Фанфикшн

Объявление

Этот форум создан как альтернатива рухнувшему «Фанфику по-русски». Вы можете размещать здесь свои работы и читать чужие, получать консультации и рецензии. Добро пожаловать!

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Фанфикшн » Star Trek » Я - Спок


Я - Спок

Сообщений 1 страница 10 из 10

1

АВТОР: Леонард Нимой (Leonard Nimoy), перевод Ksu-Warlock
НАЗВАНИЕ: Я - Спок
ОРИГИНАЛЬНОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ: I am Spock
РЕЙТИНГ: G
ЖАНР: Мемуары
ОТКАЗ: Это произведение не моё, написано Леонардом Нимоем, я лишь переводчик
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ: воспоминания Леонарда Нимоя, исполнителя роли Спока в сериале "Стар Трек" о том, как снимался этот сериал, а затем, впоследствии, и фильмы. Его мысли, чувства и соображения по этому поводу.

Спасибо Джейсону Слоану, Расселу Галену и Брайну Ди Фиору – благодаря им многие двери открылись передо мной.
Ларри Маккалистеру и Ларри Лангу – за предоставленные фотографии.
Синди Младиновой – за составление моего расписания, чтение моих рукописей и контроль над моими безумствами.
И Джоан (Дж.М.) Диллард – за её выдающийся талант, тонкий вкус и понимание.

Предисловие.

Площадь Сурака, №1, Шикар, Вулкан 43, система Эридана.

Звездная дата: 496123.3

Мистеру Леонарду Нимою
От издательства «Гиперион»
Нью-Йорк, 10011
Земля
Звездная система Сола

Дорогой мистер Нимой:
Отвечаю на ваше письмо, в котором вы просите рассмотреть возможность издания вашей новой книги.
Эта книга, пишите вы, повествует об интересных моментах вашей работы в качестве актера, сценариста, продюсера и директора саги «Звездный путь». Эту книгу вы назвали «Я – Спок».
Должен признаться, я несколько смущен – ведь, если не ошибаюсь, вы уже написали аналогич-ную книгу, только под другим названием. Она называлась «Я – не Спок» и это название вполне логично и соответствует истине: разумеется, вы не Спок – я всегда верил и продолжаю верить, что Спок – это я. Как говорят люди: «Вы потеряли чувство реальности?»
В таком случае беру на себя смелость напомнить вам следующий диалог, имевший место в вышеупомянутой книге:

НИМОЙ: Спок… это соперничество между нами – верх нелепости.
СПОК: Не знаю ни о чем таком.
НИМОЙ: Но это так. И это глупо. Не забывай – я настоящий, а ты лишь фантастический персонаж.
СПОК: Ты в этом уверен?

«Я – не Спок»

Твой литературный редактор
Спок.

Глава I
Человек против вулканца или об удаче и шансах.

Давайте начнем эту книгу парочкой покаянных фраз и вынесем их на первую страницу:

1) Я говорю сам с собой
2) Я слышу голос в своей голове.

Точнее, я иногда говорю с какой-то частью своей личности и слышу внутри себя некий голос, холодный, расчетливый голос, не лишенный, впрочем, известной фамильярности. И если бы вы сейчас нашли в моей голове то тихое местечко, где обычно ведутся задушевные беседы, вы бы могли услышать следующий диалог:

НИМОЙ: Спок, что вы думаете по поводу того, что мы с вами так удачно нашли друг друга?

СПОК: Я не верю в удачу. Я верю, что всё можно предсказать путем статистических расче-тов.

НИМОЙ: В самом деле? Так какова же была вероятность на момент моего рождения, что я вырасту, поеду в Голливуд, встречу Джина Родденберри и так удачно подойду на роль остроухого инопланетянина с зеленой кровью?

СПОК: На момент твоего рождения? Примерно 789 324 476.76 к одному.

НИМОЙ: Ага, видишь? Это всё-таки была удача – ведь так много факторов препятствовало этому!

СПОК: Я бы так не сказал. Ведь каждый момент твоей жизни, каждый поступок, даже самый безрассудный, становился предпосылкой к возможности моего появления. К примеру, переехав из Бостона в Лос-Анджелес и упорно работая, ты сам создал шансы для своей дальнейшей ус-пешной карьеры. Отклонение вполне допустимое – от 1 726 534. 2 к одному, до 351 233. 82 к одному  - так же как посещая занятия в Академии Звездного Флота, я увеличивал свои шансы служить на «Энтерпрайзе». Как сказал ваш писатель, Мигель Сервантес: «Прилежание – мать удачи»

НИМОЙ: Да, но хоть я и приехал в Голливуд, каковы были шансы, что я буду играть именно космического пришельца, причем с планеты Вулкан?

СПОК (с легким вздохом): Примерно 3 400 679 929. 936 к одному…

НИМОЙ: Слушание дела откладывается!

Я пишу эти слова об удаче и статистических расчетах в самолете, летящем во Флориду, с ручкой в руке и блокнотом на колене. Это отнюдь не способствует мыслям о том, какой я удачливый па-рень. Видите ли, я лечу на конвенцию «Звездного пути», где я должен буду произнести речь и в соответствии с ожиданиями фанов излучать тепло и дружелюбие.
Сегодня утром, когда я приехал в аэропорт и вышел из машины, носильщик сразу узнал меня и заулыбался.
«Доброе утро, мистер Нимой. Удачной вам поездки»
Он наотрез отказался от чаевых, я пожал ему руку и направился на поиски гейта, откуда шла посадка на мой «шаттл». И снова я был встречен со всевозможной сердечностью. «Боюсь, что не смогу вас телепортировать», с улыбкой сказал водитель автобуса «но я буду счастлив довезти вас».
Когда наконец мы прибыли к гейту, улыбающийся служащий приветствовал меня со словами: «Экипаж самолета уже замучал меня вопросами, зарегистрировались вы или ещё нет»
И вот теперь я сижу на своем месте, удобном и безопасном и думаю, сколько ещё таких приветствий мне предстоит выслушать во Флориде.
Почему все эти люди, мне совершенно незнакомые, относятся ко мне с такой теплотой и дружелюбием?
Ну, в основном причина в том, что я в сознании большинства людей ассоциируюсь с моим внеземным персонажем, который считается лишенным всяких чувств и неспособным ответить взаимностью на всеобщую любовь к нему. Поистине всеобщую, потому что даже самые зачерствевшие души, которые никогда не видели ни одной серии «Звездного пути», каким-то образом всё-таки знают о парне с заостренными ушами.
Завидую ли я ему?
В своей книге «Я – не Спок», вышедшей в середине 70-х годов, я посмеиваюсь над этим. Там я описал свои взаимоотношения с актерской труппой – как-то раз, когда я уже уходил после съемок, одна из актрис сказала мне: «Леонард, мы любим тебя». Я был очень тронут и тепло поблагодарил её и в то же время меня так и подмывало сказать: «Я передам ему, когда мы увидимся». Как я уже говорил в книге:

…я постоянно ощущаю за своим плечом молчаливое присутствие этого чересчур заботливого, вездесущего вулканца!!!

СПОК: Скажи ей, что хоть её комплимент и несколько эмоционален – я принимаю его.

НИМОЙ: Какой комплимент?

СПОК: Она сказала, что они любят меня.

НИМОЙ: Это не совсем так. Она сказала: «Л е о н а р д, мы любим тебя». И я знаю, что с твоим слухом  всё в порядке.

СПОК: Если ты так хорошо понял смысл её слов, тогда чего ты так волнуешься?

НИМОЙ: Это просто нелепо. Каждый раз, когда мне говорят комплимент, ты норовишь присвоить его себе. Таскай их у себя сам, знаешь ли!

СПОК: Она разве сказала, что делает комплимент только тебе, а мне не делает?

НИМОЙ: Нет…

СПОК: Тогда как ты можешь утверждать, что он принадлежит тебе одному?

Я наслаждался созданием книги и особенно диалогами между мной и Споком. Я хотел ответить на наиболее часто задаваемые вопросы, а также исследовать взаимоотношения между актером и образом, который он создает – особенно когда этот образ обретает, так сказать, собственную жизнь.
Но я совершил огромную ошибку, выбирая название для этой книги. Я много в своей жизни ошибался, но этот просчет один из самых больших, ставший, к тому же, достоянием общественности. Возможно, это не так плохо, как невыносимо фальшивое исполнение Розанной Арнольд песни «Звёздно-полосатый флаг», или вопли на стадионе, полном бейсбольных болельщиков, но всё равно на протяжении нескольких лет эта ошибка не давала мне покоя, вызывая довольно болезненные чувства при одном воспоминании о ней. На самом деле это даже притормозило развитие моей карьеры, пусть я и наверстал всё позднее.
Когда я писал эту книгу и сдавал её издателю, мы долго обсуждали название и пришли к выводу, что в нем должно упоминаться имя Спока. Мы перебрали идеи типа «Спок и я» или «Моя жизнь со Споком», но все они показались нам скучными и неубедительными. Мне же хотелось, чтобы в названии книги была какая-то изюминка.
Я снова и снова возвращался мыслями к книге, когда какая-то женщина на улице показала на меня своему маленькому сыну и сказала: «Это мистер Спок». Мальчик уставился на меня, явно сбитый с толку – ведь я был без грима и он не узнал меня. Этот случай навел меня на нужную мысль – в самом деле, меня чаще всего просят дать автограф именно как Спока, чем как Леонарда Нимоя. Это и стало краеугольным камнем в моей книге «Я – не Спок», где я разворачиваю шутливую философскую дискуссию о том, что так или иначе, но актер становится тем персонажем, которого он играет. Книга начинается такими словами:

Я не Спок.
Тогда почему я оборачиваюсь, когда незнакомые люди на улице называют меня этим именем? Почему мне неприятно, когда меня спрашивают: «Что случилось с вашими ушами?» Ведь я не Спок.
Тогда почему же у меня так теплеет на сердце, когда я слышу или читаю лестные отзывы в адрес вул-канца?
«Спока в президенты» гласит наклейка на бампере машины передо мной. Меня переполняет чувство гордости и я улыбаюсь. Но я не Спок.
Но если я – не он, то кто же он тогда? И если я не Спок – то кто же я?

И вот, обсуждая с издателем название книги, я думал о том, что название «Я – не Спок» прекрасно сработает. Оно привлечет внимание потенциальных читателей и пробудит в них любопытство. Но издатель был несогласен со мной и говорил: «Это название негативное, а книги с таким названием плохо продаются»
Я, как самый большой умник, немедленно возразил: «Ну а как насчет «Унесенных ветром»?
Победа осталась за мной, но теперь я об этом жалею, потому что я глубоко заблуждался.
Книга «Я – не Спок» вышла в 1975г., когда феноменальная популярность «Звездного пути» как раз набирала обороты. Наш успех на NBC, где мы с грехом пополам ковыляли вперед в течении трех лет, был минимален – шоу обрело новую жизнь, распространившись по другим телекомпаниям. Они транслировали программу в то эфирное время, когда она могла собрать максимальную аудиторию и мало-помалу шоу добралось до всех и до каждого. К середине семидесятых это превратилось в повальную эпидемию. Колледжи старались не назначать занятия на те часы, когда транслировали «Звёздный путь», потому что не хотели провоцировать массовые прогулы! Некоторые профессора использовали эпизоды «Звездного пути» в учебном процессе в своих группах и даже сегодня общая линия и основные аспекты феномена «Звездного пути» изучаются во многих университетах.  Некоторые телевизионные компании запускали марафоны «Звездного пути» по выходным, а во многих городах сериал демонстрировали на сон грядущий – с 6 до 7 вечера, вместо вечерней прогулки. Домохозяйки в шутку жаловались, что мы уничтожили чудесную традицию семейного ужина, потому что никто ничего не может есть, когда идет «Звездный путь»!
Тысячи и тысячи всё новых поклонников замирали перед экраном телевизоров, знали диалоги каждого эпизода слово в слово. Вскоре по всей стране поднялся крик жаждущих:
«Дайте нам ещё «Звездного пути»!»
И вот, в самый разгар этого сумасшедшего спроса и потребности в «Звездном пути», я выиграл свою маленькую битву с издателем и выпустил книгу, моё детище, на городские улицы. И это детище своим нежным, наивным голоском взяло и заявило на весь мир: «Я – не Спок».
Очень умно, ничего не скажешь! Трудно было выбрать худшее название для книги на тот момент. Если бы можно было вернуться в прошлое, какой отчаянный, разочарованный стон шокированной общественности можно было бы услышать; отчаяние переходило в ярость, даже в ненависть. Я получил несколько довольно злых писем, смысл которых сводился примерно к следующему: «Мы тебя породили, мы тебя и убьем». К несчастью, некоторые издательства в своих статьях ещё и подливали масла в огонь. В конце концов они выдали неплохую рецензию: «Актер отказывается от персонажа, который грозит вытеснить его самого!»
Впоследствии в течение нескольких лет публика считала, что «Звездный путь» обречен, что я якобы поклялся никогда больше не играть роль Спока, потому что я его ненавижу.
Одна из причин, по которой я пишу эту книгу состоит в том, что я хочу навсегда положить конец мерзким и безосновательным сплетням и слухам. Вот, печатаю черным по белому: я не ненавижу вулканца. На самом деле я всегда тепло к нему относился и, как я писал в книге «Я – не Спок», если кто подойдет ко мне и скажет: «Вы уже не можете быть Леонардом Нимоем. Но вы можете быть кем угодно другим, кем пожелаете» - я не буду колебаться с ответом. Я хочу быть Споком. Он мне нравится, я уважаю его и восхищаюсь им.
На протяжении долгих лет создания саги «Звездный путь» в кино и в литературе мне было очень приятно участвовать в ней, даже можно сказать, я начал культивировать её. Я уже упоминал, какая волна гордости поднялась во мне при виде наклейки на бампере «Спока в президенты»; сегодня утром я испытал похожее чувство (прости, Спок!), когда проглядывал номер «Лос-Анджелес Таймс». На первой странице была напечатана фотография первого американского астронавта Нормана Тагерта и его товарищей на борту космической станции «Мир» под заголовком «Новое поколение». А в разделе «Живи стильно» я нашел рекламу новой модели Крайслера со слоганом «Смело идти туда, где ни один минивэн ещё не бывал». «Звездный путь», кажется, пронизывает всю нашу культуру и я не ошибусь, если предположу, что он отправится с нами и в будущее. Войдите в любую компьютерную сеть и вы увидите, что сайты, посвященные «Звездному пути» весьма оживленны, там встречаются множество фанов и обсуждаются мирады тем по Треку от оригинальных серий до фильмов и всего, что сопутствует Треку. Недавно у меня была встреча со Стивом Возником, соучредителем «Эппл Компьютерс». Мы беседовали у него в офисе и первое, что я увидел, переступив порог, это большой постер на стене, изображающий Спока в качестве святого покровителя всех компьютерщиков.
Это очень захватывающе – быть частью такого феномена.
Да, технически я, конечно, не Спок. Я актер по имени Леонард Нимой, исполняющий эту роль.
В то же время есть один превосходный аргумент за то, что я Спок. В конце концов, как актер, я использую свои собственные эмоциональные (или неэмоциональные) качества, изображая определенный характер. Я вкладываю в роль часть себя и, если честно, спустя годы значительная часть манер и философии вулканца отразились в моей собственной личности.
Так что есть Спок – маска, которую я надеваю подобно древним грекам, разыгрывавшим представления в своих амфитеатрах – или нечто гораздо большее? Современные исполнители всё чаще не более чем стилизованные маски; это реальность наших дней. На ваш взгляд – проникает ли в сердце и душу актера такая игра или всё это просто видимость?
Возможно, верно и то и другое. Я вспоминаю сцену из фильма «Звездный путь VI – Неоткрытая страна», которую Билл Шатнер и я играли в каюте Спока. Занимаясь, как всегда, самоанализом, Спок спрашивает Кирка: «Возможно, мы с тобой, ты и я, просто состарились и закостенели в своих суждениях и больше не можем принести никакой пользы?»
Когда камера пошла, я внезапно почувствовал, что всякое ощущение «маски» исчезло – несмотря на то, что я был по-прежнему Леонардом Нимоем, задающим вопрос Биллу Шатнеру. (Конечно, здесь есть подтекст. Спок спрашивает, могут ли они принести пользу Федерации, но в то же время Нимой спрашивает Шатнера, есть ли от них ещё какая-то польза во Вселенной «Звездного пути»)
В тот момент я чувствовал свое полное слияние с этой сценой; всякие границы между мной и Споком исчезли. Не только Спок говорил с Кирком, но тем же голосом и Леонард Нимой говорил с Шатнером. Спок и я стали единым целым.
Забавно, но старая история повторилась совершенно неожиданным образом. Помните, как я рассказывал о создании книги «Я не Спок» и тот момент, где мать показывала меня своему сыну, а он меня не узнал? Несколько дней назад я вошел в лифт, а там стояла женщина с маленьким мальчиком (нет, конечно, это были не те люди, что двадцать лет назад!). Мальчишке было лет шесть или семь – тот возраст, когда многое для тебя в новинку.
Глаза женщины сразу же расширились и она слегка подтолкнула своего отпрыска локтем в бок. Я улыбнулся, готовясь терпеливо вынести очередной вопрос про мои многострадальные уши.
Мальчишка одарил меня непонимающим взглядом, ясно показывающим, что я опять не был узнан. Я был уверен, что обречен на повторение события, которое подскажет мне, как назвать мою последнюю книгу.
В конце концов мать мальчика взяла инициативу в свои руки и с робкой улыбкой спросила: «Вы не могли бы дать автограф для моего мужа, Майка? Он ваш большой поклонник»
Я взял протянутый мне блокнот и ручку, написал свое имя (люди всегда удивлялись, почему я не подписываюсь просто «Спок»), затем подмигнул парню, который по-прежнему недоуменно хмурил брови.
Лифт остановился на моем этаже и я вышел. Однако прежде, чем закрылась дверь, я услышал, как мать сказала сыну: «Это Леонард Нимой!»
Я был приятно удивлен и в то же время ошеломлен, захвачен врасплох; я честно ожидал, что она скажет: «Это мистер Спок!»
Сейчас я уже отношусь к этому совершенно спокойно. На самом деле мне даже хотелось, чтобы она назвала меня Споком, потому что это сделало бы для мальчика всё простым и понятным.
И если после того, как мать мальчика назвала меня Леонардом Нимоем, он спросил бы меня: «Вы мистер Спок?» я бы с удовольствием ответил:
«Конечно, это я»

Многое произошло со мной – и со Споком – после выхода в свет книги «Я – не Спок» в 1975; и это ещё одна причина, по которой я хочу в этой книге разделить с вами всё случившееся. Оглядываясь на прошедшие тридцать лет, я ощущаю невыразимую признательность за все мои передряги с вулканцем. Благодаря ему я смог понять, что движет моими противниками. Мне нравится думать, что в то время как вулканская логика оказывала на меня сдерживающий эффект, так и эмоциональная составляющая моей личности хоть немного повлияла на Спока. Я знаю, что мы оба возмужали и обрели мудрость благодаря великому делу трех десятилетий.
И если бы я мог переписать хотя бы часть книги «Я – не Спок», начиная с первой главы, я бы сказал ему:

НИМОЙ: Спок, надеюсь, вы осознаете, что я больше не завидую вам и не собираюсь соперничать с вами? В конце концов я это вы. А вы – это я.

