Фанфикшн

Объявление

Этот форум создан как альтернатива рухнувшему «Фанфику по-русски». Вы можете размещать здесь свои работы и читать чужие, получать консультации и рецензии. Добро пожаловать!

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Фанфикшн » Оригинальное творчество » Отчет по ролевой игре "Карибское море"


Отчет по ролевой игре "Карибское море"

Сообщений 1 страница 4 из 4

1

Отчет по ролевой игре «Карибское море-5», проведенной в июле сего года на озерах Вуоксы.
Предупреждение.
Дабы не усложнять жизнь себе и читателям, автор сохранила масштабы времени, пространства и вооружения таковыми, какими они были приняты в игровой реальности. Прочие несоответствия, аномалии и условности по отношению к реальности прошу считать необходимостью для наибольшей красоты произведения.
Для непосредственных участников игры: если что-то показалось вам неправильным или несоответствующим игровой реальности, прошу простить мне эту маленькую авторскую вольность в пользу художественной красоты. Ибо на абсолютную достоверность не претендую, моя цель – скорее художественный, нежели документальный рассказ по мотивам игры.   

Часть первая.

Рассказ Лилианы Ван дер Крайгер, уроженки Фландрии. Порт-Роял, 16… год.

День не задался с самого начала. Сперва выяснилось, что растяпа Люк, цирюльник при Салоне Мадам Джессики, не успел на нужный пакетбот. (Собственно, потому лишь и выяснилось, что на упомянутом пакетботе, прибывшем только что, упомянутого француза не обнаружилось). На нервной почве Мадам (не в первый раз, и уж тем более не в последний) поругалась с Зазой, демонстративно поставив ударение в ее имени на первый слог. Горячая уроженка Иль-де-Франс не снесла подобного обращения и в долгу не осталась. На крики и грохот разбиваемой посуды примчалась вторая из воспитанниц, полячка Рози; оценила ситуацию и предпочла исчезнуть, пока гнев Мадам не переключился на нее. Неосторожно высунувшейся из недр Салона шестнадцатилетней Лили тоже досталось – за очередную свару с командиром Порт-Рояльского гарнизона. Счастливо избежать участия в скандале повезло лишь управляющему Матео, находившемуся в это время в отъезде по торговым делам.
Одним словом, над торжественным бальным приемом у губернатора Ямайки, организовывать который взялся Салон, нависла было очень и очень нешуточная угроза. Однако, совершенно неожиданно для всех, и не в последнюю очередь для себя, Мадам вдруг успокоилась и споро взялась за дело. Уже через несколько минут она покрикивала на репетирующих музыкантов и слуг, устанавливающих шатры возле террасы. Юная фламандка побегала там и тут, выполняя несколько поручений в духе «подай-принеси», а после, убедившись, что ее помощь более не требуется, испросила разрешения и ушла на прогулку. Старшие девушки остались томно отмахиваться веерами от стражи, грозившей немедленно устроить детальный и доскональный обыск всея Салона на предмет сокрытия особо ценных прелестей.
В порту только и разговоров было, что о показавшихся с «дикой» стороны острова двух пиратских кораблях, пришедших, судя по всему, с Тортуги. Жители рыбацкого поселения, заметившие гостей, наперебой рассказывали, как эти корабли постояли у берегов, а затем развернулись, так и не проявив никоим образом цели своего появления.
Вечер между тем приближался; в порту замелькали пестрые флаги гостей с разных островов. Лили поспешила в Салон, со страхом думая о своем возможном опоздании.
Однако юная фламандка беспокоилась напрасно: девушки и не думали торопиться. Благородное опоздание – привилегия благородных! И Мадам, и воспитанницы до последнего затягивали друг другу корсеты, расправляли шуршащие юбки и кружевные наколки. Лили невольно залюбовалась их нарядами, сшитыми по последней английской моде, и даже немного пожалела, что в свое время упросила Матео (под большим-пребольшим секретом!) привезти ей из очередного рейса не платье, а пистолет. Существование оного, само собой, тщательнейшим образом скрывалось от Мадам. Хотя вещица, что и говорить, была отменная: новейшая лондонская конструкция позволяла курку взводиться мгновенно, а малый вес и размер – носить оружие при себе сколь угодно часто. (Сказывался год, проведенный на пиратском судне – тогда Лили, еще четырнадцатилетний несмышленыш, не расставалась со шпагой и пистолетом. Хотя, конечно, вряд ли сумела бы выстрелить в живое существо…)
- Девочки, готовы? – пронзительно зазвучал голос Мадам. Воспитанницы, всполошившись, закивали, и торжественная процессия юных дев двинулась в направлении губернаторской усадьбы.

Зала была полна самого разного народа. Были и голландцы с Кюрасао, и шотландская семья с Арубы – Лили во все глаза залюбовалась нарядами женщин – и целая делегация испанцев с Маракайбо, известных своим ревностным отношением к католической вере. Однако было непохоже, чтобы доны собирались кого-то сжигать, во всяком случае, сейчас. С одним из испанцев, губернаторским телохранителем по имени Тим, Лили даже побеседовала и нашла его очень милым.
В разгар бала секретарь губернатора, миловидный смуглый юноша с нежным лицом, предложил сыграть в фанты. Тут же была изъята чья-то треуголка, и в нее посыпались серьги, перчатки, перстни и броши. Секретарь доставал из шляпы вещицу, а святые отцы, оказавшиеся на приеме аж в количестве трех штук, объявляли, что полагается сделать владельцу. Высокому голландцу в алом кушаке поверх черного костюма выпало спеть, одной девушке – станцевать, еще кому-то – поцеловать с закрытыми глазами первого попавшегося человека. Под общий хохот из толпы был вынут губернатор: ему выпало рассказать сказку.
- Жили-были, - загадочно начал Его Превосходительство, - три святых отца…
Три присутствующих героя тотчас же выдвинулись на середину зала и подбоченились.
- И нашли они однажды… Волшебную бутылку!
Один из священников схватил со стола первую попавшуюся бутыль с вином, два других принялись отнимать.
- И… выпили ее! – наблюдая за возней, строго произнес губернатор. Святые отцы мигом помирились и разлили вино по бокалам.
- И-и-и… Умерли!
Святые отцы в ужасе переглянулись – и, картинно схватившись за шеи, рухнули на пол. Зал ахнул.
- А мораль такова – жадность грех! – невозмутимо завершил губернатор, вынимая из руки «покойника» осушенную бутылку и с укоризной глядя на нее. Святые отцы немедленно «ожили» и вскочили на ноги, отряхивая рясы.
Зал зааплодировал и захохотал, губернатор скромно раскланялся, и бал возобновились.
Вскоре Лили откровенно заскучала. Роскошный губернаторский прием, куда она мечтала попасть, оказался совсем не таким роскошным. Царили на нем вовсе не танцы и изящество, а сплетни, слухи, интриги, торговые сделки и медленное пьянство. Юная фламандка бродила между напудренными париками, пышными камзолами грандов и декольтированными платьями доний в нежных мантильях, улыбалась пышным голландским юбкам и беленьким чепчикам, слушала случайные беседы и все больше мечтала убежать на пристань. Ей не было дела на до переворота на Тортуге, ни до матримониальных планов Мадам, готовящей собственный переворот на Ямайке, ни до одержимости демоном, которой, как говорили, был подвержен командир Порт-Рояльского гарнизона… Наконец девушка решила более себя не мучить и незаметно покинула залу. Тихо пробежала по пустынным по случаю праздника улицам и исчезла за дверьми Салона.

