа, запомни это имя навсегда, ибо оно еще прогремит по всем просторам Карибского моря! Ну а поскольку ты не помнишь, получила ли ты плату, будем считать, что да, потому что я тоже не помню! - весело заявил Джек, чмокнул ее в губы и вышел за дверь, оставив ошарашенную красотку стоять в комнатушке с поднятой головой и полуприкрытыми глазами.
Сам он спустился вниз. В общем зале царил восхитительный бардак - некоторые столы опрокинуты, на полу валяются осколки стекла, явно бутылочного, есть лужи... всякого, и рома, и супа, и органических жидкостей, и содержимого желудка... В общем, было на что посмотреть. Везде летали толстые, наглые, противно жужжащие мухи. Со страдальческим выражением на лице подметала пол полненькая, похожая на чуть заплесневелую пышку женщина среднего возраста. Джек подошел к стойке, попросил у мужика, стоящего за ней и протирающего грязной тряпицей кружки, такую же кружку рома, выпил ее и бросил на потрескавшуюся и отнюдь не чистую столешницу золотой. Мужик попробовал его на зуб и кивнул - дескть, настоящий, а теперь вали отсюда!
Джек напоследок кинул взгляд на часы с разбитым стеклом, которые, покосившись, висели на стене над стойкой и показывали медными позеленевшими стрелками половину двенадцатого, и направился к выходу.
Дневная Тортуга почти не отличалась от любого другого порта. У многочисленных лавок толпился народ, бродили по улицам торговки-лоточницы с самым разнообразным товаром на своих импровизированных "прилавках", от пряников о пистолетов. Проходили мимо горожане, куда-то спешашие по соим делам... В канавах по бокам узкой улицы, застроенной ветхими деревянными домиками, среди которых "Сингапур" смотрелся новеньким бригом в окружении люгеров*, текли помои и нечистоты, запах был соответствующий, вились в воздухе упитанные зеленые мухи... Но одновременно свежий ветерок приносил аромат тропических цветов, зелени... Из какого-то трактирчика, находящегося недалеко от "Сингапура", доносился запах горячего супа, из кузницы - неповторимый "аромат" каленого железа... И, конечно, запах моря - чуть солоноватый, терпкий, чувствующийся в любом месте в этом портовом пиратском городке, потому что работа каждого здесь была связана именно с морем, таким непостоянным и таким прекрасным...
Джек, все также пребывая в состоянии какой-то эйфории, задумчивости и непонятной печали, смешанной с радостью, сам не заметил, как дошел до порта.
На причале собралась довольно большая толпа, над которой в большом количестве вились возмущенно кричащие чайки. Здесь были все матросы с "Флорентийской Лилии", да и немало человек было из города, большей частью охающие кумушки. Слышны были фразы типа: "Кто же его так...", "И за что человека прибили..."
Воробей протолкался к центру собрания и обомлел. На причале, залитом кровью, лежал капитан Белл. Лицо... у него не было лица. Только жуткая кровавая каша с чем-то серым и белым в центре...
К горлу подкатила тошнота, но Джек усилием воли подавил ее.
- Кто его так? - спросил он у Смита, стоящего рядом.
- Никто не знает... - тихо ответил тот. - Что же теперь делать... кто будет капитаном?
- Ты. - слегка удивился Воробей. - Ты же старпом.
- Нет. - заявил Смит. - Ни за что. Я не буду. Я всегда был и останусь старпомом. Я думаю, надо бы Гейла... Он хороший лидер...
Гейл был штурманом, очень хорошим штурманом...
- Ну... Гейл тоже сойдет. - согласился с ним Джек.

- Так кто у нас будет капитаном? - заорал Смит. Он стоял на капитанском мостике. По бокам от него находились Гейл и Кристофер, две кандидатуры на пост капитана.
- Гееееееейл!!! - крикнули разом шестьдесят семь матросов, все, кто был на "Флорентийской Лилии".