СПОК: Прошу прощения?

НИМОЙ: Образно говоря, вы произошли от меня. Вы часть моей личности.

СПОК (сухо): Не вижу никакой логической связи. В конце концов вы – эмоциональный человек. А я…

НИМОЙ: Да, да, я знаю. Вы вулканец. Н а п о л о в и н у вулканец. Но частично вы всё-таки человек. Скажем по-другому – если бы меня не было, не было бы и вас, верно?

СПОК (подумав): Возможно.

НИМОЙ: Конечно, другой актер дал бы вам жизнь. Но в этом случае вы уже не были бы таким вулканцем, как сейчас, верно?

СПОК: (неохотно уступая): Нет. Полагаю, не был бы.

НИМОЙ: Мы с тобой оба везучие, Спок. Нам посчастливилось прожить ту жизнь, которую мы прожили и найти друг друга (собирается с духом, готовясь выслушать лекцию об удаче, как производном математических выкладок)

СПОК (мягко): Да, полагаю, ты прав…

Отредактировано Ksu-Warlock (2006-11-17 14:56:28)

2

Глава II
Рождение замысла

СПОК: Поскольку мои родители принадлежат к разным биологическим видам, моё рождение стало возможным только благодаря стараниям вулканских ученых. Значительная часть моего внутриутробного развития протекала вне чрева моей матери, в специально созданных высокотемпературных условиях инкубатора.

НИМОЙ: Условия были высокотемпературными, это точно – как вспомню огни камер на «Шоу Люси»…

СПОК: Прошу прощения?

Почти тридцать лет назад группа посетителей зашла в студию «Стар Трек», где мы как раз снимали очередную серию. Мы, актеры, привыкли к гостям, но в тот день случилось кое-что необычное. Среди посетителей была молодая женщина с мечтательными глазами; в перерыве между съемками она подошла ко мне, представилась и сообщила нечто такое, что захватило меня врасплох.
«Я представляю группу людей из Нью-Мексико, которые контактировали с инопланетным разумом», на полном серьёзе сказала она мне «вы даже не представляете всю важность того, что вы делаете. Вы избраны, в метафизическом смысле, конечно, быть носителем инопланетного существа по имени Спок».
Не помню точно, как я на это отреагировал, но помню, что её убежденность поразила меня. Поэтому я попридержал свой скептицизм и вежливо поинтересовался, с чего бы пришельцам придавать значение карьере какого-то малозначительного землянина. Тогда она стала объяснять мне, что основное предназначение Спока состоит в том, чтобы подготовить человечество к реальным контактам с инопланетным разумом. И это в то время, когда пришельцы изображались научной фантастикой злобными чудовищами, обязательно с огромными глазами, вынашивающими в отношении Земли совершенно недвусмысленные планы.
Звучит невероятно, не правда ли? Возможно, я был неблагоразумен, считая, что это так. Но представьте такой газетный заголовок:

ПРИШЕЛЬЦЫ ВСЕЛЯЮТСЯ В АКТЕРА ИЗ НАУЧНО-ФАНТАСТИЧЕСКОГО СЕРИАЛА

Я поблагодарил ту девушку за комплимент и вернулся к работе. Спок вообще как магнитом притягивал теории такого сорта; я и сейчас получаю множество писем, возвращающих меня мысленно к 60-м годам. Это была эра повальных экспериментов с наркотиками; люди увлекались мистикой, всякими метафизическими вопросами. Книги типа «Колесниц богов» Эрика Ван Даникена, в которой описывалась возможность посещения Земли пришельцами, были очень популярны. Ту случайную встречу с молодой мечтательницей я чаще всего вспоминаю с улыбкой, но иногда у меня проскальзывает мысль: «А кто знает? Возможно…»
Ладно, хорошо, может быть я и не верю в то, что я был избран пришельцами в качестве их земного посланника в Голливуде. Но правда в том, что я, в отличие от Спока, неисправимый романтик. Я весьма склонен к ностальгии по прошлому, хотя и иронизирую, рассказывая о нем и я не могу не верить, что судьба не приложила ко всему этому руку. Когда я вспоминаю свои первые дни в Голливуде – когда я еле-еле наскребал шесть баксов в неделю, чтобы платить за комнату, а на продаже мороженого и содовой зарабатывал баксов четырнадцать – мною овладевает чувство глубокого изумления и удовлетворения той авантюрной жизнью, которую я прожил. А ведь многим из того, чего я достиг, я обязан именно вулканцу…
Итак, если допустить наличие некоего рока, жребия судьбы, допустить, что роль Спока была мне предназначена свыше – каким же образом мой жизненный опыт подготовил меня к роли пришельца на космическом корабле, этого аутсайдера, не чувствующего себя комфортно ни в родном мире, ни на Земле?
Когда же зародилось во мне то нечто, что стало потом Споком?
Чтобы ответить на этот вопрос, мне нужно вернуться более чем на пятьдесят лет назад, в театр Боудина, находящийся в самом сердце Бостона. Этот район назывался Вест Энд и там проживали люди  самых разных сословий и национальностей. Как и большинство мальчишек – уроженцев 30-х годов – воскресными вечерами я ходил с братом в кино. Сидя на дешевых местах в полной темноте, я глядел на потолок цвета индиго с двумя маленькими белыми лампочками, мерцающими, как звезды. Мы обычно ходили на часовой воскресный сеанс и норовили придти пораньше минут на двадцать, чтобы захватить самые лучшие места. За двадцать восемь центов вы получали двухсерийный полнометражный фильм, мультфильм, короткометражную комедию и новости.
Не помню, что ещё показывали в тот день, но главным событием был фильм «Горбун собора Нотр-Дам», с Морин О’Хара в роли цыганки Эсмеральды и Чарльзом Лафтоном в роли Квазимодо.
Лицо и тело бедняги Квазимодо по какому-то капризу природы было страшно изуродовано. Он жил замкнутым отшельником в башне Собора Парижской Богоматери; огромные колокола, его единственные товарищи, сделали его совершенно глухим на оба уха. Он был так уродлив, что когда фильм начался, я едва осмелился на него взглянуть: один глаз ниже другого и огромный горб на спине, который, казалось, пригибал его к земле. Мне хотелось отвести взгляд и не смотреть, но я не смог, потому что по мере развития сюжета, я понимал, что под этой страшной оболочкой скрывается благородное сердце, жаждущее любви и понимания.
И вот я смотрел, ужасаясь, как бедняга Квазимодо был несправедливо обвинен в преступлении и приговорен к публичному наказанию на площади перед собором. Стражники связали его и стегали девятихвостой плеткой, но он вынес это стоически и не издал ни единого стона боли. Затем, чтобы довершить унижение и выставить напоказ его муки, они привязали его к позорному столбу посреди площади, на потеху толпы.
Люди глумились над ним и лишь смеялись, когда он просил напиться. Никто не пожалел его, никто не увидел страдания души, заключенной в эту уродливую оболочку. И когда он снова попросил воды, кто-то бросил ему в лицо грязную тряпку, смоченную в луже.
Когда это произошло, я беспокойно заерзал на своем месте. Мне хотелось спрятать глаза от этого зрелища; благодаря изумительной игре Лафтона муки Квазимодо проникли мне в самую душу. Внешние различия между нами уже не имели значения.
А затем нечто прекрасное родилось на мерцающем экране. Не только Квазимодо, но и зрители получили передышку, когда красавица Эсмеральда поднялась на помост и склонилась над отвратительным чудовищем. Её сострадание оказалось сильнее страха и она вышла из кричащей толпы и дала Квазимодо напиться из совей собственной фляги.
Вначале он отказался от воды и отвернул лицо, ещё перемазанное грязью, считая себя недостойным пить из её рук и вода, пролившись, потекла по его лицу, как слезы. Он не мог избавить её от зрелища своих мук, но он не хотел, чтобы она смотрела на его ужасное лицо. Но Эсмеральда была настойчива и в конце концов он всё-таки напился.
Когда он поднял на неё робкий, благоговейный взгляд, каким можно было бы смотреть поистине только на ангела милосердия, весь зал замер в молчании.
И когда пытка прекратилась и Квазимодо, опозоренный, ослабевший, вернулся в собор, он, глядя на своего опекуна с блаженной улыбкой, повторял только одну фразу, проникшую мне в самое сердце: «Она дала мне напиться»
Я от всей души был благодарен за темноту в зале – я мог дать волю слезам. Муки человеческой души, пойманной, как в ловушку, в безобразное тело, тронули меня до глубины души. И я уверен, что я был не единственным, кто плакал в кинотеатре в тот день.
И в конце фильма, когда Эсмеральда, счастливая, уходит рука об руку со своим возлюбленным, оставляя Квазимодо с разбитым сердцем, он говорит, со вздохом глядя на изваяния на галерееях: «О, почему я не каменный, как вы?»
Кто из нас, кто когда-либо в жизни был отверженным одиночкой, не знает, каково это? Я, даже в тогдашнем нежном возрасте, это знал. Я был евреем, живущим в итальянском квартале. У меня было много друзей-итальянцев, но я рано узнал, что я «другой», не такой, как они. За дверями церкви наша дружба заканчивалась.
Образ Квазимодо запал мне в душу и сохранился и по сей день; и именно благодаря ему во мне зародилось понимание того, каким должен быть Спок. Свою первую роль – главную роль в спектакле «Ханс и Гретель» - я получил совершенно случайно. Восьмилетним пацаном я как-то раз бродил возле концертного зала Пибади, когда какой-то взрослый спросил меня: «Ты знаешь такую-то песню?»
Я кивнул – я действительно её знал, и я пел её в той постановке в роли Ханса.
Играть мне понравилось, хотя мой первый опыт и не имел особенного успеха. По мере того, как я рос, все мои друзья всё больше увлекались спортом. Меня редко брали в команду, потому что я никак не мог попасть мячом по кольцу. Я достигал гораздо большего в актерской игре, чем в спорте. Я был застенчивым мальчиком, легко смущался и, казалось, эти качества должны были бы преградить мне всякую дорогу на сцену. Но мне нравилось изображать разных людей, потому что я заранее знал, что говорить и делать. Я всегда очень ответственно подходил к своим словам и действиям, четко учил роль и никогда не ошибался. И более того – я мог полностью перевоплотиться в изображаемую личность и чем больше мне это удавалось, тем мне было комфортнее; даже костюмы и тяжести гримировки доставляли мне удовольствие. Личина актера давала мне чувство защищенности.
Как только я понял, что игра доставляет мне огромное удовольствие, я начал активный поиск новых ролей. В семнадцать лет я сыграл роль Ральфа в постановке Клиффорда Одетса «Проснись и пой». Ральф – подросток, пытающийся вырваться из-под власти деспотичной матери; эта роль, роль одинокого молодого человека, с боем ищущего себя в этом враждебном и суровом мире, задевала какие-то струны в моей душе. Я чувствовал, что начинаю понимать, как я должен сыграть это. Роль Ральфа была для меня поворотной точкой; театр стал моей страстью, моим призванием, я уже не представлял себя без него. С этого момента я начал определяться как актер.
Мои родители были работящими, черезвычайно ответственными и практичными людьми. Я рос во времена Великой Депрессии, когда у многих людей были проблемы с деньгами. Мои родители эмигрировали из России (отец нелегально, под покровом ночи пересек границу Польши, спрятавшись вместе с моей матерью в фургоне с сеном) и они были очень счастливы жить в стране, где их не могут убить прямо на улице. В то же время они очень боялись финансовых трудностей и тяжелый каждодневный труд считали своим моральным долгом.
Поэтому когда я в возрасте семнадцати лет сообщил им, что собираюсь поступить на курсы актерского мастерства в театр Пасадена и стать актером, это было для них тяжелым ударом. Пролив много слез, израсходовав все мольбы и аргументы безрезультатно, они оставили наконец все попытки разубедить меня, заявив: «Делай, что хочешь, но не жди от нас никакой помощи». Будучи уже тогда редкостным упрямцем, я взял деньги, которые скопил, подрабатывая на  продаже пылесосов, купил билет на поезд и направился на запад, в Калифорнию.
По удивительному совпадению (или, если вам угодно, по плану пришельцев), когда Спок в том же возрасте, что и я, сообщает своим родителям о своем желании поступить в Академию Звездного Флота, он встречает точно такую же реакцию – более того, выбор карьеры настолько не устроил его отца, что он в течении восемнадцати лет не желал разговаривать со своим отпрыском. Таким образом, разыгрывая сцену между Споком и Сареком в эпизоде «Миссия на Бабель» я во многом исходил из собственного опыта.
Мой кинодебют состоялся в Голливуде в 1951г.; мне было тогда двадцать лет и я получил главную роль во второразрядном фильме «Малыш Монк Барони». Монк, итальянский парнишка из Ист-Сайда, Нью-Йорк, мечтает стать боксером. Эта роль была особенно интересна, потому что лицо парня было обезображено родовой травмой и злая кличка «Монк» была ему дана за схожесть лицом с обязьяной. Уродство сделало его отверженным, чужаком в мире, где он родился.
Когда я пришел на киностудию в первый день съемок, я даже не знал, что мне дали роль. Я приходил на пробы снова и снова и кроме меня, своей очереди ожидали всегда ещё двенадцать-пятнадцать парней. В конце концов я, видно, так достал продюсера, что он сказал: «Ладно, я думаю так – мы дадим тебе роль в любом случае – главную или второстепенную, посмотрим. Приходи в понедельник утром» (это было вечером в пятницу). Ну вот, я пришел утром в понедельник в офис продюсера и его секретарша мне говорит: «Пройдите в зал для репетиций С. Актеры и директор там».
С замиранием сердца думая о том, как решится моя судьба, я зашел в зал для репетиций С, чувствуя себя потерянным и сбитым с толку и тихонько встал у стеночки. В конце концов гример – это был Ли Гринвэй, очень талантливый художник – подошел ко мне и сказал: «Вы Леонард Нимой? Я ищу вас»
Он привел меня в гримерную и начал накладывать на мое лицо специальную маску из пенорезины. Только тогда я понял, что мне всё-таки досталась главная роль.
Начиная свой съемочный день как Малыш Монк, я садился в кресло и наблюдал, как Ли прикрепляет маску к моему лицу. С благоговейным трепетом я видел, как меняется мой нос, рот, лоб, до тех пор, пока вместо Леонарда Нимоя на меня из зеркала не начинал смотреть Монк. Даже тогда, хотя я был всего лишь начинающим актером, я чувствовал, как мои эмоции инстинктивно начинают подстраиваться под это новое лицо.
Я выглядел как аутсайдер, человек, изгнанный из общества. Я прекрасно знал, что это такое – быть «на таким как все», понимал, почему Малыш Монк так стремился не показать свою робость и эмоциональную уязвимость, скрывая свои истинные чувства. Как и Квазимодо, он всем сердцем жаждал понимания и участия.
(После выхода «Малыш Монк Барони» моя мать, которая наложила табу на всякие разговоры о моей карьере, прислала мне письмо, содержавшее такую строчку: «Ну, мы посмотрели твой фильм». Никакой оценки, никакой критики, ни единого слова о том, как мои родители восприняли то, что их сын снялся в кино. Откровенно говоря, я был сильно подавлен такой реакцией, вернее, отсутствием её и написал матери, с просьбой обяснить такое отношение. В конце концов она призналась: «Что я могу сказать? Ты – наш сын: как мы можем судить, хороша твоя игра или плоха? Всё, что я знаю, это то, что когда ты появлялся на экране мы с твоим отцом начинали плакать и на могли сдержать слез до самого конца фильма»)
Воспоминание о «чужаках» Квазимодо и малыше Монке Барони оставалось со мной в течение последующих тринадцати лет, за которые я сыграл множество самых разных ролей. Но по иронии судьбы к участию в шоу «Стар Трек» как Спока меня привела вовсе не роль отверженного одиночки. Совсем наоборот: это была типичная голливудская роль – легкомысленная и несерьёзная.
Это произошло в 1964г., в веселом короткометражном телевизионном шоу «Лейтенант» в эпизоде «Основная традиция». Я был там в качестве приглашенной звезды, которой очень хотелось сниматься на военно-морской базе. Главную роль – вечно озадаченного лейтенанта – сыграл актер Гари Локвуд (имя, которое не раз ещё всплывет в этой книге). Ну а я получил роль после прослушивания у Марка Дэниелса, директора эпизода.
Марк был настоящим джентельменом – хладнокровный, выдержанный, очень опытный исполнительный директор – многие серии шоу «Я люблю Люси» ставил именно он. У него было плоховато со слухом, и я не переставал им восхищаться, потому что никогда не встречал никого в нашей среде, где все ежедневно трясутся, что их обойдут, кто бы осмеливался так бесстрашно демонстрировать свое физическое несовершенство. Но Марк вообще всегда вел себя решительно, был очень уверен в себе; он никогда не играл в игры, он просто приходил на свою работу и делал её хорошо и профессионально. Это его качество помогло пробиться шоу «Я люблю Люси» и оно же позднее сделало Марка главным директором нескольких эпизодов «Стар Трек».
В то время я был уже известен как глубоко драматический актер, играющий в основном обозленных уличных подростков. Поэтому когда мой агент Алекс Бревис предложил мою кандидатуру для эпизода «Лейтенанта», Марк сказал: «Леонард Нимой? Он играет только плохих парней. Мне нужен кто-то повеселей, поразговорчивей, а малыш Монк мне не нужен». Но мой агент настаивал и в конце концов Марк согласился встретиться со мной. Я быстро прочитал ему пару сцен со всей энергией, яркостью и сверканием глаз, на какие был способен. Марк не скрывал своего удивления. «Хммм…» сказал он «полагаю, вы сможете это сыграть»
Так я получил эту роль. Разумеется, нельзя быть полноценной звездой Голливуда, не имея достойного партнера; волей случая, моей напарницей в этом сериале стала самая очаровательная юная актриса, которая когда-либо вступала на подмостки, по имени Мэйджел Баррет.
Я замечательно проводил время на съемках, наслаждался работой с Гари Локвудом, получал свои чеки и ничего не хотел знать, кроме этого – пока через несколько недель мне не позвонил мой агент. «Слушай», сказал он «я только что говорил с продюсером «Лейтенанта». Ему по-настоящему понравилась твоя работа в этом сериале и он хочет поговорить с тобой насчет роли в пилотной серии, над которой он начал работать».
Разумеется, я был весьма взволнован этим сообщением. После того, как ты вечно был «приглашенной звездой» на ТВ-шоу, всегда случайный гость, чье имя пишут мелом на двери гримерной и через пять минут стирают, начинаешь невольно задумываться о постоянной работе и  стабильном заработке. Но я старался слишком не обольщаться – я побывал на достаточном количестве проб, чтобы не знать, что чудом роль получить нельзя. Я также знал, что большинство пилотных серий так и не перерастают в полноценный сериал.
С этими мыслями я пришел на встречу с продюсером, полностью готовый подороже себя продать и  показать всё, на что я способен, при прочтении роли. Продюсер оказался приятным человеком, очень высоким, долговязым и гибким – он казался человеком мягким, но отнюдь не хлюпиком и встретил он меня приветливо. Наша встреча прошла очень сердечно. Он полностью обрисовал мне положение на студии  Десайл, рассказал об их планах, сценических замыслах – в общем, объяснил всю концепцию сериала и всё расписывал, как это будет здорово.
Я всё ждал, когда же он начнет пробы. Но продюсер продолжал рассыпаться в похвалах сериалу и особенно роли, которую он хотел предложить мне и тут до меня стало доходить, что это он пытается продать мне свою идею. Тогда я сказал себе: «Леонард, не упусти этот шанс. Держи рот на замке или говори только по существу дела».
Итак, я внимательно слушал, стараясь придать себе самый серьёзный и заинтересованный вид, в то время как Джин – так звали продюсера сериала, конечно, это был Джин Родденберри – рассказывал мне всё о том, кого я должен был сыграть, о роли Спока в научно-фантастическом сериале «Звездный путь». Этот характер был ещё не до конца продуман, но в одном Джин был уверен твердо: Спок должен выглядеть явно неземным, чтобы подчеркнуть не просто интернациональность, но интерпланетарность состава экипажа звездного корабля. У него должен быть какой-то особенный цвет кожи (возможно, красный), необыкновенная прическа и заостренные уши.
Он так же должен отличаться от землян склонностями и особенностями характера. Спок – наполовину вулканец, наполовину человек, выросший в мире, где любое проявление эмоций считалось дурным тоном и решительно пресекалось. Рациональная сторона его личности, более сильная, естественно, подавляет эмоциональную человеческую сторону. Но несмотря на всю его внешнюю холодность, он испытывает человеческие чувства, которые загоняет поглубже внутрь себя и в какой-то момент они грозят вырваться наружу в ослепительной вспышке.
Я был одновременно заинтригован и обеспокоен, слушая описание роли. Заинтригован, потому что Джин обрисовал мне глубокий и интересный характер; обеспокоен, потому что всё это могло обернуться этаким научно-фантастическим приколом. Потому что как можно воспринять серьёзно даже самую разностороннюю и интересную личность, если она обладает красной кожей и заостренными ушами? Только вил в руки не хватает…
Между тем Родденберри явно видел этот характер отнюдь не комедийным, недаром он наделил его такой интересной биографией. Это существо с глубоким внутренним конфликтом; Спок обязан им своему двойственному происхождению; он просто олицетворяет этот конфликт, ходящий, говорящий и дышащий.
Итак, эту роль надо было серьёзно обдумать и я пошел за советом к своему другу, актеру Вику Морроу, чей талант и трезвость ума я всегда высоко ценил. Он тогда играл главную роль в телесериале «Комбат». Мы с Виком взвесили все «за» и «против». В конце концов Вик сказал: «Ладно, слушай – если тебя так беспокоит то, что Спок будет смешон, ты можешь настоять на том, чтобы тебя загримировали так, чтобы никто тебя не узнал».
Я нашел это предложение вполне дельным и на этом наше совещание было закрыто; честно говоря, мне хотелось сыграть эту роль. Итак, я согласился на эту работу и так увлеченно расспрашивал Джина о Споке, что он сказал: «Ну, я вижу, что ты сможешь создать этот характер». И я по сей день благодарен ему за эту уверенность.
Но когда пошли приготовления к съемке эпизода «Клетка», я начал думать, что мои опасения были вполне оправданы. Первая моя проба с этими несчастными ушами была, мягко говоря, ужасна. Ли Гринвэй, гримировавший меня ещё для малыша Монка, был нанят, чтобы смастерить пару таких ушей, при отсутствии денег и времени.
Вообще, по большому счету, такие вещи требовали очень кропотливой и тщательной работы. Вначале специальная масса накладывалась на те участки тела, которые требуется изменить (в данном случае, на мои уши), с учетом их анатомического строения. Таким образом создавалась точная копия ушей, которым затем придавали ту форму, которая задумана художником. Затем по этим формам делали отливки из специального жидкого латекса и ждали, пока он затвердеет. В результате получались идеально подходящие «маски» без единого шва.
Но руководство студией заявило Ли Гринвэю, что у них нет ни денег ни времени на такой сложный процесс, так что для пилотной версии пусть он сделает, так сказать, «черновой вариант». Он и сделал, довольно грубую версию моих ушей из папье-маше и жидкого латекса.
Результат смутил нас обоих. Я действительно выглядел, по меткому выражению Джима Кирка, как «кролик-переросток» или «эльф с гиперфункцией щитовидки». Пристыженный, я пришел в студию, где этим же вечером должно было сниматься шоу «Я люблю Люси» и попытался во всем этом чудовищном гриме придать себе серьёзный и достойный вид перед камерами и пятнадцатью членами экипажа (ощущение было такое, что здесь готовятся снимать комедию). Уверен – эта проба до сих пор лежит где-то в архивах и я поклялся, что если только когда-нибудь найду её – я её сожгу!
И вот я стоял в уличной одежде под обжигающими прожекторами в этих нелепых накладных ушах. Можно сказать, это был первый выход инопланетянина Спока. Я обычно беру на заметку все свои эмоции и ощущения, так как они могут оказаться полезными при создании роли, так вот – я чувствовал себя, как бедняга горбун у позорного столба, выставленный на всеобщее обозрение; чувствовал, что пришелец с такими ушами – это просто карикатура. Я знал, что с первого же момента моего появления члены экипажа начнут шутить по поводу моей внешности – и когда я стоял на этой пустой, ярко освещенной съемочной площадке, я чувствовал, как внутри меня образуется мощная душевная защита, старающаяся поставить меня выше людских насмешек, не обращать на них внимания – в конце концов, это всего лишь люди. Так Спок пробудился к жизни.
Тестовой съемки было достаточно, чтобы все поняли – с этими ушами надо что-то делать. Другой художник-гример, Фред Филипс, попытался достать пару ушей, изготовленных вышеописанным способом. Но студия спецэффектов создала совершенно негодные уши – они вообще специализировались на изготовлении больших ног и рук для всяких монстров из фильмов типа «Тварь из Черной лагуны» и на такую тонкую работу, как требовалась Фредди, были неспособны. Они использовали какую-то разновидность резины и такие уши совершенно не смотрелись, потому что сильно отличались фактурой и цветом от человеческой кожи.
Одновременно с этим весь внешний вид Спока подвергался переработке. Мы изменили цвет его кожи – на желтовато-зеленый, который гораздо лучше смотрелся на черно-белом экране, чем красный (последний делал лицо Спока абсолютно черным). Были придуманы и разработаны косматые брови (да-да, косматые) и даже прическу мы придумывали отдельно (интересный момент: я предложил добавить к облику Спока ещё небольшие заостренные бачки, чтобы сильнее подчеркнуть его «вулканскую» внешность. Похоже, вулканцы стали в галактике законадателями моды, потому что если вы заметили, сейчас все федераты носят такие бачки). Но мы по-прежнему не знали, что же делать с этими проклятыми ушами.
Фред заставил студию спецэффектов четыре раза переделать работу и каждый раз выходило что-то ну совершенно неприемлимое. Когда же он пожаловался на это руководству студии, те ответили: «Очень плохо – мы наняли эту компанию, чтобы вы пользовались именно их услугами. Мы не можем выделить больше денег».
Это было последней каплей в чаше терпения Фреда; он сорвал с меня эти несчастные уши и швырнул их в мусорную корзину со словами: «Сделаем вот так!».Затем он схватил телефонную трубку и позвонил своему другу, работающему со спецэффектами на студии MGM и прежде чем я успел сообразить, в чем дело, был получен новый материал и вся процедура создания модели началась по-новой.
Через какие-то тридцать шесть часов я стал обладателем новой пары ушей из пенистой резины, выглядевших совершенно как настоящие. Фреду Филипсу я бесконечно благодарен и по сей день – он не просто хорошо делал свою работу, он просто спас нас тогда. Фред воспользовался своими связями; его могли уволить за то, что он потратил деньги без разрешения. Но если бы он тогда не принял решение потратить лишние шестьсот долларов, чтобы сделать маску в более дорогой студии, Спок мог бы иметь несчастье с самого начала стать комедийным персонажем.
Теперь же процесс гримировки вселял в меня вдохновение. Как и в случае с малышом Монком, наблюдая в зеркале свое превращение из человека в вулканца, одновременно я трансформировался и внутренне. Фредди тоже это заметил; он всегда здоровался со мной в начале работы в 6:30 утра как с Леонардом Нимоем…и второй раз – как со Споком – в 7:15, закончив накладывать грим.
Во всяком случае, очень скоро стало ясно, насколько удачной стала работа Фреда. Вскоре после обретения новых ушей, на студию «Звездный путь» заглянул мой агент. Я был уже при всех вулканских регалиях, когда Алекс увидел меня. С ним была клиентка, хорошенькая ирландская актриса по имени Мойра МакГивней. Думаю, мисс МакГивней была первым человеком «с улицы», который увидел меня в костюме Спока и её реакция была одной из самых непосредственных и интересных.
«Ой!», ахнула она и невольно протянула руку к моим – простите, Споковским – ушам «можно потрогать? Они такие привлекательные!».
Я сильно покраснел, став совершенно не по-вулкански пунцовым и был вынужден дать разрешение. Это был первый робкий намек на на тот успех у женщин, который я имел в качестве Спока. Однако по мере того, как популярность моего персонажа росла, каждый пытался выяснить, насколько велика в этом заслуга моих ушей. Факт в том, что в конце первого сезона, во время переговоров по перезаключению контракта, главная угроза руководства студии была: "Соглашайтесь, или мы живо отдадим ваши уши кому-нибудь другому!"
Уши стали моим благословлением и проклятием. Носить их было не то чтобы больно, но всё же достаточно неприятно, чтобы полностью игнорировать это. Однако гораздо больший дискомфорт на протяжении первых двух сезонов мне причиняли разного рода шуточки. Я стал широко известен, как Парень с Заостренными Ушами и каждая статья обо мне в прессе склоняла это на все лады. Сейчас я улыбаюсь, когда вижу нечто подобное, но в то время статьи с заголовками типа "Ушастый Леонард Нимой" или "Носитель ушей" начинали меня напрягать, не говоря уже о миллион раз повторившейся фразе: "Я не узнал вас без ваших ушей!"
Но только я начал более-менее смиряться с этим, как руководство NBC подкинуло нам новый сюрприз. Компания выпустила рекламную брошюру, посвященную Треку, отдельным его сериям и персонажам; там были и наши фотографии. Эти брошюры разослали по телекомпаниям и печатным изданиям, дающим объявления, с целью подготовить почву для предстоящего выхода сериала в свет. Я взял себе одну, желая посмотреть, как нас – и особенно Спока – в ней представили. Спока я там нашел, но каково же было моё изумление, когда я обнаружил, что единственное, что в нем осталось от вулканца – это его необычная прическа!
Заостренные уши и приподнятые брови были заретушированы. Спок выглядел совершенно как человек.
Нужно ли говорить, что меня это весьма встревожило. Я позвонил Джину и спросил, какого черта NBC это сделала. "Они обеспокоены", сказал он, "считают, что люди религиозные, чтящие Библию, найдут этот персонаж слишком "сатанистским". Это был первый намек на то, что само существование вулканца может быть поставлено под угрозу – Спок мог умереть, даже не родившись по-настоящему.
Но Джин сказал: "Не беспокойся. Мы собираемся сохранить его таким, какой он есть". И он в очередной раз настоял на том, что Спок должен выглядеть, как настоящий "пришелец".
И вот наконец 12 декабря 1964г началась съемка первого пилотного эпизода Star Trek. Может, именно эту дату и стоит считать официальным днем рождения Спока?
Думаю, нет. Он ещё только начал рождаться тогда. Типаж Спока был ещё недостаточно мною проработан. Если вы смотрели эпизод "Клетка", то могли видеть, что тогда Спок ещё проявляет свои эмоции на полную катушку. Он улыбается и выражает недовольство и, находясь вместе с группой высадки  на платформе транспортатора перед спуском на Талос-IV, в тот момент, когда  первый помощник и старшина исчезают, он бросается вперед с криком: "Женщины!"
Даже интонации голоса у него были тогда другими и если прислушаться, заметно, что некоторые слова он произносит с явным британским акцентом. Например "ответ" он произносит с небольшим придыханием ("answer" как "ahnswer" – прим. переводчика). Это была задумка Джина – он считал, что поскольку английский был для Спока вторым языком, он должен говорить на классическом британском английском. Для этого Джин давал мне прослушивать записи Моэма, читающего свои произведения *. Как бы там ни было, акцент давался мне нелегко и я рад был от него избавиться.
В "Клетке" я играл не вулканца – я играл первого офицера корабля. Ну знаете, когда капитан подает команду: "Полный вперед!" и старший помощник повторяет за ним для всех, громко и четко: "ПОЛНЫЙ ВПЕРЕД!"
Следует сказать несколько слов о Джеффри Хантере, исполнителе роли капитана Пайка. Самая известная роль Джеффа, на мой взгляд, роль Иисуса в фильме "Король среди королей". Это был выдержанный, спокойный джентельмен, с мягким голосом и приятными манерами и его герой, Кристофер Пайк – такой же вдумчивый, большей частью погруженный в себя человек, очень ответственно относящийся к своим обязанностям капитана. Вообще капитан Пайк и мистер Спок довольно схожи по характеру. В этом отношении первый офицер, холодная, неэмоциональная женщина-командир в исполнении Мэйджел Баррет больше смахивала на вулканку. Спок ещё не так уж и сильно отличается от остальных членов экипажа; я ещё не нашел тех черт, которые сделали его впоследствии столь яркой индивидуальностью.
Но я сыграл эту роль, получил удовольствие от работы и свой чек и не слишком-то беспокоился о том, что будет дальше с пилотной серией – которая, как я уже убедился по опыту, совсем не гарантировала, что сериал будет иметь успех. Когда год спустя Джин предложил мне участвовать в съемках второго пилота, это стало для меня полной неожиданностью. Я был сильно взволнован и находился в некотором затруднении, потому что собирался участвовать в другом проекте, который отнял бы у меня не менее двух недель.
Я не знал тогда, что NBC велело Джину уволить весь первоначальный состав труппы – включая и меня. Особенно сильно руководство стремилось избавиться от двух персонажей – женщины в роли  первого помощника капитана и "дьявольского пришельца", Спока. "Женщина и остроухий парень", говорили они, "вот два типажа, которые зрители никогда в жизни не примут".
Джин согласился отказаться от Мэйджел в роли первого помощника, но что касается вулканца тут он был непоколебим: вулканец – неотъемлемая часть шоу. Или в составе экипажа "Энтерпрайза" будет инопланетянин или "Энтерпрайз" вообще никуда не полетит.
Джин любил рассказывать о том разговоре: «В конце концов NBC заявила – или женщины или этот марсианин – Спок то есть. Я должен был выбирать между вулканцем и женщиной и мне до сих пор интересно, что бы получилось, сделай я тогда другой выбор…»
Таким образом, Споку удалось уцелеть в своем первоначальном виде и с прежними манерами – он стал только более выдержанным и хладнокровным, как и полагается первому помощнику капитана. Это был единственный персонаж, который пришел практически без изменений из первой пилотной серии – единственный, потому что Джефф Хантер отказался от своей роли, когда его жена начала качать права с Джином и выставила условия контракта, показавшиеся ему непомерными.
Таким образом нам пришлось искать нового капитана. Выбор Джина упал на Джека Лорда (ставшего впоследствии широко известным благодаря своему участию в сериале "Гавайи-5 Зеро"). Но во время переговоров с Лордом Джин встретил молодого актера, уже заслужившего признание своими работами в научно-фантастических сериалах "Дальние границы" и "Сумеречная зона": Уильямом Шатнером.
Билл пришел в шоу уже со своим сформировавшимся стилем игры, с солидной репутацией и немалым опытом. Он всегда очень много работал, очень хорошо умел концентрироваться на работе – настоящий профессионал – и в то же время он питал настоящую страсть не только к работе, но и к еде, своим доберманам, своим машинам, своей жизни…в общем, ко всему. Он умел жить со вкусом и к тому же обладал недюжинным чувством юмора. Вообще, думаю пришла пора миру узнать неведомую ранее, ужасную правду о том, что на самом деле происходило в студии, где снимался Трек: Билл Шатнер, остряк всех времен и народов, с самого начала нашей "пятилетней миссии" постоянно пробовал меня «на зубок».
Если считать, что во всем этом был перст судьбы, нельзя обойти вниманием тот факт, что хотя мы с Биллом совершенно разные, как соль и перец, разница в возрасте между нами – всего четыре (четыре!) дня (Билл родился 22-го марта 1931г.; я родился 26-го). Мы с ним постоянно соперничали – это правда, но это было подобно соперничеству между двумя братьями, которые несмотря ни на что любят и уважают друг друга.
Капитан Кирк в исполнении Билла был кем-то вроде вечно хулиганничающего Эрла Флинна; в свою игру он вкладывал огромную энергию и напор и не боялся рисковать. Это приносило свои плоды – люди присоединялись к армии его поклонников, потому что ему хотелось подражать – он был ярким, запоминающимся.
Его энергичная линия диалога, его единственная в своем роде манера делать эффектную паузу перед последней фразой в серии, подобно волнам от брошенного в воду камня породили массу подражателей.
Но его энергия оживила шоу и помогла мне наконец-то найти свое место в сериале. Я не думаю, что Спок – таким, каким я его представлял – так хорошо сочетался бы  с Джеффом Хантером, потому что капитан Пайк Джеффа сам был спокойным и выдержанным и Спок ничем не выделялся бы на его фоне.
Кстати, мне доводилось прежде работать с Биллом, правда, очень недолго – в эпизоде "Человек с U.N.C.L.E.". Мы сыграли вместе всего одну сцену; я играл коварного агента Восточного блока, а Билл – неумелого и нелепого двойного агента. Я практически забыл об этом и не вспоминал до того дня, когда мне понадобилось найти панорамные кадры, сделанные по типу «удара хлыста». Я хотел сделать нечто подобное в шоу, которое я ставил. «Удар хлыста» - это особый прием в панорамной съемке, использующийся для перехода с одного плана на другой – когда камера внезапно резко отъезжает назад, делая сцену как бы нечеткой и наводит резкость на что-то или кого-то другого, находящегося в кадре, акцентируя следующую сцену. Я вспомнил, что этот прием часто применялся в "Человеке с U.N.C.L.E.", так что я послал ассистентку закупить три-четыре эпизода. Мы все здорово повеселились, когда на одной из кассет, которые она принесла, оказался эпизод «Заковыристое дело» - тот самый, в котором когда-то снимались приглашенные звезды Уильям Шатнер и Леонард Нимой!
Для съемок второй пилотной серии, "Куда не ступала нога человека" Джин Родденберри также пригласил ещё двух актеров, прочно вошедших в состав экипажа "Энтерпрайза" – Джимми Духана и Джорджа Такея, а также известного актера Поля Фикса на роль корабельного врача, Марка Пайпера. Салли Келлерман и Гарри Локвуд были приглашенными звездами. Мне приходилось сниматься с Гарри в сериале "Лейтенант" и я был счастлив снова работать с ним. Я всегда восхищался его высоким профессионализмом.
Я так же знал и Салли. В 1960-х годах она увлеченно работала в маленькой актерской труппе "Ангелы", которая, кстати, существует и по сей день. Её образовали несколько учащихся актерского мастерства, очень дружных между собой и я был у них директором; я устроил Салли на съемки в "Camino Real" и мне приятно было видеть её снова.
Хочу упомянуть ещё об одном обстоятельстве, который произвел на меня большое впечатление – хотя мне было очень приятно снова работать с Гарри и Салли, радость эта несколько омрачалась страданиями, которые они испытывали вовремя съемок второго пилота. По ходу сюжета им приходилось носить серебристые контакные линзы – они были матовые и очень жесткие. Смысл был в том, что герои подверглись влиянию некоей силы, которая наделила их паранормальными способностями и когда они пускали их в ход, их глаза становились ярко-серебристыми, неземными. Как раз для достижения этого эффекта Гарри и Салли приходилось надевать жесткие контактные линзы (мягкие в то время ещё не были изобретены). Носить их было чудовищно тяжело, кроме того, сквозь них актеры почти ничего не видели. Несколько лет спустя, когда я сам поставил себе жесткие контактные линзы, я очень хорошо это прочуствовал, привыкая к ним!
Но вернемся к тому, как постепенно развивался характер Спока: хотя он был уже близок к тому, чтобы по-настоящему "родиться", в эпизоде "Куда не ступала нога человека" он ещё только начинает походить на "настоящего" вулканца. Это сразу заметно в первой сцене эпизода, в котоой капитан Кирк играет со своим первым помощником в трехмерные шахматы: Спок, тогда ещё одетый в золотистый китель, говорит Кирку: "Я объявляю вам шах и мат следующим ходом" – и при этом явно ухмыляется.
В ответ на слова капитана о том, что манера игры вулканца его раздражает, Спок чуть ли не с улыбкой замечает: «Раздражение? Ах да – одна из ваших земных эмоций…»
Однако он сам явно проявляет гораздо больше эмоций, чем положено вулканцу и всё еще находится под влиянием "синдрома первого офицера" – его рапорты звучат слишком уж громко и старательно для небольшого пространства мостика. И когда он дает Кирку совет, продиктованный логикой – уничтожить Гэри Митчелла, пока его роковой дар не набрал полную силу – это звучит для капитана шокирующе и дико.
Но основные черты вулканца уже налицо: спокойствие, выдержка, характерные интонации, характерная манера сцеплять руки за спиной, манера говорить "ответ положительный" или "отрицательный" вместо "да" и "нет" ну и конечно постоянная готовность подо все подвести логическую базу. Хороша финальная фраза Кирка – когда Спок признается, что его тоже огорчила смерть Митчелла, капитан говорит: "Ну, мистер Спок, значит вы ещё не безнадежны".
Разумеется, вулканец не был безнадежным. Он только-только появился на свет.