Утро следующего дня прошло под знаком всеобщей религиозности. Порт-Рояльскому падре взбрело в голову на пару с католическим святым отцом, отставшим, как видно, от своего корабля, провести всеобщую проповедь и исповедь. Потолкавшись на главной площади, Лили услышала краем уха, что данное мероприятие затевалось не в последнюю очередь для выявления и предания в руки Церкви богомерзкого еретика, затесавшегося в паству. Иначе говоря – того же несчастного командира гарнизона, зуб на которого отрос уже не только у губернатора, но и у духовенства. «Непременно сожгут» - утвердилась во мнении Лили и отправилась на проповедь. Исповедоваться, само собой, она не собиралась.
Можете ли вы себе представить совместное выступление католического и протестанского священников? Даже и не пытайтесь; более сумбурного и скучного явления Лили еще не приходилось наблюдать. Немного оживил все лишь неожиданный поступок одной из трактирных девушек: пав на колени посереди проповеди, девица громогласно покаялась в том, что… мужа любит больше чем Бога. После этого, ясное дело, одна половина слушателей хихикала в кулак, а другая – заинтересованно оценивала прелестные формы кающейся грешницы.           

В Салоне вернувшуюся Лили ожидал сюрприз. Войдя, она обнаружила Рози и Зазу в поспешных сборах, а у ворот – весьма и весьма нереспектабельно выглядевшего джентльмена.
- Только не выдай нас Мадам Джей, ладно? – игриво прошептала Заза.
- Мы отправляемся на морскую прогулку с этим сэром, - добавила Рози. И не успела Лили и глазом моргнуть, как вся троица исчезла в неизвестном направлении.
Спустя четверть часа корабль с двумя воспитанницами на борту взял курс на Тортугу…
«Не вернутся», - мрачно подумала Лили и отправилась доложить Мадам Джессике.
Как оказалось, та уже была в курсе дела – непонятно как.
Во времена Великого Штурма, по слухам, использовалось восемьдесят четыре орудия, паливших одновременно.
Гнев Мадам был страшнее…
Лили, а также прибывший-таки Люк и Сандра, дочка Мадам Джессики, сочли за благо исчезнуть куда подальше.  От ярости решив перейти к делу, Мадам умчалась к губернатору жаловаться на неблагодарных девчонок, а Люк, Лили и Сандра, носившая в кругу друзей имя Санни и бывшая юной фламандке ровесницей, расположились на террасе и приготовились встречать гостей. Как бы там ни было, а Салону полагалось работать. На огонек заглянул городской доктор, добрая душа, никогда не отказывающая в помощи. Он принес весть о том, что в порту готовится свадьба некоего испанского идальго с женщиной-капитаном, испанкой с именем более длинным, чем ее клинок. Причем женится идальго в уплату долга капитанше.
Заговорили о свадьбах и любви вообще; Сани призналась, что мечтает выйти замуж, но не знает, выбрать ли ей любовь или расчет. В ответ на это Лили рассказала свою историю, не выдавая, впрочем, своей к оной принадлежности – о том, как она ходила на капере, переименованном в «Железное сердце» (Coeur de Fer), и о его белоглазом капитане. Рассказ заинтересовал слушателей чрезвычайно, и под самый конец голос Лили зазвучал совсем тихо, мелодично и загадочно:   
- И вот наша героиня – а было ей, как вы помните, пятнадцать лет, - подошла к кровати и занесла кинжал над грудью спящего капитана. – Лили сделала интригующую паузу и завершила:
- А потом воткнула кинжал в изголовье, развернулась и ушла. Больше ее никто из команды «Железного сердца» не видел.
- Интересно, - задумчиво протянул Люк, - почему она все-таки не смогла его убить?
Лили пожала плечами. Иногда она и сама задавала себе этот вопрос.
- Возможно, она все еще любила его. Не изволите, я расскажу еще?
- Расскажите! – воскликнула Санни.
И Лили начала рассказывать о том, что произошло задолго до ее истории. О том, как белоглазый испанец и его лучший друг, ныне покойный капитан Баргамут, вместе наводили ужас на Карибский бассейн; о том, как они вдвоем отправились за сокровищами в турецкую крепость и попали в плен; как невиданной хитростью вырвались на свободу и прихватили с собою половину казны. О вечных ссорах белоглазого со своим боцманом-англичанином, и о том, как эти двое в одну и ту же ночь влезли в дом губернатора одной французской колонии: испанец – к губернаторской жене, англичанин – к дочке. Весь Салон хохотал до слез, когда Лили описывала, как незадачливых соблазнителей заточили в тюрьму, предварительно приковав друг к другу, и как они, вынужденные забыть про распри, бежали из плена.
- Рада, что развлекла вас, господа, - поклонилась Лили.
- И все-таки что же выбрать – любовь или расчет? – задумчиво сказала Сандра.
- Выбирай расчет, а если вдруг встретишь любовь, то есть яды, - посоветовал Люк.