- Прошу, кэп! - поклонился ему старпом, отпихивая задом Кристофера в сторону. Гейл Джаксон встал посреди мостика и обратился к команде:
- Итак, нас ждет добыча, ребята! Отдать швартовые! Поднять якорь! Курс на порт Ройал!
Матросы застыли на своих местах. Джек от удивления раскрыл рот.
- А как же кренговать? - вякнул кто-то, и его поддержал нестройный гул голосов. - А закупка провизии?
- Приказы капитана не обсуждаются. - выразительно сказал теперь уже капитан Джаксон. Джек молча пожал плечами и первым направился к вантам.

*Люгер - небольшое почтовое судно с одной мачтой и косым парусом, размером примерно 10х3 метра. Обычно ходило вместе с эскадрой больших кораблей. Команда - 10-20 человек.

Отредактировано Кэтрин де ла Вега (2007-07-12 10:51:11)

VIII.

Джек вздрогнул. В комнате, несмотря на адскую жару, стало как будто холоднее, пробежался сквознячок.
Джен все еще помахивала приглашениями, стоя у стола. Улыбка начала медленно сползать с ее лица, когда она заметила, что Джек опускает голову и прячет глаза.
- Мама, я к Мадлен хочу!
Джек оглянулся на диван. Том с воинственным видом подскакивал на подушке, явно изображая лихого наездника. Его сестренка стояла рядом на коленках и капризно хлопала себя ладошками по подолу платья, сминая тонкую ткань. Кто из них произнес эту фразу, было понятно сразу.
Дженни снова улыбнулась, на этот раз ласково, бросила конвертики обратно на стол и пошла отпирать дверь. Том и Эмили слезли с дивана и побежали к ней. Когда топот маленьких ножек стих, Эванджелин снова повернула ключ в замке и вернулась в свое кресло. Джек поднял голову, но не рискнул встретиться с ней взглядом, смотря на все, кроме сестры.   
В мыслях был полный сумбур. Одна простая фраза поселила в нем страх, неуверенность, даже непонимание. Еще несколько минут назад он был готов убить человека, который охотился за ним больше пяти лет. Но это был секундный запал, просто мгновенная ярость от сознания того, что он, Джек, практически бепомощен перед Томасом. Вдобавок в лицо прилетела диванная подушечка, и гнев выплеснулся наружу. Теперь же Воробей был вовсе не уверен, что хочет убивать, что может убивать. Слова были фарсом, бахвальством. Но та, от кого он этого меньше всего ожидал, приняла их всерьез. Это и пугало, и было непонятно. С другой стороны, Джен же в него поверила? Она сказала – это будет поступок настоящего мужчины. Она верит, что он взрослый. Даже несмотря на то, что старшим сестрам свойственно считать своих братьев вечными детьми.
Но Джек уже передумал. Он не хотел убивать Томаса.
- Чего ты молчишь? – недоуменно спросила Джен. – Тебе не нравится эта возможность?
- Нет… я не… - Воробей заткнулся, не зная, что сказать. «Прости, дорогая, но я пошутил?» Это просто смешно. Он не может показать ей, что пошел на попятный. Но что сказать?!
- Что? – переспросила Дженни. Она, похоже, тоже чувствовала себя несколько неуютно, ерзала в кресле, сминая юбку своего зеленого платья, щеки покрылись почти пунцовым румянцем, но настойчивый взгляд темных глаз был по-прежнему устремлен на Джека.
- Эээ… ничего. – соврал Джек. – Мне все нравится… но тебе не кажется, что мы как-то слишком торопимся?
Джен неопредленно повела плечами.
- Не кажется… Все же, если есть возможность, да еще такая, то зачем ее упускать? Скажи честно, ты не хочешь убивать его, да? Я все понимаю…
Джек пожал губы и прищурился.
- Хочу. И я его убью. На этом балу. Когда он там будет? – он и сам не знал, что может так хладнокровно и легко врать.
