Язык улицы.

Я вырос среди них. Но все же я не один из них.
И дело не в том, что я умею читать и писать. Вот мистер Браун тоже умеет, иначе как вести дела. Не в том, что обучен танцевать - многие наши записные франты в кабачке танцуют лучше меня. И даже не в том, что несколько лет я ежедневно бывал в доме губернатора и виделся в мисс Суонн, пока мы оба не выросли настолько, что это начало становиться неприличным. Мне есть с чем сравнивать, но я не стыжусь своего положения.
Люди, которые меня окружают... Говорят, они не способны понять то, что понимают образованные джентльмены. Что думают только о своей выгоде. Что грубы и неотесанны. Все это правда.
Беда в том, что это НЕ ВСЯ правда.
Неизвестно еще, что хуже : вежливо здороваться с человеком, а когда уйдет, смеяться над его манерами и выговором, -  или прямо сказать ему то же самое в лицо. Я бы предпочел второе, особенно после того случая, как... ладно, я не об этом.
Лучше, если женщина открыто заявляет: пошел вон, меня от тебя воротит, а не лепечет что-то о неотложных делах, пряча при этом глаза. И так далее.
Люди, которые меня окружают, мало понимают в красоте. Потому что у них своя. Другая. Но они не смеются над губернатором и его гостями из-за того, какие разговоры те ведут между собой и под какую музыку танцуют. Им все равно.
Разница между ними и джентльменами - в том, что джентльмены умеют говорить о себе.
Улица этого не может. Хотя и ей есть что сказать. Я знаю это потому, что стою чуть в стороне.
Я чужой в том доме, куда временами отношу заказы, надев лучшее платье и начистив башмаки. Но и там, где живу, работаю и сижу по вечерам за кружкой пива, я не совсем свой. До поры до времени это незаметно.
Меня уважают, для своих лет я хороший работник. Может быть, со временем мистер Браун возьмет меня в дело. Но ведь речь не об уважении, вот в чем беда. И тут уж ничего не поделаешь.
Я вырос среди них, но смотрю на них со стороны. Этого мне не могут простить.
Но все-таки я не теряю надежды.
Улица не умеет говорить. Но, может быть, когда-нибудь я смогу сказать за нее...

--------------------------

Отец

Не могу сказать, что не помню его в лицо - когда мы виделись в последний раз, я был уже большим. Но мать никогда не говорила о нем, и мне запрещала. Видимо, она думала, что если о чем-то не говоришь, то этого как бы и не существует. Наверное, она действительно очень любила его - потому и не смогла простить.
Простить не за то, что он оставил нас без средств - жили мы тяжело, но вполне сносно, во всяком случае не хуже других. И я рано начал зарабатывать, так что бедствовать нам все-таки не пришлось.
И не за то, что я рос полусиротой. Если уж на то пошло, в этом была даже хорошая сторона - я быстро повзрослел, просто другого выхода не было. Потерпев поражение в драке, мои сверстники еще бегали жаловаться родителям, а я уже мог сам постоять за себя. Так что выходит, чему-то он меня все-таки научил.
Дело в другом. Мне не для кого было стараться, кроме самого себя. Мать - это мать, и лет с шести ее одобрения становится недостаточно. Не знаю, как с девчонками, но мальчику в этом возрасте нужно обязательно, чтобы его усердие заметил отец. Маленьким я, бывало, очень гордился, что могу помочь матери, вбить гвоздь, наколоть щепок для очага, натаскать воды. Мне казалось, что благодаря этому отцовское отсустсвие в доме не так заметно. А потом, лет в десять, наконец понял, что при всем желании не смогу заменить ей отца. Именно тогда я и дал клятву - когда вырасту, обязательно разыскать его и вернуть домой.
А еще через два года я похоронил ее и остался один. И выходило, что теперь опять не для кого стараться - матери он был больше не нужен, а сам-то я давно стал взрослым. Но нужно было что-то делать, как-то продолжать жить, и я подумал, что, может быть, все-таки стоит попытаться выполнить свое обещание - хотя бы для самого себя. Раз уж больше у меня никого не осталось.
Сейчас я уже почти перестал надеяться на это - слишком много прошло времени. Я действительно стал взрослым, большим и сильным, как хотел когда-то. И, видимо, поумнел. Если уж за десять лет наши пути ни разу не пересеклись - значит, отец действительно ОЧЕНЬ далеко.
Единственное, что я еще могу сделать - это завести собственную семью, самому стать отцом - и сделать все для того, чтобы мой сын никогда не испытал того, что выпало мне на долю. Но та единственная девушка, которую я хотел бы назвать своей, видимо, не суждена мне. Невероятным стечением обстоятельств мне удалось добиться ее. Но назначенная свадьба не состоялась, моя любимая за решеткой, ей опять грозит смерть, и опять спасти ее, кроме меня, некому. Я чувствую, что Джек, как и в прошлый раз, хочет меня обмануть, но выбора у меня нет. Я покидаю борт "Жемчужины". Джек дал мне тряпицу с изображением ключа, шлюпку и указал ориентир - полузатонувший корабль невдалеке.
Я отправляюсь туда. Я должен хотя бы попытаться. Если понадобится, пойду по трупам. Если понадобится - умру.
Жаль только, что в этом случае я так больше и не увижу своего отца.