Между тем Мадам всеми силами старалась взыскать сатисфакцию за побег девиц. Стало известно, что обе находились в этот момент в рыбацкой деревне на «диком» берегу Ямайки, куда их повторно похитили с Тортуги. Мадам обращалась то к начальнику порта, то к страже, и всюду встречала отказ. Решили передать дело губернатору, но тот, как назло, еще был в отъезде. Лили и Санни, укрывшись в беседке посереди сада, принялись обсуждать, что они могут сделать для Мадам.
- Их надо поймать и выпороть! Они опорочили честь Салона, - горячилась фламандка.
- Маман уже, как мне сказали, добилась разрешения на десять плетей каждой…
- А побежали к охране! – осенило Лили. – Если разрешение есть, они не посмеют отказать.
Вопреки ожиданию, командир гарнизона одарил их обаятельной улыбкой и ехидно сообщил, что, к глубочайшему сожалению, помочь он ничем не может. Сбежавшие девушки не были рабынями, а приказ в любом случае должен был исходить от губернатора непосредственно.
В порыве вдохновения девочки решили сочинить подложный контракт на сбежавших воспитанниц. При этом Лили была искренне уверена, что действует во благо – Мадам ведь забрала обеих девушек из довольно мерзких мест, выучила и вырастила, а они повели себя так неблагодарно. Ну, а чем руководствовалась Санни, оставалось неизвестным. 
Контракт был составлен и записан фламандкой под диктовку Сандры. По этому документу выходило, что воспитанницы были обязаны находиться и работать при заведении Мадам, в обмен на обучение, полный пансион и потенциальное замужество. После этого юные авантюристки повторно нанесли визит командиру стражи, уверенные, что уж теперь-то они точно добьются своего. Однако и в этот раз проклятый бюрократ послал их к губернатору. Узнав, что Его Превосходительство, пока они возились с документом, успел вернуться в резиденцию, девочки решили обратиться с прошением к нему. По пути обе наперебой ругали командира гарнизона:
- Вот солдафон! Надо было дать… (уфф, ну и печет!) взятку…
- Не возьмет… И взятку тоже…
Наконец, нечеловеческими усилиями, Лили и Сандре удалось добраться-таки до губернаторского кабинета и вручить ему бумагу. По мере того, как Его Превосходительство читал, обеим становилось все более и более не по себе.
- Санни?
- М?
- Кажется, сейчас пороть будут нас…
Губернатор спрятал бумагу в стол и выставил девочек, многозначительно попросив подождать. Отчаявшись, Лили даже попыталась подкупить губернаторского секретаря. Арсенал ее средств убеждения исчерпывался тремя драгоценными перстнями, небольшим количеством серебра и угрозой в крайнем случае выдать секретарскую тайну: ибо секретарь на самом деле был переодетой девушкой. Лили удалось узнать это не так давно по счастливой случайности.
…Однако фламандке не повезло: пока она расспрашивала губернаторскую прислугу о том, куда делся секретарь, пока добиралась до порта, объект ее поисков уже поднимался на борт корабля, следующего в Шотландские колонии. Проклиная все на свете, Лили уныло поплелась обратно. За подлог ее точно ожидала порка, а то и казнь. Сандре же при этом мало что грозило – она, как дочь маркизы, отделалась бы домашним арестом. Мысль о том, что совсем недавно ямайские святые отцы, протестанский и католический, скооперировавшись, чуть не сожгли под видом ведьмы девушку из трактира, тоже не грела душу.
В самых мрачных чувствах фламандка пришла в Салон. Однако ожидаемого наказания не последовало. Девочку встретила Санни, восторженно рассказывающая, как Мадам успела сжечь подложный контракт за мгновенье до прихода стражи. Успокоенная, Лили собралась было приступить к занятиям, как вдруг ее позвала к себе Мадам.
Рядом со своей наставницей Лили обнаружила богато одетого голландского джентльмена с золотистыми бородой и волосами.
- Сэр из почтовой службы желал бы прогуляться с тобой, - объявила Мадам Джессика. И шепнула только для воспитанницы: - Платит золотом.
Лили присела в реверансе, показывая, что принимает предложение. Голландец подал ей руку, и пара степенно покинула Салон.
По дороге джентльмен поинтересовался новостями; Лили рассказала ему о неудавшемся сожжении трактирной ведьмы, об убийстве некоторое время спустя после этого обоих святых отцов. Не удержалась и упомянула и о побеге и похищении воспитанниц Салона.
- Представляете, они пошли с тем подозрительным джентльменом, даже не задумываясь о том, к чему это может привести! Не зная ничего о нем! Как можно быть такими легкомысленными!     
- Да, ужасно легкомысленно, - согласился голландский джентльмен, останавливаясь. Он вытащил из ножен шпагу и аккуратно оглушил Лили затейливо украшенной рукоятью. Затем поднял бесчувственное тело и направился к припрятанной неподалеку шлюпке.
Очнулась Лили уже на корабле, в дорого и со вкусом обставленной каюте. Ее золотоволосый похититель, только что подносивший к ее лицу флакончик нюхательной соли, почтительно поклонился:
- Мои извинения за эту маленькую грубость, мисс. Ничего личного, мы всего лишь наемная почтовая служба. Вас пожелал заказать губернатор колонии Маракайбо.
«Маракайбо? Маракайбо… Это не там ли мы в свое время учинили… Да, губернатор мог меня запомнить. А кто-то из испанских гостей – узнать меня и передать, что я на Ямайке…»
- Что ж, если я груз, то, по крайней мере, ценный, - сухо произнесла Лили, словно невзначай проводя рукой по правому бедру. Невообразимая радость наполнила ее сердце: эти олухи НЕ ДОДУМАЛИСЬ ЕЕ ОБЫСКАТЬ!!! Верный пистолет покоился в специально притороченной к нижней юбке петле! И правда ценный груз, доставить который требовалось неповрежденным: ни ее денег, ни драгоценностей не тронули; даже шпильки не выпало из ее прически. 
К тому же Лили заметила буквально в футе от себя пистоль одного из похитителей, небрежно брошенный на скамье! Стоило, мило улыбаясь и заговаривая зубы, пошире расправить юбку – и можно было бы… Однако, присмотревшись, Лили оставила эту идею: оружие было устаревшей конструкции, и к нему требовалось отдельно подносить огниво, которого у девочки, конечно, не было. 
- Могу я спросить вас, сэр, сколько вам за меня заплатили? – застенчиво и покорно проговорила она, решив наладить контакт.
- Если честно, мисс, нам еще не заплатили, - неосторожно признался похититель, и Лили тут же ухватилась за эту идею:
- И не заплатят, поверьте! Губернатор Маракайбо – редкостный жмот и скряга, проще верблюда протащить через игольное ушко, чем заставить этого человека расстаться с деньгами.
Голландец и заглянувший на огонек его сообщник несколько призадумались. Лили усилила нажим:
- Пожалуй, вы окажетесь счастливчиками, если вас там же не прирежут. Уж вы поверьте, это люди без чести и совести. Готова держать пари…
Похитительский сообщник мигом оживился:
- Два варианта? Заплатят или убьют? Идет!
- Я бы предпочла три, сэр: заплатят, заплатят меньше уговоренного или же убьют. Впрочем, даже четыре: заплатят и убьют. У губернатора Маракайбо отменный черный юмор: с него станется высыпать ваш гонорар в вашу же могилу.
Почувствовав уверенность, Лили продолжила:
- А я могу заплатить вам прямо сейчас. Видите? - Она протянула руки. – Три перстня, сапфир, рубин и жемчужина в бриллиантах. И кошелек серебра.
- Увы, мисс, нам предложили значительно больше, - усмехнулся голландец.
- Что ж, это радует. Однако помните, что я вам сказала, сэр, - вернула ему усмешку Лили и стала со всею возможной бравадой ждать своей участи.
Испанский порт ее разочаровал: некогда, возможно, здесь царило великолепие и роскошь; сейчас же всюду лежал отпечаток неряшливого запустения. Стены усадеб облупились, веселый дом радовал глаз выцветшими занавесками, а дороги оказались просто ужасны. Хорош оказался лишь крепкий десятипушечный форт. Все это Лили ухитрилась заметить краем глаза: ее вели, закутав в плащ и низко надвинув капюшон на лицо.
По дороге им попался губернатор Тортуги, и незадачливые похитители едва не отдали «груз» по ошибке ему. Лили, несмотря на свое плачевное состояние, едва не лопнула со смеху под своим капюшоном. Она уже мысленно просчитывала, что скажет губернатору и как отвлечет его внимание, чтобы удобнее было взять его в заложники. Однако и похитителям, и похищенной пришлось прождать у губернаторской резиденции больше часа, а глава острова так и не соизволил появиться. «Неслыханное неуважение, как ко мне, так и к вам, между прочим», - ехидно шепнула Лили своим крадунам. На правах почетной пленницы она успела отобрать у одного из них чемоданчик с почтой и теперь сидела со всем возможным комфортом.
Наконец стало ясно, что губернатору откровенно не до них. А чтобы не терять возможности развлечься, фламандку было решено отдать Католической Церкви. Что означало – сжечь как еретичку.
- Позвольте, - вмешался один испанец. Лили узнала его: телохранитель Тим, с ним она разговаривала на балу. – Это девица из борделя, согласитесь, нелепо ее убивать, живою она принесет больше пользы.
«Сам ты из борделя, у нашей Мадам французский Салон!» - зло подумала в ответ Лили. 
Подвели священника, толстого и с выбритой тонзурой. Лили поставили перед ним на колени, но почему-то не связали. Тряся щеками, католический отец начал допрос:
- Откуда вы, дитя?
- С Ямайки, - тихо ответила Лили.
- Богомерзский остров… Какой вы веры?
- Католической! – выпалила Лили, не раздумывая.
- Позвольте, а вы не блефуете? – тут же вмешался (черт бы его побрал!) проныра Тим. – Помнится, на ямайском балу вы…
- А кем же мне себя называть на протестанском острове! – с показным отчаянием выкрикнула Лили. На нее снизошло вдохновение.
В толпе послышалось замешательство. Очевидно, такого никто не ожидал. Священник продолжил:
- Признаешь ли ты учение Мартина Лютера… идиота богомерзкого?
- Нет, святой отец! – с фанатичным блеском в глазах отчеканила Лили.
- Признаешь ли Папу Римского, наместника божьего на земле?
- Признаю, святой отец! 
- Можешь ли прочесть молитву?
Лили отбарабанила «Патер Ностер» так быстро, что у нее застучали зубы, и мысленно поблагодарила себя за то, что подслушивала в детстве, как молятся католики. В довершение она размашисто перекрестилась по-католически.
Священник призадумался, и очень надолго.
- Я не могу решить ее судьбу! – наконец изрек он и отправился советоваться с губернатором. Вернулся очень скоро, с плохо скрываемой радостью. И медоточивым голосом, с иезуитской улыбкой, спросил:
- Признаешь ли ты грех называния себя протестанткой, на протестанском острове?
У Лили сердце ушло в пятки…
- Признаю, - убито прошептала она.
- Еретичка! – проорал святой отец так, что у Лили заложило уши. Толпа подхватила:
- Еретичка!
- Сжечь ее!
- Сжечь! – подхватила толпа.
Святой отец, закатив глаза, начал что-то бормотать. «Виновна…. Отпускаю грехи земные… а небесные пусть простит господь…» Лили не слушала. В глазах у нее плыли чужие лица, голова пошла кругом, а в нос ударил запах сырого дерева. Влажной ладонью, смотря перед собою, она начала присобирать юбку с правого бока, пока не почувствовала гладкую рукоятку пистолета. Потянула – завязки запутались и не пустили дальше. Палец лег на холод курка…
- .. и да помилует Господь ее душу! – громогласно объявил святой отец.
И рухнул под гром выстрела. На рясе неумолимо расплывалось мокрое темное пятно.
Присутствующие беззвучно ахнули. Несколько человек кинулось к нему, несколько – заламывать руки Лили. А та, ослепшая от порохового дыма, оглохшая от выстрела, швырнула разряженным пистолетом в голову кому-то из стражников и бешено захохотала. Сквозь истошный вопль раненого и ее хохот слышались пронзительные крики:
- Откуда у нее оружие?? Откуда?!
- Ведьма пронесла пистолет под юбкой!
- Еретичка застрелила святого отца!..   
- Как они не нашли у нее пистолета?!
А Лили, уже связанная, с разорванной юбкой, сбившейся набок кружевной наколкой, с длинной царапиной на щеке, только хохотала и на чем свет стоит костерила испанцев.
- Свиньи! Трусливые псы! Взяли, что, взяли фламандку? Взяли, да своего святошу потеряли! Паписты, богомолы! Псы! – голос у нее срывался, а от хохота и отчаяния по щекам текли слезы. Как сквозь сон Лили видела, как ее тащат к столбу и устанавливают на вязанках хвороста. Как в шесть рук подводят охающего святого отца, перебинтованного и с все расплывающимся поверх корпий темным пятном на пузе. («Жив, мерзавец… Ничего, я не добью, добьют другие!» - мстительно подумала Лили.)
Из пелены незнакомых лиц вдруг выплыло одно знакомое. Золотоволосый голландский похититель подошел к ней и дотронулся до шляпы.
- Это было блистательно, мисс. Вы нас поразили и переиграли. Мои молитвы с вами.
Лили одарила его полным презрения взглядом:
- Заплатите Мадам Джессике обещанную сумму.
- Непременно. – Голландец поклонился и отошел.
Поднесли факел. Толпа завыла:
- Сжечь ведьму!!
- Испанские свиньи! – перекрывая рев толпы и треск дров, закричала Лили. – Сволочи! Трусы! Грязные шавки!
Сырые дрова разгорались с неохотой, плюясь густым, разъедающим глаза дымом.
- Уроды, твари! Да здравствует Ямайка! Да здравствует Фландрия! Будь прокляты паписты! Проклинаю вас! Именем Берегового Братства – ПРОКЛИНАЮ! Да здравствует Ямайка, да здравствует Фландрия! Фла-а-андри-ия-я-а-а!
Дрова трещали и дымили…