- Послезавтра. – ответила Джен. В глазах ее зажегся незнакомый огонек. – Я все-все придумаю, Джек. Ах, как давно я не была на нормальном большом балу… Пожалуй, с того самого злополучного вечера. Пять лет назад. Господи, да я даже не помню, как танцевать!
- Все ты помнишь. – устало сказал Воробей. – Не надо со мной кокетничать. Значит, послезавтра…
- Да, послезавтра. У меня есть два дня, чтобы привести тебя в порядок. А то ты неважно выглядишь… И пахнешь странно…

Все следующее время до бала было для Джека сказочным сном. Он наконец-то прилично вымылся, смыв с себя всю грязь тортужских улиц и соль морских волн. Причем частично с него слез и загар.
Он носил нормальную, чистую, хорошую одежду. Джен, не такая практичная, как другие англичанки, хранила все вещи своего покойного мужа, и, скрепя сердце, разрешила Воробью носить некоторые из них.
Джек поселился в комнате, являвшейся абсолютной копией той комнаты, что когда-то была его собстенной в старом доме в Сантьяго-де-ла-Вега. Все было точно такое же, как там – кровать, письменный стол, кресло, одежный шкаф (правда, пустой), и даже гитара в углу была та самая, которую ему подарила Лили-Роуз.
Только костюм и маску ему делали на заказ, как обычно и было. Костюм был довольно простой – штатская одежда, отличавшаяся от обычной лишь тем, что была полностью черной, только сорочка была вызывающе красной. Красной была и маска, простая, закрывавшая лицо Джека от линии роста волос до скул.
Джен, чтобы выглядеть рядом с блистательным Джеком не пестро одетой дурой, а настоящей таинственной леди, остановила свой выбор на красном платье с вышивкой черной и серебристой нитью на лифе, и черной маске, украшенной драгоценными камушками, правда, Воробей не знал, настоящие они или нет. Таким образом, на балу они должны были составлять несколько демонический дуэт – слишком яркие были цвета костюмов, слишком вызывающие и заметные.
Дженни разработала целую историю Джека. На Ямайку прибыл недавно богатый испанец, сеньор Анджело д’Иглесиас, купивший плантацию табака. Сам он жил в поместье на территории плантации, но, поскольку в английских колониях испанцев, мягко говоря, очень недолюбливали и убивали просто так, ни за что, он привез с собой кучу солдат-охранников. Причем с плантации некоторых отпустил в порт Ройал, логично рассудив, что вдалеке от большого населенного пункта его трогать будет в принципе некому. Джек же, по истории, должен изображать из себя одного из этих солдат-охранников, Мигеля д’Эсперранса-Роза, который по некому стечению обстоятельств подружился с ней.
На самом балу какое-то время «Мигель» развлекается, потом, когда Томас уходит куда-нибудь, незаметно идет за ним, ждет, пока лорд остается один и убивает его. Потом возвращается в зал и продолжает танцевать.
Джеку план не нравился. Во-первых, он элементарно не был уверен, что никто не заметит его уход. Во-вторых, ему не хотелось убивать. Воробей не знал, сможет ли вообще это сделать. В-третьих, неизвестно было, уйдет ли Томас и останется ли он один. В-четвертых, Джен продумывать все до мелочей не желала. Единственным ее ответом на вопрос «И это все, что ты можешь придумать?» было: «Мы же не знаем, что там будет. Действуй по наитию!»
Джек, конечно, умел импровизировать и полагаться на свою интуицию, но сейчас ему казалось это неправильным. Хотя и выхода другого не было.

На бал полагалось прийти прямо в костюмах и масках. Джек уже забыл – как это, собираться на бал, как всегда, в страшной спешке, когда кажется, что ничего не успеешь.