_____________________________________

* Моэм, Уильям Сомерсет – известный британский драматург, автор рассказов «Сосуд гнева», «Дождь», «Гонолулу» и др. (прим. переводчика)

3

Глава III
Рождение вулканца

СПОК: Я родился в 2230году на планете Вулкан, от Сарека с Вулкана и Аманды с Земли.

НИМОЙ: Опять ошибка! Ты родился в 1966году, на студии "Дизайл", в Голливуде, Калифорния.

СПОК: Твои данные нуждаются в проверке.

НИМОЙ: Не думаю, Спок. Я был там.

В книге "Я – не Спок" я описал рождение двух моих детей, Джулии и Адама, причем совершенно точно назвал не только место, но и время, когда произошло это чудесное событие (Джулия родилась 21 марта 1955 года в 9:30 вечера по восточному времени, в Атланте, а Адам 9 августа 1956 года в 11:22 вечера по тихоокеанскому времени, в Лос-Анджелесе).
Но когда я пытаюсь припомнить точную дату и момент, когда Спок появился на свет, я понимаю, что это гораздо более сложно, даже в свете того, что для его рождения, по сути дела, я приложил гораздо больше усилий, чем для рождения моих детей. Сказать, что он был "рожден" во вторник, 8-го сентября в 7:30 вечера – день и час первого выхода Star Trek в эфир? Это кажется мне уж слишком упрощенным, потому что я-то знаю – он уже был с нами ещё за несколько месяцев до этого дня.
Как бы там ни было, размышляя об этом тридцать лет спустя, я осознаю, что всё-таки был момент, когда я в какой то вспышке озарения внезапно осознал: "Ага! Так вот каким должен быть вулканец…"
Это произошло во время съемок третьего эпизода Трека – "Корбомидный маневр".
Позвольте мне вернуться немного назад и рассказать о некоторых внутренних переменах в Треке, произошедших между съемками "Куда не ступала нога человека" и "Карбомидным маневром". Во-первых, как только руководство NBC просмотрело второй пилот, оно в срочном порядке ввело новые условия. Проект "Стар Трека" был окончательно утвержден и я с удивлением понял, что мои надежды на постоянную работу на ТВ, кажется, вполне оправдываются. Во-вторых, в течение первого сезона я получал по 1 250$ за эпизод, в общем сложности 37 500$ в год – сумма, на которую я мог обеспечить моей семье комфортное существование, не занимаясь вечными поисками дополнительного заработка. Но я ещё не подозревал, как эта работа отразиться на моей личной жизни – по наивности своей я и не предполагал, что наличие моего телефонного номера в общем справочнике может стать проблемой! Но об этом в следующей главе…
После съемок второго пилота актерский состав снова был перетасован. Джин решил, что на роль доктора Марка Пайпера (Поль Фикс, сыгравший его, появился только раз в "Куда не ступала нога человека" да и то мельком) нужен кто-то помоложе и поэнергичней; кто-то, кто смог бы стать капитану верным товарищем. Он выбрал актера с яркой, неподражаемой индивидуальностью, прекрасно подходящего для этой роли – Ди Фореста Келли.
Ди был олицетворением спокойствия и мягкости, истинный джентельмен-южанин; кстати, как и Маккой, уроженец Атланты. Это был настоящий ветеран Голливуда, закаленный в "боях" – и несмотря на это, трудно было найти человека более "не голливудского" типа, более доброго, скромного, и по сей день любящего свою жену, Кэролин так же нежно, как и более чем сорок лет назад. Ди получил признание снимаясь в вестернах и считался характерным актером (репутация "плохого парня" так укрепилась за ним, что NBC даже отказалась слушать Джина Родденберри, когда он предложил Ди на роль доктора ещё в первый пилот – отказалось под предлогом того, что роль "хорошего парня" ему недоступна. Попытайтесь представить, если сможете, доктора Маккоя, который всегда так уважал и любил жизнь, с хладнокровной усмешкой пристреливающего собаку! А Ди был известен по ролям именно такого плана). Ди тоже работал вместе с Джином над несколькими проектами; в то время, когда стартовал Star Trek, он снимался в другом сериале, который Джин назвал "Полицейская история" – в роли вспыльчивого, но отходчивого симпатяги-криминалиста.
Доктор Маккой Ди Фореста стал очень ценным прибавлением к экипажу – он придал шоу изюминку и едкие замечания этого сердитого хирурга с хмурым лицом и добрым сердцем в дальнейшем не раз помогали Кирку со Споком лучше понять друг друга и даже самих себя. Между Споком и доктором постепенно возникла своеобразная манера затевать словесные поединки – глубоко гумманая жизненная позиция Маккоя против ледяной логики Спока – но это не мешало возникновению между ними крепкой дружбы и взаимного уважения.
Ди появляется в «Карбомите» в первый раз с задорным блеском в глазах – он с самого начала знал, каким должен быть доктор Маккой. Вскоре сценаристы начали специально вставлять в его роль ядовитые шуточки с целью столкнуть лбами маккоевскую вздорность и способность Спока изящно парировать его выпады. Спок был как непреклонный Джордж Барнс, а Маккой, если угодно, Грэйси. И если Кирк и Спок в своей дружбе были как Одинокий Рейнджер и Тонто, то Спок и Маккой – это точно Мартин и Льюис, Глисон и Гарней или моя любимая на все времена парочка комиков, Эббот и Костелло*. Эббот был холодным, непреклонным человеком, а Костелло – воплощенная "человеческая" иррациональность и большинство забавных перепалок между Споком и Маккоем – это вариации знаменитого диалога «Кто получил деньги?»
Вот как это выглядит в двух словах:

КОСТЕЛЛО (расстроенно): Минутку, минутку! Когда первый рабочий получает зарплату, кто получает деньги?

ЭББОТ (невозмутимо): Совершенно верно. "Кто" получил деньги.

Прикол в том, что бедняга Костелло на самом деле просто не может понять, что имя первого рабочего, получившего деньги и есть "Кто" и Эббот разумеется не собирается прояснить для него это недоразумение. Давайте посмотрим правде в глаза – эта ситуация очень близка к тем, что постоянно имеют место между добрейшим доктором и его вулканским другом.

МАККОЙ (расстроенно): Минутку, минутку, Спок! Когда первый baseman получает зарплату, кто получает деньги?

СПОК: С его стороны логично было получить плату за свою работу, как только она была выполнена.

МАККОЙ: Кто получил деньги?

СПОК: Совершенно верно, доктор. Это сделал Кто. Кто взял деньги.

МАККОЙ: Ты пытаешься меня надуть, ты зеленокровный сукин….

СПОК: Держите себя в руках, доктор.

Ещё одним новым лицом на мостике "Энтерпрайза", дебютировавшем в "Корбомитном маневре", была Нишель Николз. На экране Нишель всегда выглядела очень красивой и притягательной; и хотя часто по сценарию ей доставалось маловато слов, она тем не менее одним своим присутствием оживляла любую сцену. Джимми Духан и Джордж Такей присоединились к экипажу ещё в предыдущем эпизоде и поистине изумительно, как как каждый из них – Нишель и Джим и Джордж – чувствовал свою роль. (Скотти, разумеется, практически весь эпизод находился на мостике, так что поневоле начинаешь задаваться вопросом – кто же двигателями-то занимался?) Пересматривая на днях "Корбомитный маневр" я вновь, как и прежде, ощутил это восхитительное чувство спайки, товарищества между людьми на мостике в тот момент, когда идет обратный отсчет перед их уничтожением. Я горжусь тем, что работал с такими людьми, настоящими профессионалами; эта спайка обеспечила нам хороший старт.
В этом же эпизоде впервые появляется Грейс Ли Уитней в роли помощника капитана, старшины Дженис Рэнд. Я был готов вышвырнуть её вон, когда она в самый напряженный момент появлялась на мостике с независимым видом и предлагала всем кофе; и потом была ещё эта сцена, в которой она приносит капитану салат, настойчиво убеждая его съесть что-нибудь. Разумеется, Грейс Ли исчезла из сериала после первого сезона и диалог в этом эпизоде предрекает гибель её персонажа: "Мне не нужна старшина. У меня уже есть женщина, которая занимает все мои мысли", говорит Кирк Маккою (имея ввиду, разумеется, "Энтерпрайз") и в довольно резких выражениях приказывает Рэнд прекратить кудахтать над ним.
(интересно, как развивались бы события, если бы Рэнд осталась на "Энтерпрайзе"; вот отрывок из записки Джина Родденберри, адресованной руководству студии:

Единственный человек на корабле, который отваживается шутить с мистером Споком, это капитанский старшина, Дженис Рэнд. Возможно, дело в том, что под её сексапильной внешностью скрывается материнский инстинкт по отношению к одиноким мужчинам – как бы там ни было, старшина Дженис способна упомянуть такие вещи…немногие посмели бы сказать такое в Споку в лицо. И Спок, в свою очередь, проникнув путем несомненно логическим в некоторые её секреты, может, так сказать, потягаться с ней на равных, как говорится, зуб за зуб. Однако если во время разговора он смотрел на неё слишком пристально или слишком долго, она начинала чувствовать завораживающую силу этого взгляда и готова была уже сдаться – и тут он отводил глаза. Они словно заключили молчаливое соглашение, что это останется их тайной шуткой.)
Это и был эпизод, в котором Спок по-настоящему "родился". Возможно, это случайность, что выбор пал именно на "Корбомит", потому что вулканец в этой серии ещё не имеет характерной манеры поведения; взять хотя бы одну из первых сцен, когда молодой Бейли начинает неоправданно нервничать. Вулканец ставит ему в упрек безосновательный эмоциональный всплеск (и когда Бейли поясняет, что с адреналином в крови ничего не поделаешь, Спок холодно советует ему удалить железы, продуцирующие этот гормон). Однако мгновение спустя Спок сам ведет себя эмоционально!
Кроме того, если вы смотрели эпизод, то могли заметить и румянец на его щеках и капли пота на лбу в особенно напряженные моменты на мостике. Для изображения румянца Фредди Филипс использовал не розовую краску, а зеленоватую, соответственно. Он так же доставил мне массу неприятных минут, когда решил, что Спок потеть не должен и делал всё, чтобы придать мне абсолютную "сухость".
Я хочу показать "Корбомит" как переходный эпизод, в котором я только вживаюсь в роль. Иногда мне удавалось ухватить её суть, иногда нет. Бывали моменты, когда казалось, что Спок вот-вот сломается и всё-таки улыбнется. В начале первого сезона он был персонажем слегка утрированным – больше эмоций, бросающиеся в глаза уши, широкие лохматые брови, челка, падающая на глаза. С течением времени мы отшлифовали неровности, сделав его более утонченным, изысканным – даже тембр голоса у него понизился – пока он не превратился в того хладнокровного, элегантного Спока, каким мы его знаем и по сей день.
В течение съемок этого эпизода я сделал массу самых разных открытий, которые помогли мне понять, каким на самом деле должен быть вулканец; но самым крупным прорывом в этом деле я обязан нашему замечательному директору, Джозефу Сардженту.
Джо был заслуженным директором, настоящим ветераном и кроме того, обладал совершенно неиссякаемой энергией. Он каким-то невероятным образом «проживал» каждую историю и у него была довольно специфическая манера писать сценарии. Я встретил Джо задолго до того, как попал в шоу StarTrek; я тогда искал постоянную работу и подрабатывал на озвучке в шоу "Человек с U.N.C.L.E.". Случилось так, что Джо был директором нескольких эпизодов этого сериала и я часто встречался с ним. Как-то утром я пришел в офис раньше него и увидел на его столе любопытный документ. Это были наброски того, что он планировал снять за сегодняшний день. Вся история была представлена в виде сжатых, лаконичных заметок – но мои глаза остановились на подчеркнутых строках после описания завязки сюжета (первая сцена, призванная "расшевелить" зрителя). "Наш герой ищет в ящиках стола нужный ему документ, нашел, реакция героя" пишет Джо "затем дверь медленно со скрипом приоткрывается…и мы в ауте!".
Это описание в виде коротких, отрывистых фраз запало мне в память и когда я сам стал директором, я всегда использовал эту же методику. Джо писал быстро, стремительно, радостно; он получал огромное удовольствие от сочинительства и я всегда считал, что в этом и состоит работа директора картины - прочувствовать эту радость и затем сделать так, чтобы и зрители смогли разделить её с ним. Марк Дэниелс, Джо Сарджент и Джо Пивней – вот три директора, которые могли заразить зрителя тем, что чувствовали сами и в этом была вся соль их работы.
К примеру, я помню как Джо работал на съемках сцены в «Корбомите» в мае 1966года. Это была одна из сцен на мостике (девяносто процентов того эпизода составляли сцены на мостике – наше шоу не могло себе позволить лишних трат), тот момент, когда на обзорном экране перед изумленным экипажем появляется голова пришельца (разумеется при этом перед актерами был совершенно пустой голубой экран). Мы все должны были изобразить шок при виде этого зрелища, мое же удивление должно было быть выражено всего лишь одним словом: «Очаровательно»
Я просто понятия не имел, как же мне его произнести. Я всё ещё придерживался стиля «первого офицера», и мне казалось, что это слово явно в него не вписывается. Все остальные могли отреагировать так, как свойственно их природе – человеческой природе – но я совершенно не мог представить, как должен отреагировать вулканец, что сделать и сказать.
Перед съемкой Джо Сарджент меня надоумил: "Послушай, не пытайся разыграть, как ты удивлен увиденным на экране. Вместо этого просто оставайся в своем образе – хладнокровного и невозмутимого офицера по науке".
Как только он это сказал, у меня в мозгу словно что-то щелкнуло и мне сразу стало ясно, как я должен сыграть вулканца, чтобы своим поведением он резко выделился среди находящихся на мостике. Я успокоился, глубоко вдохнул и холодно произнес: "Очаровательно…"
И это уже был голос не Леонарда Нимоя, это был голос Спока. Это был ещё очень тонкий слой, всего лишь налет "вулканизма" на моей душе, да и он периодически как бы засыпал и исчезал (к примеру, в тот момент, когда Спок улыбается обворожительной свите Гарри Мадда в эпизоде "Женщины Мадда"), но даже тогда я уже начал осознавать, что Спок появился на свет. Наконец-то среди нас взаправду появился вулканец.
Я начал развивать в себе этот характер, старался быть как можно более сдержанным, контролировал свои жесты, движения, выражение лица. В книге "Я – не Спок" я вспоминаю человека, который стал для меня тогда лучшим примером для подражания – Гарри Белафонте. В середине 50-х мы с женой ходили на его концерт в Греческий Театр Лос-Анджелеса.
В течении первых сорока пяти минут своего выступления он оставался практически неподвижным – стоял перед микрофоном, распрямив плечи, сложив руки на груди и не дрогнув ни одним мускулом. А затем, по прошествии этого времени, он внезапно пошевелился – медленно опустил правую руку и она повисла параллельно полу. Только одно, почти незаметное движение – однако впечатление, произведенное им на зрителей, было просто ошеломляющим. Пустись он впляс по сцене - даже тогда он не произвел бы такого эффекта; это было подобно вспышке молнии.
Воспоминания об этом концерте в значительной мере определили поведение и манеры Спока в первых же эпизодах Трека.
И в то же время, каждый рабочий день тогда я начинал, имея весьма смутное представление о том, что же я буду делать; при работе над серией я всё ещё изображал что-то, всего лишь подобное вулканцу и это выматывало. Вставал я по будням в 5:30 утра, потому что не позднее 6:30 должен был сидеть в гримерном кресле Фредди Филипса. Я заимел привычку пить кофе и съедать свой сандвич с беконом, яйцами и тонким ломтиком лука прямо там, в кресле, пока Фредди прикреплял мои уши. Он старался закончить работу до семи утра – в семь обычно приезжал Билл и все вокруг словно с цепи срывалось, начиналась сумасшедшая круговерть.
Билл тогда обзавелся мотоциклом-внедорожником и это увлечение захватило его целиком и полностью – впрочем, как и любое увлечение Билла. Он притаскивался в понедельник утром, хромая, точно древний старик, весь покрытый синяками и ссадинами – следами своих падений – весь, за исключением, конечно, лица – единственной части тела, которую он берег. Первым делом он проходился по поводу моего завтрака (несколько философских мыслей о целесообразности поедания лука и свежести дыхания). Я не оставался в долгу и называл его маньяком-байкером, не пропускающим ни одного придорожного куста.
Как я уже говорил, Билл всегда был неисправимым остряком и любителем каламбуров и мы постоянно дразнили друг друга, точно мальчишки, хохотали и шумели, к великому неудовольстивию бедолаг гримеров, которым мы мешали работать. Они постоянно призывали нас к порядку и умоляли посидеть смирно хоть немного, чтобы они могли закончить накладывать грим. Мы с Биллом частенько дурачились и вели совершенно глупые и бессмысленные диалоги, типа такого:

ЛЕОНАРД:…так вот, критикам не понравилась её работа и она была ужасно этим расстроена…             
                   поставила всё и проиграла…

БИЛЛ:         (прикладывая ладонь к уху) Играл? Играл? Ты хочешь сказать, что заигрывал с ней, 
                    Леонард? Что если твоя жена об этом узнает? И это после того, как я всегда считал
                    тебя образцовым мужем и семьянином…

ЛЕОНАРД:  (смеясь) Нет, нет, постой-ка – я сказал она проиграла. Это ведь разрушило все её
                     планы на…

БИЛЛ:          Разрушило? Господи, что же она такое – оружие, что ли? Что-то типа корабля-
                     разрушителя? Я думал, мы говорим о женщине. Вероятно она смахивает на такой
                     корабль, верно?

ЛЕОНАРД:   (смиряется и принимает игру) Нет, нет, она актриса, и на корабль-разрушитель не по
                     хожа, совсем нет…

БИЛЛ:          Совсем нет? Говоришь, она полный ноль? Ну, стало быть, критики были правы!

ЛЕОНАРД:   Нет, они ошиблись. Я бы сказал, что она настоящий герой. Точнее, героиня. Она   
                     очень хорошая актриса.

БИЛЛ:           Героин? Теперь ты мне говоришь, что она употребляет наркотики, ко всему прочему?

ЛЕОНАРД:   Нет, я сказал разбойники. И двое из них будут ожидать тебя в твоей гримерной, если
                      ты не перестанешь валять дурака.

БИЛЛ:           Пусть только попробуют! Мои доберманы съедят их живыми!

Ну, вы меня поняли. Гримеры закатывали глаза и вздыхали так, что были способны разжалобить камни, и, когда мы особенно отбивались от рук, наверное, думали: "Боже мой, откуда только у них столько энергии, неужели они никогда не отдыхают?". Но им приходилось терпеть и гримировать нас. А затем к нам заходил Ди Келли; у него был мягкий, тихий голос и он всегда был поразительно спокоен и только кивал головой и улыбался в ответ на наше паясничанье. Ди оказывал усмиряющее воздействие на нас обоих; он всегда был рядом, готовый выслушать, как Билл или я жалуемся друг на друга (мы использовали это, когда популярность Спока начала спадать, каким образом я поясню позже) и его посредничество всегда приносило мир и покой между нами. Это был его стиль – стиль этакого доброго дядюшки.
Гримировка заканчивалась и мы шли на съемочную площадку, чтобы снимать или репетировать перед съемкой (надо сказать, что последнему отводилось обычно немного времени). Каждый эпизод снимался в течение шести дней или около того, каждый день работали до упора, до 6:30 вечера, с небольшим перерывом на ланч. На ланч приходилось бегать в столовую. Между тем у меня накопилось несколько звонков – от репортеров, жаждущих интервью, или людей, приглашавших меня принять участие в каком-либо мероприятии. Я пытался ответить на эти звонки в течение ланча, и необходимость установить телефон в машине вырисовывалась всё отчетливее. В конце концов я так и сделал – в 60-х годах это было неслыханной вещью, но моё время стоило гораздо дороже. В течение тех тридцати минут, когда я ехал на работу и с работы домой я мог ответить на столько звонков, что это избавляло меня от необходимости сидеть на телефоне до полуночи.
В целях экономии времени я так же приобрел велосипед ярко-красного цвета и теперь мог добраться до столовой или своего офиса на несколько минут быстрее. Тут я вынужден немного отступить от основной темы, потому что мои воспоминания об этом велике определенно не были бы полными без описания истории "Билла и Велосипеда".
Как я уже говорил, мой напарник по сериалу был совершенно неисправимый шутник и приколист, но в отдельных случаях его страсть к розыграшам превращалась в настоящую манию. Я никогда не мог понять, почему именно мой велосипед стал для него объектом пристального внимания.
Началось всё вполне невинно – в один прекрасный день Билл спрятал велосипед на съемочной площадке и, посмеиваясь, наблюдал как я в великом волнении искал свое транспортное средство, когда пришло время ланча. Однако история получила свое продолжение, на мой взгляд, совершенно бредовое: в следующий раз Билл заручился поддержкой оператора и, закрепив веревку на его подъемнике, подвесил мой велосипед аж под потолком студии звукозаписи.
Казалось бы он уже зашел слишком далеко и явно переборщил со своими шуточками; но я плохо знал Билла – это он только разогревался. В следующий раз я нашел свой бедный велосипед прикрученным цепью к пожарному гидранту рядом с трейлером Билла, охраняемым одним из самых свирепых его доберманов.
В полном отчаянии я принял ответные меры: прикрутил чертов велосипед к своему бьюику и припарковал машину прямо напротив студии звукозаписи, чтобы не упускать его из виду.
Разумеется, Билл отбуксировал бьюик со стоянки.
Но вернемся к теме экономии времени. Одна из причин, почему я вынужден был дорожить каждой свободной минутой была не только в том, что съемки отнимали много времени; дело в том, что я уезжал на каждый уикэнд. Я редко отвергал предложения подработать, потому что знал, что ни один сериал не длится вечно. Многие мои друзья-актеры нанимались в сериалы на несколько лет и привыкали к постоянному заработку, а потом, когда сериал прекращал своё существование, начинали искать работу с нуля и частенько оставались без гроша в кармане.
Я дал себе зарок – такое со мной и моей семьей не должно случиться. Я видел, что Трек дает мне реальную возможность обеспечить себе надежную финансовую базу и усиленно занялся этим. Мы жили очень скромно и откладывали деньги, чтобы отправить детей в колледж.
Итак, каждый раз, когда мне подворачивался случай подзаработать, я пользовался им. Это приводило к тому, что по пятницам я засиживался в студии до пяти, шести утра и зарабатывал в первую очередь больную голову и красные глаза. Около шести или семи утра я прибывал на Восточное побережье и улетал в воскресенье вечером последним рейсом. Я помню времена, когда я возвращался в Лос-Анджелес в два, в три часа ночи в понедельник; я приезжал на студию и падал на кушетку в гримерной в тщетной надежде вместить в несколько часов сна то, на что требовалась вся ночь. Иногда я продолжал дремать и в кресле гримера.
Разумеется, не только я один на студии СтарТрек работал в таком чудовищном режиме. Джину Родденберри вообще лучше всего работалось по ночам. Он проводил на студии целые дни, решая разнообразные проблемы и после многих часов сумасшедшего напряжения физических и духовных сил, садился писать и переписывать сценарий и трудился обычно с полуночи до полшестого утра. Часто бывало так, что мы приходили утром на студию и находили сцены, которые должны были снимать в этот день переписанными заново; над их исправлением Джин сидел всю ночь. Затем он шел домой, спал часов до одиннадцати и к ланчу возвращался на студию.
Такое напряжение не проходило бесследно ни для кого из нас. Я начал всерьёз беспокоиться за свое здоровье; с тех дней у меня осталась привычка держать в гримерной или в трейлере бутылку с чем-нибудь сладким, лучше всего с медом, разведенным в воде. Работая на студии СтарТрек, я позволял себе несколько хороших глотков этого углеводного питья около трех-четырех часов после полудня или я вообще бы свалился. Я так же приучил себя не есть много за ланчем, потому что иначе неудержимо клонило в сон; результат не заставил себя ждать – я сразу смог лучше концентрироваться на работе и, соответственно, качество моей игры улучшилось.
Разумеется, не все на студии следовали моему примеру в отношении ланча. В один жаркий августовский полдень мы с Биллом играли сцену, в которой требовалось поколотить несколько "плохих парней", а затем следовал диалог между Споком и Кирком. Мы тщательно отрепетировали драку и выучили диалог, так что когда началась съемка, всё пошло как по маслу: Кирк и Спок с легкостью покидали противников и с той же легкостью перешли к диалогу.
Ну, всё пошло почти как по маслу. Только мы с Биллом обменялись первыми репликами, как вдруг я услышал странный рокочущий звук поблизости. Я не мог точно сказать, что это за звук и откуда он донесся, но по заблестевшим глазам Билла, я понял, что он тоже его слышал.
А камеры-то продолжали работать и мы смело возобновили диалог; однако ещё до благополучного завершения сцены я внезапно понял происхождение загадочного звука. Оказалось, один из каскадеров, которые участвовали в сцене драки и продолжали валяться вокруг нас "без сознания", помня, что его участие в сцене закончено, просто напросто заснул на полу. Странный звук оказался ничем иным, как храпом!
Даже из-за таких вот мелочей мне бывало очень сложно не выходить из образа Спока перед камерами. Конечно, по утрам в гримерной мы с Биллом веселились до упаду и частенько хихикали и на съемочной площадке; смех снимал напряжение и позволял хоть немного расслабиться в процессе съемки. Но иногда, если складывалась какая-то действительно смешная ситуация, я уходил подальше от смеющихся, потому что не хотел выходить из образа. Я старался "быть Споком" даже и за кадром, при выключенных камерах, потому что верил, что это поможет мне лучше сыграть. Оставаясь Споком и на съемочной площадке и вне её, я добивался того, что когда начиналась съемка, я уже был в образе и не приходилось мямлить, заново нащупывая в себе нужный стиль поведения.
Таким образом, чем дольше я оставался в роли Спока, тем лучше играл. Однако чем больше времени я проводил в образе вулканца, тем более отчетливый эффект это оказывало на меня самого, Леонарда Нимоя. Характер, на развитие которого я положил столько труда, обретал собственную жизнь и начал влиять на меня, влиять необратимо! Спок постоянно присутствовал у меня в голове и это угнетало меня; подавление эмоций привело к тому, что я начал терять над собой контроль. Тед Старджен, написавший сценарий к "Времени ярости", верно подметил – в конечном счете ничто бесследно не проходит!
В моем случае, я начал замечать, что становлюсь склонным к бурным эмоциональным всплескам. Иногда я чувствовал их приближение и старался уединиться где-нибудь, пока буря в душе не уляжется. Однажды такой срыв захлестнул меня с головой прямо в офисе Джина Родденберри, во время обсуждения сценария.
Помнится, я сказал: "Джин, вот здесь, на пятьдесят второй странице, Спок оказывается вовлеченным в драку. Но я думаю, он мог бы найти путь, чтобы избежать насилия…"
Джин сидел в своем привычном шерстяном свитере, взъерошенный, издерганный и усталый. Тяжело глядя в сценарий, он произнес: "Брось, Леонард – этой сцене недостает динамики. Спок делает это, потому что такая сложилась ситуация, насилия здесь никак не избежать…".
"Ну если ты так считаешь, можно придумать какое-нибудь другое, более интересное средство оживить сцену, без драки…"
"Леонард, в принципе я с тобой согласен, но сейчас не тот случай! Руководство студии дышит мне в затылок. У меня есть только два дня, чтобы закончить сценарий!"
"Я же не прошу переписывать весь сценарий. Но Спок никогда не прибегнет к насилию без достаточно серьёзных оснований. Я уверен, ты мог бы…"
"Леонард, бога ради, я же сказал тебе…"
И так далее, в том же духе. Джин упирался, я настаивал, слово за слово…
Внезапно я почувствовал, что со мной творится что-то не то – я так психовал, словно речь шла не о каком-то сценарии, а бог знает о чем. Мои переживания совершенно не соответствовали масштабу проблемы. Работа на износ, постоянный стресс и часы, проведеные в шкуре вулканца сказались на мне не лучшим образом – я был вынужден прикладывать огромные усилия, чтобы противостоять эмоциям, которые бурлили во мне и готовы были в любую минуту захлестнуть с головой.
Мои "вулканские тренинги" ещё позволяли мне с грехом пополам себя контролировать. Я встал и хрипло произнес: "Извини, Джин, мне нужно уйти".
Джин заметил, что я нахожусь чуть ли не на грани истерики и посмотрел на меня с вполне понятным удивлением. Воспользовавшись нашим взаимным замешательством, я поспешно вышел и направился прямиком в свою гримерную, где и сидел, глубоко дыша, пока не успокоился.
Спок вторгся и в мою личную жизнь; большинство уик-эндов проходило в молчаливой борьбе с моей «вулканской половиной», которая стремилась всё выражать максимально кратко и по существу, вместо свойственной человеку нормальной эмоциональной реакции. И так до самого утра понедельника.