То ли разгневанные покушением на святого отца, то ли решившие продемонстрировать, кто в Карибском море главный, испанцы пустились на неслыханную дерзость.
Немногие решались отправиться в захватническую экспедицию сразу же на исходе сезона штормов. По большей части, конечно, потому, что абсолютному большинству было лень жить иначе, чем по принципу: «пока гром не грянет – прихожанин не перекрестится». Иначе говоря, всем было неохота начинать подготовку к плаванию НАСТОЛЬКО заранее.
Всем, но только не испанцам и примкнувшим к ним шотландцам.
Ранним весенним утром Порт-Роял был разбужен грохотом пушек и отборной испанской руганью. Проклятые католики выбрали очень удачное время для штурма: сопротивления не было оказано никакого. Часть стражи, выскочившая-таки на улицу, была мгновенно перебита. Командира гарнизона шотландцы вывели на площадь для того, чтобы прилюдно обезглавить.
- Есть ли у вас последнее желание? – спросили его.
- Я был бы благодарен, если бы мне перед казнью вернули мое оружие.
Шпагу возвратили.
- Благодарю, господа. Позвольте же мне умереть, как подобает мужчине, в честном поединке с любым из вас.
Захватчики выразили резкий протест, и командир презрительно бросил:
- Не думал я, что бравые шотландцы такие трусы. Что ж, рубите, юбконосцы.
И с достоинством подставил шею под клинок.
Губернатора захватили в постели и доставили на шотландский корабль. Его и его семью, то есть, двоих дочерей, было решено доставить на Арубу и подвергнуть жесточайшим пыткам.
С хохотом и победными криками покидали захватчики разоренную Ямайку. Однако несколько месяцев спустя Порт-Роял вновь начал оживать. Поначалу в город перебирались уцелевшие жители рыбацкого поселения, до которого волна испанского захвата не докатилась. Затем в него стали стекаться пираты, контрабандисты и авантюристы всех мастей, швартовались корабли со всех уголков Карибского бассейна…
С борта одного из таких кораблей и ступила на землю Ямайки юная искательница приключений, поэтесса из Гаскони, двадцатилетняя мадемуазель Ванесса де Паради.
Но это уже совсем другая история…