Он нервничал. У него было впечатление, будто он долго и тщательно готовится к убийству, а не празднику. Хотя вся его подготовка состояла в том, что он засунул в сапог нож. Оделся он быстро и сам, тем более что в костюме не было таких деталей, которые надо было бы застегивать или пристегивать с помощью слуги. Гораздо дольше пришлось ждать Джен. Все время, пока она одевалась и делала прическу, Джек сидел в гостиной, одетый в свой черно-красный костюм, и нервно постукивал кончиками пальцев по подлокотнику кресла, размышляя о предстоящем «деле». Воробью казалась какой-то наигранной вся эта суета. Он не хотел убивать. Но его поддержали. В него поверили. Джен сказала, что это будет поступок настоящего мужчины. Настоящий мужчина не боится убивать. Он не остановится ни перед чем в достижении своей цели. К тому же, если Джек покажет свою слабость, то разочарует Дженни, а так не хотелось, чтобы она, и без того, похоже, довольно гордая и ироничная, язвила над ним, считала только маленьким младшим братом… Только волнение все равно дало о себе знать, проявившись в икоте. Правда, не очень сильной.
В конце концов Джен он все-таки дождался. Хотя скорость ее приготовлений была и медленной, оно того стоило – сестра выглядела королевой в своем платье с воздушной, пышной юбкой, короткими рукавами и черными перчатками.
Когда они садились в карету, Эванджелин снова прицепилась к Джеку, требуя от него пересказать еще раз его вымышленную историю.
- Ну, меня зовут Мигель д’Эсперранса-Роза. Я офицер испанского флота, был наемным охранником сеньора д’Иглесиаса. Был отпущен со службы, жил в порте Ройале, с тобой познакомился по стечению обстоятельств, которые неприятно вспоминать, не хочется распространяться. Так?
- Так… черт! – карету немилосердно трясло, она подскакивала на всех кочках и булыжниках. Подскакивали и Джек с Джен, первый – нервно икая, вторая – ругаясь сквозь зубы. – Что ты будешь делать на балу?
- Пойду за Томасом, когда тот выйдет куда-нибудь, если он останется один… ик! Убью. – чуть слышно ответил Джек. – До того и после того буду на балу танцевать с кем-нибудь.
- Не икай! Это не эстетично. – резко сказала сестра, но тон ее голоса тут же смягчился. – Да, хорошо все-таки, что ты не успел на званый обед.
- Какой еще званый обед?
- Сначала был большой прием. Обед, поздравления. Я подарила Диане…
Джек поперхнулся и икнул громче обычного, так что даже возница завозился на козлах, что-то пробормотав про мистеров, которые слишком много себе позволяют.
- Кому?!
- Диане. – недоуменно ответила Джен, расправляя складки платья на коленках. – Диана дочь Томаса, а что?
- Она… ик?!
- Слушай, чего ты так удивляешься? Она называла тебе фамилию?
- Нет…
- Ну да, она ее не любит… Всегда сразу же просит звать ее Дианой… - вздохнула Эванджелин. – У подростков свои заскоки.
- Подростков? – снова попробовал удивиться Джек. Карета уже подъезжала к большому дому с разукрашенным лепниной фасадом, не очень высоким кирпичным забором, выкрашенным в белый цвет и коваными черными воротами с замысловатым узором решетки.
- Да шестнадцать лет ей всего! – наконец вышла из себя довольно терпеливая Джен. – Говорят, ее хотят выдать замуж за какого-то аристократа из Лондона… Он красавчик, должна сказать, я видела его на обеде. Высокий, светловолосый, с большими серыми глазами… и весь такой… ну как конфетка! – она мечтательно прикрыла глаза. – А еще у него плечи широкие… И такие усы…
Джек, невольно сравнивая себя с «красавчиком» из Лондона, недовольно надулся. Сам он высоким не был, скорее, казался хрупким при не таком большом росте и худосочном телосложении, светлыми волосами и серыми ясными глазами не обладал, а усы вообще были тихим разочарованием – короткие, мягкие и довольно-таки редкие, хотя в последнее время расти они стали лучше. Он надеялся, что хотя бы на лицо вышел не хуже этого лондонского офицера. Джека почему-то задело и то, что «красавчик» жених Дианы, и то, что нравится Джен. Причем первое не понравилось ему гораздо больше, чем второе, и если последнее понятно – зачем ревновать сестру, то предыдущее - не совсем. 