ЖЕНА: Дорогой, какие у нас планы на этот уикэнд?

МУЖ:   Поспокойнее что-нибудь…других предпочтений у меня нет.

ЖЕНА: Почему бы нам не сходить в кино?

МУЖ:   Это было бы здорово. Что бы ты хотела посмотреть?

ЖЕНА: Ну, ничего конкретно меня не заинтересовало…

МУЖ:   Ну тогда нелогично идти в кино. Мы поищем альтернативный вариант.

ЖЕНА: Леонард…ты опять начинаешь?

МУЖ:   Что начинаю?

ЖЕНА: Говорить, как Спок!

Седьмым эпизодом мы сняли "Время обнажиться" ; это было где-то через четыре-пять недель после "рождения" Спока в "Корбомите". Но я не могу не упомянуть его здесь, потому что он во многом окончательно определил – и для меня и для зрителей – каким должен быть Спок. В известном смысле, превращение, начавшееся в тот момент, когда я впервые произнес: "Очаровательно…"  было практически закончено именно в этом эпизоде.
"Время обнажиться" также ознаменовался моей первой серьёзной схваткой со сценаристом, в которой я отстоял право Спока быть таким, какой он есть.
Сценарий к эпизоду был написан нашим ведущим продюсером Джоном Блэком, который предложил очень интересную концепцию раскрытия внутреннего мира каждого персонажа, как бы "обнажая" его и показывая зрителю его истинные мысли и побуждения. Любой зритель, мало-мальски знакомый с сериалом без труда вспомнит этот эпизод, до сих пор остающийся одним из самых любимых фэнами. Идея такова: экипаж "Энтерпрайза" заражается вирусом, под воздействием которого тайные страсти и стремления людей вырываются наружу, сметая все тормозящие факторы, такие как долг, честь и прочее. К примеру, Зулу начал хулиганить – носиться по кораблю с рапирой, нападая на всех встречных (кстати, для всех нас было открытием то, что Джордж Такей на самом деле втайне страстно желал подражать Эрролу Флинну**, так что нам не к чему было придраться, когда эта сцена была отснята).
Идея была великолепная. Но в том, что касалось моей роли, в черновом варианте сценария Джон, на мой взгляд, делал слишком большой упор на комичность, граничащую с фривольностью. Например, там была сцена, когда Спок выходит из турболифта в коридор, тут его окликает один из членов экипажа, подбегает к нему и пририсовывает вулканцу усы. Спок разражается рыданиями и, пошатываясь, уходит по коридору.
В профессионализме и изобрететельности сценаристу было не отказать – сцена действительно была забавная. Но именно это меня сильно тревожило; в то время я уже "знал" Спока достаточно хорошо, чтобы понять, что чувство собственного достоинства – неотъемлемая часть натуры вулканца. Эпизод с подрисовыванием усов, на мой взгляд, слишком уж грубо лишал Спока этого достоинства – и это так же слишком сильно шло в разрез с тем, каким я его себе представлял. Я считал, что Спок никогда не позволил бы себе настолько потерять контроль, чтобы расплакаться в присутствии людей; он удерживал бы свои эмоции до тех пор, пока не сможет остаться один.
Я донес свои соображения до Джона и попросил его переписать сцену таким образом – Спок , сопротивляясь воздействию вируса, поспешно уединяется в пустой комнате, где пытается снова обрести контроль над собой.
Теперь я бы хотел, чтобы вы осознали, какая же тяжелая это работа – быть сценаристом или продюсером на телевидении; образно говоря, это почти сизифов труд. С адскими мучениями добираются они до последней страницы сценария и только они его закончат, как кто-нибудь обязательно подходит к ним и говорит: "У нас возникли проблемы со второй частью, весь сценарий придется переписать". Разумеется, в этот момент они уже работают над следующим сценарием, причем не успели даже перевести дух после предыдущего. Поэтому даже слушать ничего не желают, когда актеры говорят, что хотели бы что-то откорректировать.
"Ни за что", категорически заявил Джон. "У нас просто нет на это времени, Леонард. Просто сыграй эту сцену так, как она написана, вот и всё".
Но вулканец стоял в этот момент за моим плечом и я был полон решимости не уступать и не позволить унизить его достоинство ради какой-то минутной шутки. И, что не менее важно, я чувствовал, что мы можем упустить нечто большее – возможность раскрыть характер Спока более глубоко.
Я пошел к Джину Родденберри. Джин выслушал меня очень внимательно и сказал: "Ты прав. Это в самом деле не в характере Спока. Не беспокойся, я позабочусь об этом".
Я вернулся к работе на съемочной площадке и примерно через час или около того ко мне подошел Джон Блэк и с некоторой неприязнью произнес: "Ладно. Рассказывай, что ты там придумал"
"Это должно быть что-то вроде поединка", сказал я ему. "Эмоции против логики, любовь против математического расчета, отчаяние против квадратуры круга".
Получив эту, прямо скажем, скудную информацию, Джон ушел и написал ту изумительную по силе сцену, которую мы теперь имеем удовольствие видеть в эпизоде "Время обнажиться". Ощутив на себе воздействие вируса, вулканец отыскивает пустой отсек, где он может в одиночестве пережить эмоциональную бурю, охватившую его; он начинает раз за разом повторять таблицу умножения, в тщетной попытке взять эмоции под контроль. Но всё бесполезно. Он укоряет себя, повторяет, как заклинание: "Я вулканец! Я контролирую свои эмоции! Контролирую свои эмоции…", но в конце концов он не выдерживает и мы узнаем причину его отчаяния: он никогда не говорил своей матери-землянке, что любит её. Я приношу свои извинения Джону за то, что заставил его тогда переписать сценарий, но я от всей души благодарен ему за результат, потому что эта сцена открыла нашим зрителям глубокий внутренний конфликт, терзающий душу вулканца.
Режиссер, Марк Дэниелс, продемонстрировал прекрасную, можно сказать, ювелирную работу с камерой в этой сцене, сравнимую по сложности разве что с балетной постановкой.  Когда я вхожу в "конференц-зал" и сажусь за стол, камера совершает некое па-де-де, описывая вокруг меня окружность и показывая с разных сторон.
Такой прием был весьма необычным для телевизионного шоу, потому что требовал сложной и кропотливой работы – и не только с камерой; например, в плане постановки освещения гораздо проще было бы показать меня только с одной стороны. Но Марк обязательно хотел снять эту сцену в движении – это делало её более яркой и динамичной.
И вот, пока мне подправляли грим, студия была тщательно освещена. А когда наконец всё было готово и я вернулся на съемочную площадку, мы в ко всеобщему ужасу обнаружили, что у нас есть всего несколько минут, чтобы заснять эту сцену.
Тут я должен кое-что объяснить: как и большинство телевизионных шоу, мы имели весьма ограниченный бюджет. Другими словами, мы не могли позволить себе занимать съемочную площадку дольше определенного времени. Ровно в 6:18 вечера – закончили мы снимать сцену, не закончили – мы обязаны были всё бросить и освободить студию, а расписание на следующий день уже не позволяло нам вернуться к этой сцене, надо было снимать следующие!
Помня об этом прискорбном факте, Родденберри и два или три ассистента неприкаянными тенями бродили по студии – молча, но поглядывая на часы с таким зловещим видом, что никаких слов было не нужно.
У нас было время только на одну попытку – и с первой попытки мы должны были сыграть безупречно!
Вспоминая об этом, я всегда возвращаюсь в памяти к моей беседе с астронавтом Аланом Шепардом. Он рассказал мне, что когда он собирался совершить посадку на Луну у него внезапно возникли проблемы с оборудованием и в запасе было всего несколько секунд на то, чтобы решить, сажать аппарат на Луну или нет. Связь была очень плохая и все в НАСА застыли в ожидании – совсем как наши уважаемые продюсеры – ожидая,  что вот сейчас космонавт выйдет на связь и скажет, что миссия провалена.
Но Шепард не отступил и всё-таки совершил посадку…как и мы тогда добились своего. Часы тикали, камеры работали…и каким-то чудом мы успели уложиться в срок и закончить сцену. Надо было видеть, с каким все вздохнули облегчением, сворачивая работу ровно в 06:18.
Этот эпизод вызвал бешеный скачок популярности всего шоу – и Спока в частности. Через неделю после показа первого эпизода сериала я уже получил дюжину писем от фанов, а через две недели их было уже сорок или пятьдесят. Но только после показа "Время обнажиться" письма начали приходить не то что пачками, а целыми сумками, в каждой по нескольку сотен писем.
Итак, вулканец ожил и стал популярен; но самый, если можно так выразиться, "очаровательный" период его взросления был ещё впереди.

___________________________

*Эббот и Костелло – персонажи американского комедийного сериала 40-50х годов
**Эррол Флинн (1909-1959г.)– известный американский характерный актер, сыгравший в фильмах "Приключения Робин Гуда", "Дорога на Санта-Фе", "Капитан Блад" и многие другие.

4

Глава IV
Вулканалия
или вулканец взрослеет

СПОК:    У меня есть вопрос.

НИМОЙ: Да, Спок?

СПОК:    Этот процесс…эта декламация диалогов, демонстрация эмоций и запись всего этого
                на камеру – это и есть твоя профессия?

НИМОЙ: Угу…профессия…одержимость…навязчивая идея…

СПОК:    А кто отвечает за то, что всё должно быть именно так, а не иначе? К примеру, что
               вы покажете людям, а что нет? Кто решает, кому какой дать характер и так далее?

НИМОЙ: Это работа команды, Спок. Сценаристы, продюсеры, директора и актеры – все
                задействованы. Но в любом случае – у меня всё под контролем, не беспокойся.

СПОК:    Очень надеюсь на это…

После выхода эпизода "Время обнажиться" отношение руководства NBC к стартрековскому инопланетянину интересным образом переменилось. Каждое слово о популярности Спока среди зрителей доходило до них через их каналы информации и они сказали Родденберри: "Послушай, а почему бы тебе не использовать этого марсианина в шоу почаще?"
Разумеется, Джин был только рад им угодить. В течение первого сезона в эпизодах всё больше начала открываться таинственная жизнь Вулкана, его обычаи, искусство и традиции его жителей.
Когда я ещё только готовился играть Спока и разбирался в его характере, я уже тогда задумывался о Вулкане, о его культуре и традициях и пришел к решению, что вулканцы должны быть народом, чувствительным к прикосновению; пальцы и руки играли в их жизни особенную роль, так как они были контактными телепатами.
На этой концепции и возник вулканский прием "защемления нерва". Впервые эта идея возникла на съемках эпизода "Враг внутри", в той сцене, где капитан Кирк борется с негативной стороной своей сущности, со своим, так сказать, "мистером Хайдом". В одной сцене "плохой" Кирк одолевает "хорошего" и, движимый жаждой разрушения, завладевает фазером. В первоначальном варианте сценария Спок подкрадывается к Кирку сзади и оглушает его ударом по голове рукоятью фазера.
Сцена эта начала раздражать меня сразу же, как я её прочел; она казалась мне более подходящей для Дикого Запада, чем для двадцать третьего века. Я практически слышал, как вулканец шепчет мне на ухо:

СПОК: Варварство. Если есть хоть малейший шанс обойтись без насилия – вулканец поста
            рается его избежать. Кроме того, мы хорошо знаем человеческую анатомию и можем
            применить для обезвреживания человека более гуманные и тонкие методы, чем грубая
            сила.

Раздумывая об отношении вулканцев к тактильному контакту, я поговорил с директором, Лео Пенном, о моих сомнениях. Лео согласился с тем, что они обоснованны и спросил, что я могу предложить со своей стороны. Я рассказал обо всех моих мыслях относительно вулканцев и о том, как они безошибочно ориентируются в человеческой анатомии. На основе этого я предложил идею, что вулканцы могут воздействовать на живое тело, передавая в него через кончики пальцев некую энергию. Если применить её к нужным нервным центрам, находящимся на шее и плече человека, эта энергия приведет его в бессознательное состояние.
Лео потребовал демонстрации этого приема и поскольку Билл Шатнер должен был участвовать со мной в этой сцене, он оказался наиболее подходящей жертвой. Я быстро объяснил Биллу свою идею и затем мы с ним устроили перед директором небольшое показательное выступление. Я надавил пальцами на шею Билла, в том месте, где она переходила в плечо и он очень натуралистично повалился на пол в "бессознательном" состоянии. Таким образом появился на свет вулканский прием "защемления нерва" – частично благодаря таланту Билла Шатнера хлопаться в обморок по команде.
Другим вулканским приемом, даже более интригующим, чем "защемление нерва" стал мелдинг, изобретение Джина Родденберри. Он появился впервые в эпизоде "Кинжал разума", в котором явно повредившийся рассудком беглец из колонии-тюрьмы ищет убежища на "Энтерпрайзе". Сумасшедший Ван Гелдер (актер Морган Вудворд) выкрикивал какие-то бессвязные обвинения в садизме в адрес своих тюремщиков; чтобы выяснить, правда ли это или просто выдумки больного разума, Спок применяет мелдинг, сливая свой разум с разумом Ван Гелдера.
Первоначально эта сцена была задумана, как допрос Ван Гелдера в лазарете – совершенно скучная, неинтересная сцена, просто дающая возможность беглецу рассказать то, что он знает. Чтобы придать ей драматичности, Джин и придумал мелдинг, вулканское слияние разумов – которое, как мы можем видеть в этом эпизоде, представляет собой весьма опасное, рискованное предприятие. В самом деле, Спок успокаивает Маккоя, что доктору Ван Гелдеру никакого вреда причинено не будет – и вместе с тем ясно дает понять, что его собственный разум подвергается смертельному риску. Если вы смотрели эпизод, вы так же можете понять, какой это был удобный случай для меня продемонстрировать всю важность и необычность прикосновения вулканца; прикасаясь кончиками пальцев к лицу и голове Ван Гелдера, Спок как бы зондирует его разум. Это довольно необычный и впечатляющий способ получения ответов на многие вопросы, и сценаристы впоследствии стали активно его использовать (в то же время, чем чаще Спок прибегал к этому приему, тем менее трудным он казался и в конце концов первоначальная идея смертельной опасности мелдинга совершенно исчезла). Мне эта идея очень понравилась, не только из-за драматизма и эффектности, но и потому что позволяла мне время от времени раскрывать характер вулканца более глубоко.
Но самый мой любимый момент, связанный с мелдингом, был заснят не в "Кинжале разума", а несколькими месяцами позже, в эпизоде "Дьявол во тьме". Этот эпизод по праву занимает место среди моих самых любимых работ, таких как "Время ярости", "Город на краю вечности", "Путешествие на Бабель", "Время обнажиться" и "Эта сторона рая".
Почему? Отнюдь не только потому что в ней показывается одна из характерных особенностей Спока и не благодаря уникальной возможности проявить себя как актера – хотя, конечно, оба эти фактора сыграли свою роль. Ну и не потому, разумеется, что это была моя первая и единственная возможность сыграть сцену, имея своим партнером камень. Этот эпизод стал одним из моих любимых благодаря своему сюжету, так сказать, основной идее. "Энтерпрайз" прибывает на планету, где колонисты занимаются добычей полезных ископаемых; в туннелях, прорытых горняками, появилось какое-то существо, которое нападает на рабочих и убивает их. Все горняки хотят уничтожить существо (ставшее впоследствии известным как Хорта). Кирк и Спок выслеживают Хорту, Спок вступает с ним в телепатический контакт и выясняет, что это не оно, а она – мать, защищающая свои многочисленные яйца, которые горняки принимали за обычные камни и уничтожали. В конце концов Кирк объясняет ситуацию рабочим и они берут Хорту и её потомство под свою защиту, более того – оказывается, что  Хорта даже приносит им пользу, проделывая туннели в породе, удобные для работы горняков.
Это одна из самых болезненных тем, тема расизма и межнациональной розни – страх перед людьми или вещами, которых мы не знаем и не понимаем. Эпизод "Дьявол во тьме" хорошо показывает, с какой легкостью безрассудный страх порождает насилие – и как попытка понять друг друга помогает обеим сторонам избежать конфликта (вот если бы и в реальном мире можно было бы так же легко достигнуть компромисса!)
Кроме того, этот эпизод стал важной вехой в развитии вулканца, поскольку позволяет нам через мелдинг, пусть хоть мельком, но чуть-чуть глубже взглянуть на его психологию. Это так же показывает, насколько более пацифистским стало мировоззрение Спока по сравнению с эпизодом "Куда не ступала нога человека", в котором он хладнокровно советует капитану убить Гарри Митчелла. Теперь же, в "Дьяволе" мы видим, что уважение к любой жизни становится одной из основополагающих черт в характере вулканца и он стремится любыми путями предотвратить насилие, направленное против живых существ, пусть даже и совершенно чужеродных людям.
Мы снимали этот эпизод в январе 1967года. Я очень хорошо помню те съемки, потому что как-то в полдень мы снимали сцену, где у Билла был большой диалог и тут ему позвонили на студию и сообщили, что его отец, живший во Флориде, скоропостижно скончался. Продюсеры дружно сказали Биллу, чтобы он бросал всё и уходил, что они как-нибудь смонтируют сцену, чтобы обойтись без него – но он только мотнул головой и, стиснув зубы, произнес: "Нет, мы же остановились прямо на середине сцены. Я должен закончить её прежде, чем уйду".
Мы с Ди сказали ему: "Всё в порядке. Просто иди, Билл…ступай". Но Билл – он же такой дуэлянт! Жизнь бросила ему вызов и он не собирался уклоняться от него.
И он закончил сцену, несмотря на то, что напряжение на съемочной площадке было просто невыносимым, так как все мы могли только беспомощно смотреть, как он борется с самим собой, стремясь довести работу до конца. Это был тяжелый, напряженный полдень, в основном именно потому, что мы совершенно ничего не могли сделать для Билла, кроме как молча стоять и не мешать ему.
В конце концов Билл завершил сцену и уехал, а мы продолжали снимать с того момента, когда Спок приближается к Хорте, чтобы вступить с ней в телепатический контакт. Кирк всё это время просто стоит и наблюдает. На протяжении всей этой сцены мы снимали дублера Билла со спины, а когда Билл вернулся, мы досняли несколько недостающих планов, где он по сюжету должен был быть в анфас.
Для тех из вас, кто наслаждается каждой мелочью в Треке, будет интересна одна деталь. Если вы внимательно смотрели сцену с мелдингом, то могли заметить, что когда камера смотрит Кирку в спину, видно, что его руки, в одной из которых фазер, спокойно опущены вдоль тела. Однако когда в следующий момент капитана показывают спереди, он держит фазер направленным на Хорту.
Когда Билл через несколько дней вернулся из Флориды, мы с Ди решили проиграть ему то, что у нас получилось, чтобы он мог доснять крупные планы. Я объяснил ему сцену, где я вступаю в мелдинг с Хортой и что когда прикасаюсь к существу, у меня вырывается крик: "Больно…"
Несмотря на то, что Билл только что пережил тяжелую личную трагедию, его дьявольское чувство юмора от этого совершенно не пострадало. Он скрестил руки на груди и глубокомысленно произнес: "Итак, скажи мне ещё раз, как я должен себя вести. Что конкретно ты делаешь?"
"Ну, я вскрикиваю", сказал я и, закатив глаза, изобразил примерно, как я кричу: "Больно! Больно…"
"Хмм…", Билл задумался с серьёзным видом, "слушай, я хотел бы увидеть всю эту сцену целиком, всё в точности, что вы сделали, пока меня не было".
И вот я послушно опустился на корточки, закрыл глаза и положил руки на воображаемую Хорту. "Больно!", воскликнул я, а потом набрал воздуха в легкие до упора и завопил в полный голос:"БОЛЬНО…!"
Все кто был на съемочной площадке аж подпрыгнули и ошарашенно посмотрели на нас. А Билл, в чьих глазах слабо тлели отблески прежнего веселья, которое возвращалось к нему, воскликнул:"Иисус-мария! Кто-нибудь, дайте же этому бедняге аспирин!"
Интересно, что эпизод, из-за которого я больше всего натерпелся страху, был снят до "Дьявола во тьме". Черновое название его было "Одержимые спорами", сценарий написал Натан Батлер (под псевдонимом Джерри Соул); сюжет повествовал о романе Зулу с гавайской девушкой, Лейлой Каломи. Но Джин Родденберри нашел сценарий недостаточно проработанным и передал его своей тогдашней секретарше, Дороти Фонтана, которая уже писала раньше сценарии для других телевизионных сериалов.
В 1960г. Дороти написала сценарий для эпизода "Подарок для Билли" (сериал "Большой человек"). Барри Салливан продюсировал сериал; я в нем появляюсь кое-где да и то мельком. Работать с Дороти было очень комфортно – она поражала меня своей добротой и неизменной любезностью и я немало полезного почерпнул из её высказываний. Дороти очень талантлива, это  цельная и сильная натура и я безмерно уважаю её.
Но когда в один из дней 1967года она подошла ко мне на студии и сказала:"Эй, у меня есть идея – почему бы нам не рассказать историю любви Спока?" – я был захвачен врасплох. Более того – я просто пришел в ужас.
"Но позволь", сказал я ей, "я начинаю нервничать даже просто слушая, как ты говоришь мне такие вещи. Мне наконец-то удалось ухватить суть этого характера и я не хочу разрушить всё, чего мы достигли". Вулканец в моем понимании – и в понимании зрителей – уже сложился как хладнокровная, сдержанная, неэмоциональная личность и даже сама фраза "история любви Спока" казалась, так сказать, оксюмороном*.
"Поверь, это будет классная, выигрышная история..." сказала Дороти и начала объяснять мне сюжет. Это выглядело так – сколько-то лет назад, Спок некоторое время жил на Земле и там он встретил девушку, Лейлу Каломи. Она полюбила вулканца (разумеется, безответно). И теперь, шесть лет спустя, они снова встречаются на планете, где все колонисты находятся под влиянием спор местных растений; "инфицированные" ими люди ощущают себя частью целого, полны любви и согласия и забывают о своих проблемах и бедах…
Помнится, в мае 1966года, в своих мемуарах Джин Родденберри так писал о Споке:

"Завораживающий" взгляд Спока обладает огромным влиянием на земных женщин и немалых усилий стоит вулканцу избегать близкого контакта с ними. Предыстория такова – много лет назад, когда Спок только поступил на службу, он был несколько небрежен в этом отношении, а возможно, даже в какой-то степени получал удовольствие от воздействия этой своей привораживающей силы на земных женщин. И это не замедлило принести ему проблемы и в личном и в профессиональном плане.

Одной из таких женщин (и проблем), без сомнения, и была Лейла Каломи.
Не буду врать, я был заинтригован и вместе с тем вся эта идея в целом лишала меня мужества. Даже после того, как мы начали снимать эпизод – теперь он назывался "Эта сторона рая" – я чувствовал ужас, освобождая Спока от эмоций. Как отреагируют фаны, увидев хладнокровного,
рационального вулканца, раскачивающимся на деревьях? (Как бы там ни было, несмотря на все мои тревоги и волнения, должен признать, что снимать этот эпизод было чертовски весело. Я не только повисел кверх ногами на ветке дерева, но и нанес шикарный удар по физиономии своему командующему офицеру и отказался выполнять приказы!)
В  окончательном варианте сценария Спок не только целует женщину – там содержится и намек на нечто большее (после первого поцелуя Спок появляется в следующей сцене одетым в гражданское, так что невольно задаешься вопросом, чем он занимался во время рекламной паузы.)
Джилл Айрелэнд, редкостная красавица, сыграла Лейлу Каломи (имя "гавайской девушки" оставили прежним, хотя оно мало вязалось со светлыми волосами и голубыми глазами актрисы). Она была замужем за Чарльзом Бронсоном – его роли крутых парней были известны уже тогда, ещё до выхода фильма "Жажда смерти". Они очень любили друг друга, к тому же Чарли весьма собственнически относился к своей красавице-жене – до такой степени, что непременно присутствовал на съемках каждой её сцены. Так что можете себе представить моё состояние – мало того, что я нервничал, какой эффект окажет этот эпизод на зрителя, да ещё я должен был несколько раз целовать жену Чарльза Бронсона у него на глазах!
К счастью, Дороти Фонтана оказалась права – идея рассказать историю любви Спока действительно была удачной, даже более чем; все мои тревоги оказались совершенно необоснованными. И по сей день "Эта сторона рая" остается одним из любимейших эпизодов фанов, возможно, потому что, как и "Время обнажиться", позволяет, пусть и мельком, увидеть другую сторону натуры вулканца.
Возможно, единственный эпизод сериала СтарТрек, который вызывает широкий резонанс и по сей день – "Время ярости" – является квинтэссенцией всего вулканского в сериале. Написанный писателем-фантастом Теодором Стардженом, этот эпизод позволил нам в первый раз увидеть родную планету Спока (благодаря недорогим декорациям из папье-маше, построенным в студии звукозаписи, и подставке с большим гонгом) и других вулканцев. Прекрасный сценарий Старджена дал толчок волне Вулканалии.
История – одна из самых бесстыдных по стандартам 60-х – основывается на семилетнем брачном цикле вулканцев. Спок вдруг начинает вести себя странно и капитан Кирк наконец добивается от него, что его первый офицер должен вернуться на Вулкан для прохождения брачного ритуала (кун-ут-кал-иф-фии) или умереть. Кирк ставит на карту свою карьеру ради того, чтобы вернуть Спока на родину и в конце концов вынужден драться с ним ради его спасения и "погибнуть".
Тут будет уместно процитировать отрывок из воспоминаний Джина Родденберри, датированных маем 1966года:

("подавление эмоций" у вулканцев) возможно, так сильно, что необходим своего рода гипноз, освобождение от этого – как часть сексуального акта, из чего мы можем сделать вывод, что любовь на планете Спока несколько более неистова и груба, нежели могут допустить земные понятия об утонченном наслаждении. (мы, возможно, никогда не увидели бы сценарий, содержащий в себе эту идею, если бы NBC не пошла на некоторые послабления в своей политике.)

К счастью, эпизод "Время ярости" проскользнул сквозь сеть цензуры, несмотря на то, что в нем явно показывалось, что суровое прошлое вулканской расы придало жестокий оттенок её сексуальности.
Режиссером эпизода был Джо Пивней, он пришел к нам с театральных подмостков дальнего запада. Он даже снимался в нескольких ранних черно-белых фильмах Уорнер Бразерс и играл приятеля Джона Гарфилда в фильме "Тело и душа". Джо режиссировал многие эпизоды Трека, включая "Дитя пятницы", "Смертельные годы" и "Неприятности с трибблами" (который я, без сомнения, под влиянием Спока, никогда по-настоящему не ценил, поскольку он казался мне слишком легкомысленным). Джо проделал великолепную работу, снимая этот эпизод – особенно сцену ритуала кун-ут-кал-иф-фии и сцену схватки Кирка и Спока.
Значительной частью своей завораживающей силы и холодного достоинства "Время ярости" обязан изумительной игре Селии Ловски, исполнившей роль Т'Пау, матриарха Вулкана. Джо вспомнил своё сценическое прошлое, когда ему приходилось работать с Селией (она была замужем за характерным актером Питером Лоррой) и решил, что она идеально подходит для этой роли. Он оказался прав. В самом деле,  много лет спустя, когда мы снимали "Звёздный путь III – В поисках Спока" я хотел снова видеть в роли Т'Пау эту актрису, которая так хорошо смогла передать ледяную гордость и чувство собственного достоинства, присущие Верховной Жрице Селейи. К сожалению, к тому времени она уже скончалась; но нам повезло заполучить на эту роль Джудит Андерсон, которая держалась на экране с поистине королевским достоинством.
Слова "живи долго и процветай" придумал Тед Старджен, прекрасный драматург с сердцем настоящего поэта.  Его всегда отличали необыкновенные по силе диалоги, например этот:

Т'ПАУ: Живи долго и процветай, Спок
СПОК: Нет, не смогу…никогда. Ведь я убил моего капитана и друга.

Прекрасные строки.
Это, теперь широко известное вулканское приветствие было впервые произнесено Споком, когда он приветствует Т'Пау перед началом брачного ритуала. В этой сцене я решил воспользоваться удобным случаем и внести нечто новое в традиции и ритуалы Вулкана; поскольку руки, как часть чувственного общения были всегда очень важны для вулканцев, я решил придумать какое-то невербальное приветствие с использованием именно их.
Жест, который вскоре стал известен как вулканский салют, я позаимствовал из ортодоксального иудаизма. В течение воскресной службы Когэны (то есть священники) благословляют свою паству. При этом они простирают обе руки ладонями вниз над собравшимися, соединив средний палец с указательным, а безымянный с мизинцем таким образом, что пальцы на обоих руках образуют букву V. Этот знак у евреев символизирует бувкву шин, это первая буква в слове "Шаддай", то есть Господь, Единый; в еврейской символике шин так же означает Святой Дух.
Этот ритуал производил на меня огромное впечатление, когда я маленьким мальчиком посещал вместе с моей семьёй службы в синагоге. Женщины садились отдельно от нас, на балконе, а я – впереди, рядом с моим отцом, дедом и старшим братом, Мелвином. В тот момент, когда Когэны благославляли собравшихся, меня всегда охватывало глубокое, волнующее предчувствие чего-то волшебного, словно на моих глазах совершалось некое таинство. Священники нараспев по-иудейски произносили:
"Господь да благословит вас и сохранит. И да обернет Господь к вам лицо Свое и дарует мир душе вашей…"
Их голоса, сливаясь в унисон, взмывали и падали и снова поднимались почти до крика – настолько владел ими религиозный экстаз.
"Не смотри", прошептал мне отец, "закрой глаза. Тебе не надо смотреть на это"
Я был ребенком и, разумеется, спросил, "Почему?"
"Потому что наступает миг, когда Шекхина** – святой дух Божий – посещает храм"
Мне приходилось слышать, что схождение Духа Божьего слишком величественно, слишком прекрасно и необычайно, чтобы взор простого смертного мог его выдержать и я послушно закрыл лицо руками.
Но, разумеется, я подглядывал.
И я увидел, как Когэны, охваченные религиозным экстазом, прикрыли головы и лица капюшонами, продолжая простирать руки над прихожанами. И когда они взывали к духу Божьему, пальцы их оставались в том же положении, изображающем букву шин.
И вот, когда я напрягал своё воображение, чтобы придумать какой-то жест, который лучше всего отобразил бы миролюбие вулканцев, мне пришел на память этот знак, которым Когэны благословляют свою паству.
Разумеется, Т'Пау должна была вернуть приветствие Споку, но тут возникла проблема – Селия Ловски никак не могла сложить пальцы нужным образом. Ей в конце концов с трудом и болью удалось-таки развести пальцы и зафиксировать их в таком положении перед тем, как поднять руку в салюте, а оператор ухитрился быстро заснять этот момент до того, как пальцы Селии перестали её слушаться.
Идея о вулканцах, как о расе, придающей большое значение прикосновению, так же обыгрывается в эпизоде несколько ранее, когда Спок ощущает в себе неумолимое влияние пон-фарра, но мужественно борется с самим собой, чтобы скрыть его симптомы. Я решил, что это дикое напряжение должно выражаться именно через движения рук Спока; поэтому когда он начинает терять над собой контроль, то сцепляет руки за спиной и яростно стискивает пальцы.
Интересно, что вулканская сущность практически слилась с моим сознанием во время съемки этого эпизода. Когда я впервые прочитал сценарий "Времени ярости" он глубоко меня взволновал – но у меня сразу появились некоторые замечания по поводу концовки, когда Спок широко улыбается, при виде Кирка, которого считал мертвым ("которого я убил!", прошептал вулканец внутри меня). По крайней мере, я думал, что у меня есть замечания. Вот отрывок из письма, написанного мною Джину Родденберри по поводу этого эпизода:

Начиная с 64-й страницы, когда эпизод уже подходит к концу, я чувствую, что мы должны перестать обманывать сами себя и позволить по-настоящему раскрыться одному из самых сильных мест в сценарии. С одной стороны, мне кажется, что Спок скорее дал бы волю своим эмоциям, если бы они с Кирком оказались в медотсеке наедине. Мне как-то неловко оттого, что Спок так откровенно демонстрирует свои эмоции по поводу "воскрешения" Кирка в присутствии Маккоя и Кристины. Я думаю, ему следовало бы выйти и пережить этот эмоциональный всплеск наедине с собой. Но с другой стороны, поскольку он на самом деле искренне верил, что Кирк погиб, полагаю, мы не имеем права лишить его возможности поддаться чувству радости, захлестнувшей его при виде ожившего друга.

Как вы знаете, сцена была отснята в оригинальном варианте сценария, то есть Маккой и сестра Чапел оказались свидетелями нехарактерной для Спока вспышки дикой радости. И я рад, что так вышло; каждый раз, когда на конвенциях СтарТрек демонстрируют этот эпизод, аудитория просто беснуется от восторга. Зрители особенно любят момент, когда Спок сухо объясняет Маккою, что его радость была "совершенно логична – ведь Звездный Флот не потерял одного из своих лучших офицеров".
Это подтолкнуло меня к догадке, кто на самом деле не хотел, чтобы эта сцена была сыграна подобным образом. Вулканец снова заглядывал мне через плечо и я даже невольно заговорил от его имени. Спок не хотел, чтобы Маккой присутствовал при этой сцене, потому что знал, что доктор припомнит ему это позднее!

СПОК:     Абсурд. Как я уже объяснял доктору Маккою, моя реакция в тот момент была 
                абсолютно логичной. Мне нет нужды прибегать к каким-либо уловкам – которые для 
                вулканца эквивалентны лжи. А как ты прекрасно знаешь…

НИМОЙ: (устало) Да, Спок, я помню – ты не способен солгать. Но как ты прекрасно знаешь, ты
                вполне способен на некоторые "преувеличения". А от них недалеко и до отговорок, вер
                но?