Продолжение следует.

Отредактировано Liana (2016-06-19 19:22:57)

2

Часть вторая.

Рассказ мадемуазель Ванессы де Паради из Гаскони.   

Мечтою всей жизни юной мадемуазель де Паради было написать величайшую поэму, целое батальное полотно, прорисованное вплоть до самых мельчайших деталей, до последней буковки, до самой мельчайшей запятой. И прорисованное так, чтобы любой читатель ахнул и окунулся в строчки, как в глубины океана…
Потому-то двадцатилетняя гасконка, с того самого дня, как она ступила на берег Ямайки, и грезила об участии в различных морских приключениях, битвах на море и суше, поисках клада и сражениях с океанскими страховидлами.
А пока таких случаев не предоставлялось, юная авантюристка вольно обреталась при модном Салоне, еще до Великого погрома принадлежащего некой мадам Джессике Баркер. Частенько Ванесса декламировала гостям заведения свои баллады, шокировала благородную часть общественности вызывающим ношением мужского платья, горланила песни с трактирными завсегдатаями, дружила с местными контрабандистами и Береговыми Братьями из деревушки на дальнем мысу – словом, наслаждалась жизнью всеми доступными способами.   

Минул уже год с тех пор, как Ямайка подверглась испанскому разгрому и разграблению, а губернатор и его дочери сгинули в Шотландских колониях.
За это время остров значительно восполнил потери и зажил почти прежней жизнью – за тем лишь исключением, что, подобно Тортуге, он обратился из подданного английской Короне во флибустьерский рай.
Нового губернатора выбрали на первом же совете Берегового Братства из числа наиболее удачливых капитанов…
На море же, как всегда, было неспокойно.  Ходили слухи, что Испано-Шотландский союз трещит по всем швам, аки платье на переевшей моднице, и вот-вот распадется.
Дело было в том, что при разграблении Порт-Рояла шотландцы поспели к шапочному разбору и крайне обиделись на своих союзников-торопыг. Даже уплаченная юбочникам компенсация в виде родовитых заложников и немыслимой для прижимистого Маракайбского губернатора сумма делу не очень-то помогла. Воодушевленные успехом ямайской кампании, испанцы намерились было продолжить обогащение на Тортуге, однако встретили более чем достойный отпор и вынуждены были уносить корму под ехидными взглядами донельзя довольных, дрейфующих на безопасном расстоянии шотландцев. 
Такое положение вещей было признано решающим аргументом глобального и полнейшего отмщения Испанским колониям.
Совет капитанов Ямайки во главе с губернатором решил положить начало созданию Непобедимой Армады, в которую вошли бы корабли со всех островов, от Кюрасао до Арубы, от Барбадоса до Нью-Провиденса.
На Ямайке начали собираться паруса из самых разных уголков Карибского бассейна…
Первою примчалась братская команда с Тортуги; посоветовалась с губернатором, и, сбросив на берег часть экипажа, умотыльнула назад, ставить дополнительные пушки. С дальнего берега пришла разбойничья «Мурена», возглавляемая добрым знакомым Ванессы, английским рыбаком-флибустьером по прозвищу Мэтр Ренард. Из Голландских владений пришел сомнительного вида и экипажа пакетбот, удачно прикидывающийся почтовым, и верткий остроносый «Морской лис». А дальше мадемуазель Паради, битыми часами околачивающаяся между портом и верфью, уже и счет потеряла всем этим разноцветным флагам; парусам, врезающимися в небо подобно острым белоснежным крыльям чаек, или же наоборот, черным акульим плавникам; горящим золотом надраенным якорям и пушкам; мачтам, утопающим в паутине такелажа…
Себе юная гасконка (пропустить такую экспедицию ее не заставил бы и Морской Дьявол) облюбовала шлюп «Лира» голландских контрабандистов, у которых частенько приобретала разные мелкие безделушки и экзотические диковинки. Несмотря на традиционную примету о женщине на корабле, капитан «Лиры» любезно согласился взять на борт свою добрую знакомую. Один же из офицеров, старший канонир сэр Тацу, немедленно предложил девушке на время рейса свою шпагу и свое покровительство.
В настоящее время завершалась работа по переоборудованию «Лиры». Шлюп максимально облегчили, снесли часть надстроек, проверили паруса, установили весла для большей маневренности и три носовых орудия. Осталось лишь испытать шлюп на море коротким рейсом перед походом. Ванессу, разумеется, пригласили, однако та отказалась: весь порт кипел и бурлил, с часу на час ожидая прибытия самого грозного и мощного своего союзника – фрегата «Асталависта», крупнейшего из кораблей, когда-то бороздивших Карибское море. Место для швартовки таких важных персон освобождали заранее, потеснив с полдюжины кораблей. И, конечно, для полноты поэмы описание столь значимых личностей стало бы поистине бесценным украшением. 
Прибытие «Асталависты» вызвало фурор: смотреть на нее прибежали даже те, кто, по собственным заявлениям, вовсе не интересовались ни морем, ни баталиями. А экипаж оказался под стать кораблю: рослые, вооруженные до зубов и богато одетые головорезы.
Ко всеобщему изумлению, среди этих последних обнаружилась совсем молоденькая и чрезвычайно очаровательная девушка по имени Мари, сестра капитана, обладательница огромных карих глаз и длинной темно-каштановой косы. Мари отчаянно и кокетливо жаловалась, что при любой схватке ее тут же запирают в каюте и не дают подраться как следует. При этом девушка с многозначительною нежностью поглаживала древко щербатой алебарды, расставаться с которой не пожелала даже в трактире. 
Переговорив с Советом, экипаж фрегата подтвердил свое участие в кампании и отправился на свою стоянку. Впрочем, оглядывая расположившуюся у берегов Ямайки флотилию из девяти судов, кое-кто рискнул предположить, что вендетту Испании можно было бы устроить уже и без «Асталависты». Однако, и эти отчаянные головы, и их оппоненты сошлись во мнении, что в случае этого союза шансы донов на победы сводятся к нулю.
Совершенно неожиданно, кстати, в Армаду затесался и корабль шотландцев, окончательно рассорившихся с Маракайбо. Экипаж между прочим сообщил новости от прежнего губернатора: тот прижился на Арубе совершенно, пребывает в добром здравии, выдал замуж обеих дочек, пытку шотландским виски, табаком и женщинами переносит весьма мужественно и шлет Ямайке горячий привет.
Между тем экипаж «Лиры» приступил к испытаниям. Шлюп спустили на воду; было решено повторить маршрут «Асталависты» до ее стоянки и вернуться уже вместе с фрегатом к самому началу военной кампании.
Ванесса нервничала с несвойственною ей тревогой. Ей не хотелось отпускать друзей в такое длительное путешествие перед ответственной экспедицией. К тому же был велик риск нарваться в море на патрулирующее испанское судно. Однако «Лира» все же отчалила…
Ожидание ее возвращение превратилось для юной гасконки в пытку. Она бродила по порту, улыбалась и отвечала невпопад и никак не могла справиться с беспокойством за своих товарищей. Вдобавок, экипажи все прибывающих кораблей «казались быть» далеки от дисциплины. Кто-то уже пил в трактире, кто-то хохотал над байками, трое пиратов женского пола невозмутимо чистили оружие на крепостной стене. С трудом верилось, что через очень небольшое время вся эта пестрая, разнокалиберная, блестящая и хохочущая толпа разом займет свои места и обратится в весьма и весьма грозную силу…
Наконец на горизонте забрезжили знакомые паруса.
Подойдя к берегу, «Лира» с трудом втиснулась между почти вплотную стоящими судами, а капитан с борта прокричал, что переоборудованный шлюп вел себя превосходно.
И вот наступил волнительный момент, когда мадемуазель Ванесса де Паради ступила на палубу «Лиры». Кроме верного пистоля, при ней еще была одолженная дага, плюс вооруженный экипаж с тремя орудиями на носу. Таким образом, юная гасконка чувствовала себя в совершенной безопасности.   
Однако никто больше поднимать якоря не спешил. Встревоженная Ванесса обратилась к капитану. Казалось, еще немного – и поход вообще будет сорван…
Но капитан «Лиры» дал команду отчаливать немедленно, не собираясь дожидаться остальных. Гасконка вновь забеспокоилась: не случится ли так, что к берегам Маракайбо отправится лишь их шлюп? К тому же и «Асталависта» не спешила возвращаться. Хотя ребята с «Лиры», нагнавшие-таки фрегат у стоянки, сообщили о намерении его прибыть сразу к месту сражения.
…Когда «Лира» уже значительно отдалилась от берега, тот словно ожил: зашевелились расправляемые паруса; заблестели, поднимаясь из волн, якоря; затрепетали мачты. Словно просыпались от долгого сна исполинские птицы и неторопливо принимались разминать крылья…
Непобедимая Армада восставала из пепла сожженных городов и готовилась нанести свой сокрушающий удар.