- Мисс, позвольте помочь вам. – раздался слева голос, принадлежащий упитанному лакею с пышными усами и круглым, блестящим от пота лицом. Джек и не заметил, как карета остановилась в большом дворе, вымощенном булыжниками. Здесь уже было довольно много карет, какие-то стояли пустые, из каких-то выходили леди и джентльмены в нарядных пестрых костюмах и блестящих масках, какие-то подъезжали к воротам, собираясь покинуть дворик.
Джен оперлась на предложенную руку слуги и вышла из кареты, Воробей выскочил следом, поспешно надевая маску.
- Ваши приглашения, мистер и мисс? – чопорно осведомился слуга, протягивая потную ладонь. Джен, вынув откуда-то конвертики, вручила ему голубые бумажки и прошла мимо, брезгливо отряхивая перчатки. Джек, изображая гордого испанца, обжег неприятного лакея взглядом черных глаз и, подняв голову, прошел за сестрой. Во дворе было довольно людно, и Джен уже ушла вперед, но она очень выделялась среди них благодаря яркому наряду и переливающимся в лиловато-алом свете заката волосами.
В большом зале с зеркалами было очень жарко и душно, лоб Джека даже под маской моментально покрылся испариной. Танцующие пары напоминали пестрый суп, который кружится без остановки, но никак не может закипеть, от него исходит противный запах пота и множества духов… 
Все были одеты невероятно ярко, отовсюду сияли блестки и драгоценные камни, поблескивали перья в прическах дам, сверкали золотые и серебряные пуговицы на камзолах кавалеров. Джен и Джека отличало ото всех одно – никто, кроме них, не использовал черный цвет в своем костюме.
Было шумно. Мало того, что играла громкая музыка, но еще и практические все танцующие разговаривали. Множество голосов сливались в общий гомон, из открытых настежь окон доносились разные звуки – далекий шум моря, тихое пение ночных птиц, шелест ветра в листве деревьев большого сада…
- Смотри, - указала Эванджелин в центр зала, - вот он, Томас.
Джек проследил направление ее руки и увидел довольно высокого человека. Он смотрел на вход в зал, как раз туда, где стояли брат и сестра. С такого расстояния было не разобрать, какого цвета у него глаза, то ли карие, то ли темно-синие, но Воробей чувствовал их колючий взгляд. Томас был слегка смугловат, так же как и Диана, лицо с резко очерченными скулами перечеркивал наискось белый шрам. Он не задевал глаза, но придавал их выражению какую-то мрачную решимость, недоверчивость и цепкость. Довольно длинные волосы густого каштанового цвета, тоже совсем как у Дианы, были забраны сзади в хвост. Фиолетовую маску лорд держал в руке. Одет он был в такой же фиолетовый костюм. Рядом с ним стояла красивая высокая женщина в светло-зеленом платье. Длинные русые волосы были уложены в достаточно простую прическу, очень выгодно сочетающуюся с овальным личиком с изщяными тонкими чертами.
Оба не понравились Джеку. У жены Томаса было слишком холодное, равнодушное выражение лица. Может, для англичанки это было и нормально, но он привык к южным англичанам, эмоциональным жительницам колоний, для которых такая сдержанность была просто нонсенсом. Сам же Ричард Томас оказался именно таким, каким снился Воробью в самых страшных снах. Джен была в чем-то права, не убить этого гада было бы грехом, но даже это пугало. Такой запросто мог дать сдачи или не пропороться с одного удара. Да и просто… страшно было… не хотелось убивать…

У дальней стены был сооружен помост, на котором расположились музыканты – два скрипача, виолончелист и гитарист. С краю стоял клавесин, но на нем пока никто не играл. Вдоль стен между зеркалами стояли банкетки.