«Лира» уверенно скользила по волнам, набирая ход. Легкость шлюпа помогала достичь предельно высокой скорости. Вскоре на горизонте начали выступать очертания испанского острова и их знаменитый восьмипушечный форт.
Шлюп взял курс на правую сторону острова. А с левой невозмутимо маячила… «Асталависта»!
- Они уже здесь?.. – ахнул кто-то. – Но почему не со стороны форта?..
- Может, хотят зайти с тыла и атаковать на суше?
- Или предупредить! Зачем им бросать корабль с десятком пушек и идти с земли, когда можно разнести всех в клочья парой залпов?
Сгоряча «Лира» даже попыталась догнать фрегат, но быстро поняла всю тщету и бесплодность своих усилий, а вскоре и вовсе потерял «Асталависту» из виду: та успела обогнуть какой-то мыс и пропала. Решено было все же подойти к правому берегу Маракайбо и лечь в дрейф на расстоянии, недосягаемом для пушек.
«Лиру», естественно, заметили и жестами предложили приблизиться. Экипаж ответил в том духе, что мол спасибо, нам и тут хорошо, а вы, милейшие доны, сами все трусы, дураки и девчонки. Через несколько минут подобного диалога возмущенные испанцы отправили на разборки с нахальными гостями два шлюпа.
- Весла на воду! – заорал капитан, и «Лира» пустилась в пляс по волнам, разворачиваясь носом к испанцам. Канонир склонился у пушки; рявкнул выстрел. В ответ с испанского шлюпа раздалось несколько мушкетных хлопков. Доны не решились ослаблять свой форт и вооружили шлюпы лишь ручным огнестрелом – мушкетами и пистолями! Воодушевленная этим открытием Ванесса вскочила послать испанцам пулю. С воплем: «Мамзель, с ума вы сошли??» - ее в четыре руки за штаны втянули за бульварк.
Испанские шлюпы кружили около «Лиры», поливая противников пулями, заходя то с кормы, то с боков; «Лира» вертелась волчком, отвечая редкими, но сокрушительными залпами. Об удаче каждого из них возвещал оглушительный рев команды. Обнаглевшие окончательно испанцы, лавируя, с каждым кругом подходили все ближе, намереваясь столкнуться в абордажной схватке; наши лихорадочно, под окрики, разбирали клинки, и во вспотевшую ладонь мадемуазель Паради ложилась деревянно-округлая гладкость пистолетной рукоятки и тянулась из ножен одолженная дага…
…Но где-то вдали уже мчалась на помощь Береговым Братьям «Мурена», вспарывал волны «Морской Лис», не отставал почтово-похитительский пакетбот, а вслед за ними хищным дельфиньим клином шла вся Непобедимая Армада!.. Испанские шлюпы кинулись от нее как караси от акулы, а потрепанный, но не поверженный экипаж «Лиры» встречал братьев восторженными воплями и швырял в воздух шляпы. Раскрасневшаяся Ванесса рыдала и хохотала одновременно, и посылала воздушные поцелуи на «Мурену», где у штурвала стоял не кто иной, как Мэтр Ренард.
Десять кораблей рассредоточились перед испанским фортом и начали обстрел. В десять раз больше грохота, в десять раз больше криков и выстрелов! Повисали и рассеивались дымовые завесы, клинки стучали о ножны от нетерпения, взрывались снаряды, и сквозь это облако искр, залпов, дыма, пороха, рваных парусов и клочьев сажи величественно и грозно вдруг проступили черные борта «Асталависты»!  Дважды – левым и правым бортом – небрежно прошлась она между почтительно расступившимися судами, сопровождая свое дефиле попеременными залпами, а затем со всем возможным изяществом развернулась носом на форт, с явным намерением пристать.
Это послужило сигналом к началу абордажной высадки. Одновременно десять кораблей ринулись к берегу! Не успевая первыми, бойцы перескакивали с одного судна на другое, хватались за снасти, и добирались-таки до берега. «Лиру» затесало чужими бортами, и она встала. Вдруг сэр Тацу вскочил на планшир и с криком: «Да пошло оно все!» - как был в кирасе и со шпагой – прыгнул в воду! Волны сомкнулись над ним и тут же разошлись: канонир поплыл к берегу, где уже кипело настоящее веселье.
- Смотрите! – воскликнул капитан, указывая за борт: мимо «Лиры» в сторону пристани невозмутимо греб… Губернатор Ямайки! В паре футов от него на воде покачивался его мушкет…
- Как вы, Ваше превосходительство? – весело крикнула Ванесса.
-  Превосходно! – бодро откликнулся губернатор. – Только два сабли утопил.
Первым делом из воды выловили мушкет. Затем – фыркающего губернатора.
К тому времени как Ванесса, вся сияющая от битвы, свидетельницей которой стала, сошла на берег, форт был почти полностью разгромлен. Команде «Асталависты» досталась почти вся охрана, и кое-кто из Армады бол даже готов обидеться на них. Те же наперебой рассказывали, как зашли с левого берега, расстреляли сперва всех, до кого дотянулись, там, а уже потом махнули на выручку союзникам. 
Береговые братья обшарили все, что можно: таверну с невкусным пивом, веселые дома, пустующую резиденцию губернатора, над которой немедленно водрузили «Веселый Роджер», однако нигде не нашли, с кем бы еще подраться. В порту шумели пирующие. Где-то с хохотом и посвистами торговались за пленницу-куртизанку в красном платье – краем уха Ванесса услышала, что эта девица командовала батареей форта… «Чего только не бывает на Карибах!» На площади один из ямайских офицеров шутливо выражал свое возмущение по поводу того, что ему не хватило подраться. Ванесса вспомнила его имя: Винсент де Салазар. 
- Не изволите ли по возвращении подраться со мной, месье? – озорно предложила она.
Винсент сощурился и улыбнулся:
- Легко!
Однако огонь битвы горел в крови еще у многих, и дабы утолить его, всем жаждущим битвы был предложен пеший поход до второго испанского форта. Ванесса не замедлила присоединиться. («Как, неужели и вы будете драться?» - подначил ее мсье Салазар. В ответ Ванесса гордо продемонстрировала пистолет.) И, конечно, в стороне не остался и экипаж «Лиры» во главе с капитаном и канониром, поразившим гасконку своим прыжком за борт. Сэр Тацу, весь мокрый и в неумолимо ржавеющей кирасе улыбался и словно светился от азарта боя.
Кто-то затянул песню. Второй подхватил; третий присоединился; четвертый влился в хор; и вот уже над скалами и зарослями заплясала в Карибском воздухе озорная корсарская баллада. Десятки голосов в ней сплелись в один. Береговые братья с Тортуги, Ямайки, Кюрасао, Арубы, Барбадоса, Нью-Провиденса, уроженцы Англии, Шотландии, Голландии, Франции, Испании, Португалии – со всех концов Старого Света и со всех закоулков Нового…