Джен потянула брата к одной из таких банкеток. Джек, напряженно вглядывающийся в Томаса, безропотно последовал за ней. Очнулся он лишь тогда, когда пухленькие руки в черных перчатках надавили ему на плечи и силой усадили на бордовую ткань.
- Что ты делаешь? – удивился Воробей.
- Как видишь, сижу. – язвительно ответила Джен. Она явно была чем-то недовольна, нервно теребила в руках черный веер.
- О чем ты думаешь? – спросил Джек, почти не надеясь на ответ. Как оказалось, причина внезапно изменившегося настроения сестры была существенна, чего он и боялся.
- Я вспомнила, что кто-то может знать о том, что настоящий Мигель д’Эсперранса-Роза был убит два дня назад. - зло взглянув на брата, произнесла Эванджелин.
Джек поперхнулся.
- Так он настоящий? Ты не выдумывала это имя?!
- Нет! Он наст… был настоящий. Его убили какие-то пьяницы в порту. Ты же знаешь, из-за политической ситуации испанцев сейчас режут здесь, как свиней. Он помог мне однажды. Я сидела в трактире, ждала Диану – ее мамаша против того, чтобы мы дружили, по неизвестной причине – и не дождалась. Пошла домой, и ко мне прицепились какие-то пареньки. Обоим не больше шестнадцати, но с ножами… А Мигель меня спас от них. Проводил, познакомились поближе… В общем… - Джен словно засомневалась, стоит ли говорить, но потом, глубоко вздохнув, продолжила. – В общем, получилось так, что он оказался в моей постели.
Джек выпучил глаза и закашлялся.
- Что?! Ты и ИСПАНЕЦ?!
Джен грустно кивнула.
- Я тоже думала, что я добропорядочная леди… Как оказалось – нисколько. Сплю с испанцем, с которым познакомилась пару часов назад, помогаю брату отомстить его злейшему врагу, одеваюсь на бал, как последняя шлюха… Наверное, я и есть шлюха.
Джек молчал, не зная, что сказать.
- Месяц я с ним тайно встречалась. – заговорила она снова. – Два дня назд его убили. Об этом почти никто не знает – я нашла его первой, и мои слуги его похоронили. У нас должно было быть свидание… на пляже… А самое плохое то, что, возможно, я теперь ношу под сердцем его ребенка…
Джек открыл рот, чтобы сказать что-нибудь, но тут же его закрыл. Ответить было нечего. Хороша семейка, нечего сказать. Один – пират, хочет убить лорда, другая – шлюха, которая спала с едва знакомым испанцем и ухитрилась забеременеть… Весело живут…
- Ты не виновата… - наконец выдавил он. – Что было – то прошло… Давай лучше танцевать. Твой любимый вальс играют.*
Джен, вздохнув, кивнула. Джек, чтобы хоть чуть-чуть развеселить ее и забыться самому, вскочил на ноги, церемонно поклонился сестре, подал ей руку и наигранно-торжественно произнес:
- Позвольте пригласить вас на танец, мисс Вестон? 
Джен улыбнулась.
- Конечно, мистер Грант… пардон, дон д’Эсперранса-Роза!
Она встала, одну руку положила ему на плечо, другой сжала его ладонь, и он осторожно повел ее в танце.
В нем проснулось давно, как казалось, забытое умение танцевать вальс. Раз-два-три, раз-два-три, и снова по кругу…
Они кружились снова и снова, пока вальс не закончился. После первого танца надо было сменить партнера. Джек поклонился сестре, та сделала реверанс, и они разошлись.
Воробей лавировал в толпе, пользуясь передышкой, пока отдыхали музыканты. Наконец взгляд выхватил из толпы темноволосую девушку в сиреневом платье и такой же маске. Она только что вошла в зал вместе с высоким плечистым блондином в синей маске. Джек, тут же решив, что будет танцевать с ней, подскочил к ним сбоку и вежливо осведомился у кавалера красавицы:
- Позвольте украсть вашу даму на один танец, сударь?
Блондин недовольно нахмурился, прожигая Джека взглядом серых глаз. Тот невольно вспомнил рассказ Джен. И про жениха мисс Томас, и про то, что испанцев режут, как свиней. Девушка же смотрела на Воробья как будто оценивающе, сощурив глаза. Она словно силилась узнать его, но не могла.
А Джек узнал ее. Не сколько по лицу – оно так же, как и у него, было наполовину скрыто маской, а по кончику носа и губам  человека, которого видел пару раз, узнать довольно сложно, - а по непослушным каштановым волосам, выбивающимся из сложной прически. Да и по кавалеру тоже.
- Как будет угодно мисс. – через силу выдавил блондин, болезненно сморщившись.
Диана, лукаво уыбаясь, переводила смеющийся взгляд с жениха на Джека и обратно, и наконец сказала:
- Пожалуй, я потанцую с этим мистером, Тони?
Блондин скривился, но кивнул. Джек улыбнулся и подал руку Диане. Как раз снова заирала музыка, вальс, но уже другой. Они начали танцевать.
- Итак, как же вас зовут, сэр? – кокетливо спросила мисс Томас. В карих глазах прыгали искорки, но оставалось и недоумение.
- Дж…Мигель, мисс. Мигель д’Эсперранса-Роза. Я испанец. А вас, очаровательная мисс?
- Диана. Просто Диана. – ответила она. – Мы… знакомы?
Джек судорожно сглотнул. Не хватало только, чтобы она его узнала.
- Боюсь, нет, Диана. Я недавно здесь, только месяц.
- А я и того меньше. – тепло улыбнулась девушка. Карие глаза словно засветились изнутри. Джек не мог отвести от них взгляд, наблюдая за золотыми искорками.
- Тогда не удивительно, что мы не встречались. – тихо ответил он. – Но ведь встретились.
Диана посмотрела на своего жениха, который стоял у стены, неотрывно наблюдая за их танцем.
- Иногда хочется, чтобы таких встреч было побольше. Вы знаете Тони?
- Не совсем. Знаю из уст моей… ммм… подруги. – Джек невольно покраснел, вспомнив, какие отношения связывали его сестру и настоящего Мигеля д’Эсперранса-Роза. – Хотя впечатление он на меня произвел… эээ… незабываемое.
- Он хороший человек. – сказала Диана, чуть сильнее сжав его руку. Воробей оглянулся на Энтони – от того, похоже, поведение невесты не укрылось. – Только очень ревнивый.
- Заметно. – буркнул Джек, спиной чувствуя недобрый взгляд блондина.
- Не злитесь. Вам не идет. – пошутила Диана, немножко откинувшись назад и лукаво посмотрев на него. Джек опять покраснел. Эта девушка обладает удивительной способностью вгонять всех в краску. Они как раз провальсировали мимо ее жениха, щеки его тоже пунцовели, но скорее от ярости, чем от смущения.
- Возможно. – не стал спорить Джек.
- Знаете, я… почему-то не хочу выходить замуж. Мама говорит, что счастье – в браке, детях, семейной жизни… А я - не хочу. Не хочу! – начала заводиться она. – Тони хороший человек, но… я его не люблю. Не могу любить. Он же меня съест со своей ревностью и собственничеством!
- А вам идет злиться. – заметил Джек, нагло улыбаясь. Диана зарделась и надула губы.
- Да ну вас! Я больше не буду с вами танцевать!
- Вы не будете – я буду. Но все равно с вами.
- Ах так! Вы не станете спрашивать меня? Тогда я расслаблюсь и буду висеть на ваших руках, как кукла.
- Честь для меня – носить такую красавицу на руках.
Диана замолчала, исчерпав свои аргументы, и просто положила ему голову на плечо. Конечно, танцевать так было не очень удобно, но зато как приятно… В груди незаметно потеплело.