3

Второй форт был сметен еще быстрее чем первый; среди его защитников не набралось больше десятка человек. Уцелевших в битве было решено расстрелять по возвращении к кораблям. Но неуловимого Маракайбского губернатора не нашлось и тут…
У причала Ванесса увидела святого отца католической церкви, торжественно, словно бы ничего не случилось, прохаживающегося туда-сюда.
- Вы еще живы? – с удивлением воскликнула Ванесса, взводя курок. За ее спиной сами собой выросли сэр Тацу, капитан «Лиры» и Винсент де Салазар.
Оценив ситуацию, священник выставил вперед Библию:
- Вы не станете стрелять в Святое Писание!
- А я пониже прицелюсь! – находчиво возразила гасконка. И зло добавила: - За все погубленные души!
И толстого священника прошила пистольная пуля и три клинка.
Месье Винсент иронически произнес что-то по-латыни и невозмутимо занялся обыском. Нашел и прикарманил бумаги на церковную десятину, направился к своему кораблю. Там как раз расстреливали пленных, и офицер не заметил, что…. Пересекает линию расстрела. К счастью, ему всего лишь оцарапало картечью плечо, которое тут же перевязали Ванесса и дозорный с «Асталависты».
Наконец пришло время возвращаться. Все, кто хотел, вернули Испании кровавый долг. Матросы и офицеры расходились по своим кораблям и отчаливали. Ванесса поднялась на борт «Лиры» и долго глядела потом, как исчезает из виду окруженный пестрыми парусами берег Маракайбо.
А потом она и сэр Тацу сидели, привалившись друг к другу, и палили в воздух из пистолетов, и орали гасконские песни, и подтягивала им вся команда, и лица светились от счастья, и глаза сияли, и руки сплетались с руками, и грохотали холостые залпы – а один снаряд свалился за борт, и все расстроились, что он теперь не рванет… А он взял и рванул, да так, что планшир зацепило взметнувшейся волной!.. И пело, пело, шепча пеной и солью, все бескрайнее и неукротимое Карибское море…
- Послушайте, а мы же забыли в Кюрасао нашу менестреля! – ахнул капитан, едва «Лира» бросила якорь у родных берегов и счастливо возвестила о Великой Победе.
Команда так и покатилась со смеху от такого курьеза. Решено было немедленно идти в Кюрасао и забирать певунью; а на обратном пути завернуть и в Маракайбо: нырять за губернаторскими саблями. А Ванесса предпочла остаться в Порт-Рояле: разбирать впечатления, делать наброски Великой Поэмы и готовить праздник для победителей.
Вернувшуюся в Салон гасконку тут же угостили вином и сплетнями. Юную дочь содержательницы угораздило влюбиться в испанского идальго, по слухам, брата-близнеца того самого… женившегося в уплату долга. Оказалось, этим задолженности упомянутого близнеца не исчерпываются, и в память о них и покойном должнике идальго накололи клеймо. Немалых усилий стоило испанскому Ромео уладить дело и заслужить перечеркивающую линию на наколке: это означало, что владелец рассчитался со всеми обязательствами. Юных возлюбленных обвенчали немедленно и отпустили с миром, к величайшему счастью девушки, сидевшей под домашним арестом на протяжении всей истории с клеймением и расплатой.
Ближе к вечеру в порту бросил якорь шлюп с Тортуги, и на берег сошел тощий расфранченный господин в кружевах, а при нем – две девицы в одежде, не оставляющей никаких сомнений относительно рода их деятельности. Обеих застрелили немедленно, просто на всякий случай, а кружевного господина, предварительно оглушив, утащили куда-то ребята с «Асталависты». Позже, пришедший в себя и привязанный к мачте, кружевной господин кричал что-то о священном союзе и том, что сам он с Тортуги, проливавшей кровь в военной кампании против Маракайбо, но его не больно-то слушали. Тем более что на штурме испанского форта кружевного господина не наблюдалось ни разу. А по городу поползли слухи, что причиной всему были два куска карты с указанием места захоронения сокровищ. Однако в действительности этому мало кто поверил, тем более что после похода сокровищ всем хватало и так. Куда больший интерес вызвали тела молодых бандиток. Каждую обыскали не меньше пяти раз, вдобавок оказалось трудно прийти к соглашению по вопросу хоронения девушек: на одной из них нашелся какой-то странный крест, на другой и того не было. Последовало предложение сжечь обеих как язычниц, предварительно пронзив каждую колом. К тому времени, одним словом, когда жители, заинтересованные в человеческом погребении несчастных бандиток, наконец пришли к консенсусу, трупы уже начали разлагаться и источать зловоние, вызывающее лихорадку. Одной из первых жертв этой болезни пала Ванесса, здоровье которой было подточено длительным морским переходом.
Однако благодаря своевременной заботе содержательницы Салона, трактирщицы и начальница порта юная гасконка пошла на поправку на удивление быстро. Благоприятную роль сыграло и триумфальное возвращение «Лиры», экипаж которой в полном составе незамедлительно нанес Ванессе визит. Реализация бумаг, добытых в Маракайбо, прошла успешно, и каждый получил свою долю золота.
- Я же не вхожу в экипаж, - смутилась Ванесса, когда ей вручили ее часть.
- Вы сражались бок о бок с нами, и мне горестно, что мы не смогли защитить вас до конца, - промолвил капитан и поцеловал ее в лоб.
Теплое участие и присутствие друзей подняло девушку на ноги быстрее, чем медикаменты, и юная гасконка поспешила вспомнить об обязательстве, заключенном между нею и Винсентом де Салазаром. И очень скоро ей предоставился удобный случай напомнить об этой договоренности.
Во время очередной пирушки в трактире – а оные после похода на Испанские колонии не прекращались – Ванесса приметила своего кровника за одним из столов. Приблизившись покачивающейся походкой, юная гасконка не без радости отметила, что месье Винсент избавился от зеленой повязки на плече.
- Вы обещали мне бой, месье! – с нарочитой дерзостью воскликнула мадемуазель де Паради и задумалась на миг: может, стоило бросить под ноги перчатку для пущей красоты жеста?
Месье Винсент не изменился в лице.
- Прошу, мадемуазель.
Вышли. Винсент демонстративно вытащил и бросил на землю притаившуюся за поясом испанскую дагу; Ванесса скинула на руки подошедшему капитану «Лиры» свой жилет и отсалютовала шпагой сэра Тацу.
Из дверей трактира уже сыпались зрители, зеваки и советчики. Кто-то уже беспомощно кричал:
- Затупленное! Затупленное возьмите, господа!
Первым же ударом Винсент вывел из строя правую руку соперницы, уколов чуть повыше локтя.
Несколько секунд дуэлянты плясали по кругу; затем последовало еще три быстрых удара: два – от Винсента и один – от Ванессы. Уже припадая на колено, она успела кольнуть противника в бедро.
А отсалютовав в благодарность за поединок, подрубленной мачтой повалилась на руки капитану и сэру Тацу. И все же нашла в себе силы подобрать и подать месье Винсенту, в знак его победы, небрежно брошенные им на землю шпагу и перчатки.
- Спасибо, что не били в полную силу, - тихо проговорила она.
Месье Винсент рассмеялся и потрепал ее по взъерошенной макушке.
- Этого и не требовалось. Но ваш колющий в лицо был неплох.
- Я же не уколола вас в лицо, - растерялась Ванесса.
- Вот потому и неплох!..
А содержательница Салона шипела разъяренной кошкой, бинтуя Ванессе руки:
- Как так можно! Тебя за три дня побили четыре раза!..
- Только так и можно… - задумчиво сказала Ванесса. И обняла свою покровительницу.

Что было потом – спросите вы? Был полный хмельных песен трактир на Порт-Рояльской площади. Были паруса со всех концов земли, нашептывающие друг другу самые диковинные истории. И рому хоть залейся – и пил его, не переставая, автор этих строк, а так как усов у него не было, то не по чему было и течь, а потому все куда надо и попадало!.. И счастливые молодожены были, она – в розовом платье, он – в черном камзоле. И команда «Асталависты», желающая всем счастья. И благополучно вернувшаяся на Ямайку певунья с «Лиры» - а вот губернаторских сабель все-таки не нашли…
Еще были костры и черный танцующий силуэт в пламени, и руки, ласкающие это пламя. И баюкающий голос сэра Тацу.
И пронзительное, глубокое небо, синевой равное только бескрайнему Карибскому морю, и сразу две мостами в мечту вставшие в этом небе бесконечные радуги…

Отредактировано Liana (2009-09-01 13:59:41)

4

приглашаю на свой форум http://lp.bestbb.ru/ много нового, интересмного ого,
клубный форум

также вы можете создать фыорум http://forumsclub.ru/

https://forumupload.ru/uploads/0000/18/11/319/86820.png


Вы здесь » Фанфикшн » Оригинальное творчество » Отчет по ролевой игре "Карибское море"