Джек был немного удивлен ее поведением. В гостях у Джен она показала себя вздорной, капризной, даже истеричной. Теперь же она была совсем другая. С другой стороны, это было и понятно, она же не знала, кто он на самом деле. Обозлилась на Джека, а не на Мигеля.
Танец кончился. Джек отпустил ее и учтиво поклонился. Диана сделала реверанс. Она не спешила отходить от него, а ее жених никак не мог протолкаться к ним через толпу.
Воробей решил воспользоваться моментом.
- Давайте встретимся завтра, Диана. Днем. Вы сможете?
Она чуть покраснела, опустила голову, и снова подняла ее.
- Наверное, смогу. Только не днем, а вечером. Впрочем… не знаю.
- Тогда… давайте встретимся завтра, в… ну… допустим, четыре часа пополудни? Уже не день, еще не вечер?
- Хорошо, дон д’Эсперранса-Роза.
Джек поморщился.
- Не называйте меня так, Диана. Лучше по имени.
Она лукаво улыбнулась. Взгляд скользнул по его лицу и уставился в одну точку над правым плечом. Похоже, там подходил Тони.
- Хорошо… Джек! 
Диана обошла его, коснувшись теплой ладонью щеки, и исчезла в толпе.
Воробей, ошеломленный, остался стоять на месте. Джек! Она его узнала!
Он пошел к выходу из зала, но уже почти в дверях его перехватила Джен.
- Ты где был?
- А? – оглянулся Джек, все мысли были заняты назначенным свиданием.
- Где был-то? – настойчиво продолжила сестра. – Ты прозевал Томаса.
- Какого Томаса? – равнодушно отозвался парень, выходя в темный холл. Эванджелин незамедлительно последовала за ним.
- Ричарда Томаса.
Джен явно волновалась. Руки напряженно ломали веер, похоже, она не осозновала что делает, кусала губы и беспокойно озиралась. Только Дженни, даже не понимая своих действий, все равно пыталась не выдать волнения. Джек, рассеянно наблюдавший, как она методично выщипывает перышки из веера, хотел уже спросить, не плохо ли ей, потому что лицо Джен то краснело, то бледнело, но тут до него неожиданно дошло, что она сказала. 
- Что?! Томаса?!
- Да, Томаса. – спокойным тоном подтвердила сестра. – У тебя был отличный шанс пришибить своего злейшего врага, но ты благополучно его проспал. С кем танцевал-то, Казанова?
- С Дианой… - удрученно отозвался Джек.
- Понятно. Томаса не прозевал, но не того. – Джен насмешливо улыбнулась. – А блондинчик-то как взбеленился, когда ты его невесту пригласил… Стоял прям бурый от возмущения, подпирал стенку, глаз с вас не спускал. А я-то еще удивилась – где Диана?
Джек был огорчен и обрадован одновременно. Ему больше не надо убивать Томаса. Он просто тихо смоется отсюда куда-нибудь… но в этом была загвоздка. Деться ему было абсолютно некуда. Да и… Диану оставлять уже как-то не хотелось. Несмотря на то, что она дочь Томаса.
- Что ж, братец… У тебя был шанс, как я уже говорила, и ты его прохлопал. Поздравляю. – почти весело сказала Джен. Веер в ее руках с хрустом сломался. Она отбросила обломки, стянула перчатки и принялась их комкать. Джек заметил, что взгляд у нее был какой-то отсутствующий, словно бы она не осознавала, что делает. Наверное, слишком взволновалась на это балу, она же беременная…
- Ладно. Что было, то было. – вздохнул он наконец.
- Угу. Ну ладно. Я пойду еще потанцую, а ты? – улыбнулась Джен.
Джек вместо ответа снова пошел в зал. Издалека было видно, как сверкают розовые камушки в каштановых волосах Дианы, а взгляд теплых карих глаз ищет кого-то в толпе.

*«Твой любимый вальс играют.» – я знаю, что это исторический ляп. Расцвет вальса был в XIX веке, а появился он в XVIII. Но все эти менуэты и полонезы такие скучные… Пускай Джек развлекается!