СПОК:    (каменное молчание)

Пожалуй, вторым наиболее "вулканским" эпизодом в Треке стал эпизод "Путешествие на Бабель", в котором впервые появляются родители Спока и всплывает правда об их отношениях и конфликте между Споком и его отцом Сареком, длившемся восемнадцать лет и благополучно разрешившимся на борту "Энтерпрайза". "Бабель" был написан Дороти Фонтаной, которая заслуживала всяческого доверия за свой предыдущий вклад в "вулканалию" (после "Бабеля" и "Этой стороны рая" она написала сценарий к эпизоду "Инцидент на "Энтерпрайзе", в котором судьба сталкивает Спока с непомерно влюбчивой ромуланкой-коммандером)
Роль Сарека, отца Спока сыграл Марк Ленард – он уже участвовал ранее в одной из серий Трека, в роли ромуланца (на самом деле это была одна из первых его ролей в Голливуде – и, несомненно, он настолько хорошо её сыграл, что когда продюсерам в следующий раз понадобился кто-то на роль парня с острыми ушами, они сказали: "Слушайте…помните того парня, который сыграл ромуланца в "Балансе террора"?).
Величественное достоинство, которое он вложил в роль Сарека завоевало ему прочное место в сердцах фанатов Стар Трека. Джейн Уйатт, чья карьера несколько застопорилась после фильма "Последний горизонт", так же изумительно подошла на роль матери Спока, землянки Аманды; оба, и она и Марк чудесные люди и талантливые актеры; они внесли огромный вклад в Стар Трек. (Уверен, что Спок простит ей когда-нибудь то, что она раскрыла страшную семейную тайну на одной из особенно многолюдных конвенций Стар Трека в Нью-Йорке. Когда публика насела на неё с просьбой назвать первое имя Спока – в конце концов, кому же ещё его знать, как не матери? – Джейн с улыбкой ответила: "Харолд")
Хотя Марк уже участвовал в шоу ранее, мне не приходилось сниматься с ним вместе до той самой первой сцены в "Бабеле". В первый раз мы трое встречаемся "лицом к лицу" в тот момент, когда Сарек и Аманда прибывают на борт "Энтерпрайза" и приветствуют капитана. Вулкан и вулканцы очень заинтересовали Марка и он захотел узнать о них как можно больше, так что мы постоянно беседовали об этом, когда находились вместе на студии.
"Идея в том, что для расы вулканцев имеет огромное значение тактильный контакт", рассказывал я ему, "и я всегда выискиваю возможность использовать руки и пальцы, чтобы подчеркнуть эту их особенность". Я рассказал о вулканском слиянии разумов и продемострировал вулканский салют – который, к счастью, дался Марку довольно легко (никто не давал этому более меткого описания, чем Ди Келли – который, будучи доктором Маккоем, сказал об этом салюте: "Это даже неприятнее, чем [носить] униформу!" – он так и заявил, я тому свидетель. У Билла Шатнера этот салют тоже никогда нормально не получался; очевидно, кое-что удается хорошо только настоящим вулканцам)
Возник вопрос, каким образом Сарек и его жена-землянка могут демонстрировать свою привязанность друг к другу. Держаться за руки было бы слишком, но, возможно, ритуальное касание кончиками пальцев подошло бы больше…
Марк и Джейн прониклись и придумали прекрасный жест, когда Аманда касается двумя сложенными пальцами двух пальцев мужа. Получилось очень трогательно; это была немаловажная деталь, украсившая один из лучших эпизодов Трека.
Рассказывая о "вулканалии" в это главе, я чувствую, что это только сборник воспоминаний о нашей работе Джина, помощника режиссера Боба Джастмена и исполнительного продюсера Херба Солоу – воспоминаний, имеющих отношение к вулканцам. Однако это прекрасно иллюстрирует, сколько времени и сил положили режиссеры и продюсеры, чтобы голый костяк идеи облекся плотью бесчисленных деталей, которые вдохнули в неё жизнь – например, как рождалась концепция создания вулканских имен.

Кому: Джину Родденберри                                                                                           Дата: 3 мая 1966г.
От кого: Боб Джастмен                                                                      Тема: Стар Трек – планета Вулкан
                                                                                                                      Касательно вулканских имен

Дорогой Джин!
Я хотел бы предложить такую вещь – пусть все имена сограждан мистера Спока с планеты Вулкан создаются по определенной системе.
А именно: все имена будут начинаться с букв "Сп", а заканчиваться на букву "К" и состоять исключительно из пяти букв – не больше и не меньше.
Мистер Спок как раз вписывается в эти правила. Прочие имена могут быть, например, следующими:

Споок             Спарк                Сперк                    Сплук
Спак               Спонк                Спинк                    Спэкк
Спиик             Спиак                Спаук                    Спикк
Споук             Спэлк                Спэук                     Спайкк
Спаак             Спелк                Спиук                    Спокк
Сплик             Сполк                Спаак                    Спарк
Спиак             Спалк                Сплик                    Спирк
Спанк             Спирк                Сплэк                     Спорк
Спэнк             Спарк                Сплик                     Спурк
Спинк             Спорк                Сплок                     Спикс

Надеюсь, эти варианты вам пригодятся.
Остаюсь ваш покорный слуга,
Роберт Джастмен.

Кому: Джину Родденберри                                                                                Дата: 5 мая 1966
От кого: Херб Солоу                                                    Тема: Планета Вулкан – варианты имен

Дорогой Джин:
В индустрии, основанной на непомерной тяге к творчеству, приятно, что иногда и с главой студии считаются, особенно когда дело касается такого важного дела, как обсуждение вулканских имен собственных.
Однако осмелюсь заметить, что в соответствии с нашим графиком мы должны приступить к съемкам не позднее чем через три недели и в связи с этим, мне кажется, что мы потратили достаточно – даже более чем достаточно времени – изобретая имена для родственников мистера Спока. Я глубоко уважаю ваш творческий порыв, однако осмелюсь предположить, что перед нами стоят более глобальные задачи.
Х.Ф.С.

P.S. Что ты думаешь об имени Спиик? Или Сприк? А как тебе Спрак?Спрок? Спрук? Спадк? Спидк? Спайск? Спаск? Спеск? Списк? Или любое другое из тех семидесяти восьми имен, что  уже имеются?
P.P.S. Загляни в письмо мистера Джастмена от 3-го мая и ты увидишь, что пятое имя в первом столбике совпадает с шестым именем в третьем столбике. Я понимаю – у вас, людей научной фантастики, есть особый технический термин для обозначения такого явления. Это называется "ошибка"
P.P.P.S. Что скажешь о таком предположении: все люди с планеты Вулкан – юристы (интересная идея) и все носят некие традиционные имена типа Спиик, Спорк, Сплик или, скажем, Родденберри (последнее имя совершенно необходимо, чтобы зрители всё время помнили – это научная фантастика)
P.P.P.P.S. Так же ты можешь заметить, что в письме от 3-го мая восьмое имя во второй колонке очень похоже на восьмое в четвертой. А так же десятое имя во второй колонке сильно смахивает на девятое имя в четвертой. Возможно, они и отличаются, но мое время слишком дорого, чтобы выискивать различия, обращу только твое внимание, что седьмое имя в первой колонке такое же, как третье имя во второй.

Забавно, что клише "С----к" в качестве мужских вулканских имен к тому времени, фактически, уже зародилось – отца Спока звали Сарек, а основоположника вулканской философии пацифизма – Сурак – так что шутливое письмо Джастмена возымело гораздо больший эффект, чем он мог предположить. (возникла так же тенденция начинать женские вулканские имена с букв "Т'П" – возможно, в честь почитаемой всеми Т'Пау – матриарха Вулкана). Конечно, правила образования мужских имен со временем были немного упрощены и осталась только традиция начинать их на «С» - в конце концов даже Джастин и Солоу не могли не понимать, что вулканцев намного больше, чем удобоваримых комбинаций «С----к» из пяти букв.
(Продолжая тему имен в Стар Треке: меня всегда поражал тот факт, что называя свои персонажи, Родденберри ухитрялся давать им созвучные имена, обязательно включающий букву "к". Судите сами – Кирк, Спок, Пайк, Скотт, МакКой, Сарек, Пикард…все имена короткие, звучные, четкие и вместе с тем очень разные, как всё, порожденное Родденберри. Думаю, если подойти к этому с точки зрения психологии, то станет ясно, что все эти офицеры не просто были частью мира фантазий Джина, но и создавали тот образ "сильного лидера", которым он всегда хотел быть.)
       Боб Джастмен и Херб Солоу были только двумя "закулисными" членами большой семьи Стар Трек. И, как и в любой семье, в ней были хорошие и плохие моменты, споры и разногласия.
Но об этом другой главе…

_______________________

* сочетание противоположных по значению слов (прим. переводчика)
**Шекхина (религиозное) – облако Божьей славы. "Шекхина" превосходит сиянием всякое обычное облако. Считается видимым проявлением блистающей славы Божией.

Отредактировано Ksu-Warlock (2006-11-17 16:06:17)

5

Глава V
Спокомания
или время «Грушевого Цвета в Медфорде»

НИМОЙ: Я был совершенно потрясен всеобщим вниманием к моей персоне. Потрясен, польщен,   
                тронут – и напуган.

СПОК:    Когда в ты в наконец получил желаемое, оно оказалось совсем не таким         
               приятным, каким представлялось вначале. Это нелогично, но чаще всего получается       
               имено так.

В книге "Я – не Спок" я веду с вулканцем следующий спор касательно славы и известности:

НИМОЙ: Спок…что ты чувствуешь, будучи популярным?

СПОК:    Чувства мне не знакомы.

НИМОЙ:  Прошу прощения. Я не хотел тебя обидеть.

СПОК:    Я не обижен. Твое упорное стремление подогнать меня под человеческие стандарты
               мне вполне понятно. Нам было бы легче общаться, если бы ты постарался избегать   
               этого в дальнейшем.

НИМОЙ:  Я постараюсь…ты знаешь о том, что популярен?

СПОК:    Я осведомлен о том, что определенный интерес ко мне в среде людей имеет место.

НИМОЙ:  Ты нравишься людям. Тебя это не беспокоит?

СПОК:    Заинтересованность и обеспокоенность – это всего лишь пути неизбежного расхода
               энергии. А популярность – вообще вещь малопонятная.

НИМОЙ:  Что ты имеешь ввиду?

СПОК:    В вашей культуре к известности идут какими-то странными,
               неестественными путями. Кто-то может стать популярным, появившись в
               обнаженном виде на страницах одного из ваших журналов. Некоторые животные –
               собаки, например, и прочие млекопитающие, становятся популярными, когда их
               неделями показывают в ваших телевизионных драмах. Не лучше было бы заслужить
               славу и почет реальными достижениями?

НИМОЙ:  Популярность и истинный успех несовместимы, считаешь ты?

СПОК:    Виктор Гюго сказал: "Слава? К чему – ведь это лишь очень малая часть
               истинного величия"

НИМОЙ:  Звучит слишком помпезно.

СПОК:    Возможно, но мистер Гюго был всего лишь человеком.

НИМОЙ:  Позволь мне предложить такой вариант, Спок: если ты столь популярен среди людей,
                 не говорит ли это в их пользу в том плане, что они способны по достоинству оценить
                 чуждую им культуру и образ жизни инопланетянина, столь отличные от их собственных?

СПОК:    Это кажется логичным.

НИМОЙ:  В ваших устах, мистер Спок, это величайший комплимент!

Возможно, Спок и был равнодушен к славе, но я едва ли могу сказать то же самое о себе. Приведенную выше цитату Виктора Гюго я обнаружил, перелистывая страницы "Сборника цитат" Бартлетта в поисках подходящих высказываний – и она так глубоко запала мне в душу, что я привел её в своей книге. Эта фраза стала для меня пробным камнем, напоминая мне, что сама работа гораздо важнее, чем вызываемый ею эффект. Популярность – вещь недолговечная, она приходит и уходит, а качественно сделанная работа – остается (если, конечно, она действительно качественно сделана).
Ну а теперь я расскажу немного о Голливуде. Итак, особенность Голливуда в том, что здесь вы можете найти специалиста в любой области, какую только можете вообразить. Всегда найдутся люди, которые смогут научить вас говорить, петь и правильно расставлять ударение в словах. Хотите сыграть деревенщину из Западной Вирджинии, хотя сами вы в жизни не покидали Бронкса? Нет проблем! Нанимаете спеца с соответствующим акцентом. Желаете записать собственный альбом, даже если раньше пели исключительно в душе? Опять-таки не проблема: здесь найдутся люди, которые научат вас петь в любом стиле, от поп-музыки до оперы – и ваши голосовые данные будут при этом мало что значить.
Они могут научить вас ездить верхом, стрелять из лука, плавать, играть в теннис, ходить под парусами, боксировать. Они могут научить вас как держать удар и как падать, как смеяться и как плакать. Ну а фехтование? Ему тоже, разумеется – если вы собираетесь играть какого-нибудь головореза, вам совершенно необходимо умение владеть рапирой или саблей. Без сомнения, пока существуют актеры, будут существовать и те, кто обучает их необходимым для игры навыкам и умениям.
Но никто не учит тому, что делать, когда ваша популярность вторгается в вашу жизнь и в жизнь ваших коллег, родных и друзей. Ей-богу, я бы очень хотел, чтобы подобные уроки существовали тогда, в 1967году, потому что они помогли бы мне избежать многих ошибок, таких, например, как книга "Я – не Спок".
На последней конвенции Стар Трека девочка-подросток спросила меня: "Вы были готовы к тому, что стали так знамениты?"
И что, вы думаете, я ответил?
"Нет, я не был готов"
В самом деле, когда Джин Родднберри сообщил мне, что Стар Трек начинает переходить в разряд постоянных сериалов, мне и в голову не пришло, как это может изменить мою жизнь – ну, кроме регулярной зарплаты, конечно. Как я уже писал ранее, я был столь наивен, что даже не озаботился изменить номер телефона, который можно найти в любом справочнике. (я очень скоро осознал, насколько был неосмотрителен и исправил эту ошибку!)
Первым звоночком, возвещающим о возрастающей популярности вулканца, были огромные сумки писем, которые мы получили после выхода эпизода "Время обнажиться". Я испытал радость и одновременно облегчение, узнав, что у Спока появились поклонники – ведь руководство NBC совсем ещё недавно питало в отношении него кровожадные намерения.
Итак, письма фанов продолжали приходить, а я начал получать телефонные звонки от различных организаций и все они просили меня о публичном выступлениии. "Отлично!" отвечал я и соглашался на все предложения, какие мог осилить. Один звонок был из Медфорда, штат Орегон – меня приглашали быть главным ведущим ежегодного Праздника Грушевого Цвета в апреле 1967года.
Позволю себе отвлечься и рассказать о моем предыдущем опыте участия в таких многолюдных сборищах. В 1966году где-то в районе Дня Благодарения, как раз вскоре после того, как Стар Трек впервые увидел свет, мы с Биллом Шатнером принимали участие в Параде Санта-Клауса, который проходил по Бульвару Голливуда. В параде принимало участие множество звезд кино и телевидения; обычно они ехали в машинах с откидным верхом.
Мы с Биллом были счастливы получить это приглашение, поскольку оно означало возможность широко рекламировать наш сериал. Мы наслаждались восторженными приветствиями толпы, но когда мы приблизились к платформе ведущего, он завопил:"А теперь встречайте звезд Стар Трека – Уильям Шатнер и Леонард Нимси!"
Нимси?!
Билл повернулся ко мне и, ухмыляясь до ушей, произнес:"Такое до самой смерти не забудешь – и, скорее всего, так оно и будет"
Он оказался прав – я до сих пор не могу забыть эту дурацкую историю. И вот я согласился поехать в Медфорд, штат Орегон, более того – я решил вести парад в костюме и гриме мистера Спока.
Такой ошибки я уже больше никогда не сделаю.
Парад начался достаточно гладко. Мне было очень приятно видеть, сколько собралось народу – чуть ли не самая большая толпа за всю историю фестиваля – и особенно удивительно было, находясь в костюме Спока, видеть, как люди улыбаются и говорят, что это Леонард Нимой. И пока парад двигался по намеченному маршруту, я наслаждался лучами славы.
Проблемы начались позже, когда мы достигли ближайшего парка. На небольшом помосте был установлен стол, чтобы я мог сесть и раздавать автографы. Но вместо сотен людей, которых я рассчитывал увидеть, здесь собрались тысячи. Они хлынули ко мне с такой быстротой, что я ужаснулся – кое-кого могли в этот момент раздавить насмерть. А затем толпа с такой силой навалилась на хрупкий помост, на котором стоял мой стол, что я почувствовал, как он заколебался у меня под ногами! И я и люди, находившееся рядом со мной, оказались в опасности. К счастью, местная полиция пришла на помощь и вытащила меня из толпы.
Инцидент этот был растрезвонен газетчиками, но это меня не особенно удивило. После полудня, когда я уже находился в относительной безопасности своего гостиничного номера, мне позвонил глава отдела внешних связей NBC и сказал: "Если соберетесь выходить, будьте уверены – мы обеспечим вам надежную защиту".
Несмотря на это заявление, я был уверен, что никогда больше не рискну появиться на многолюдном сборище в костюме вулканца. А толпы тем временем продолжали прибывать.
Всего за несколько лет до того, как я впервые ощутил вкус славы, судьба свела меня с идолом современной молодежи Фабианом (он готовился на роль в эпизоде сериала "Доктор Килдар", режиссера Марка Дэниелса). Фабиан рассказал мне о том, как он впервые почувствовал себя объектом обожания людей. Его промоутеры подняли большой шум вокруг его прибытия в Лос-Анджелес и когда его самолет приземлился в аэропорту, вся площадь перед аэропортом была заполнена визжащими подростками. Он быстро заскочил в ожидавший его лимузин, но машина была моментально окружена толпой истерично вопящих фанов. Был жаркий летний день, окна запотели настолько, что было не видно даже, куда ехать, а фаны плотно обступили машину, раскачивали её и успели  разбить одно окно прежде, чем Фабиан был вынужден спасаться бегством от их любви.
Он рассказывал, что был сильно напуган, но мне тогда было сложно понять, почему. Конечно, мало приятного быть окруженным вопящими обожателями, но однако как это льстит самолюбию!
Я думал так до тех пор, пока это не случилось со мной. Я стал испытывать патологическую ненависть к фразе: "Мы обеспечим вашу безопасность", потому что в большинстве случаев это означало, что будут проблемы. Я сразу заметил, что люди, "обеспечивающие безопасность", начинают подавать друг другу сигналы о том, что проблемы начинаются – и эти сигналы, разумеется, видят фаны и понимают, что что-то не так. Я твердо убежден, что большинство случаев "истерии толпы" были вызваны действиями людей, меня охраняющих: если охранники начинали разгонять толпу, это действовало на неё, как красная тряпка на быка.
Несколько позже произошло, наверное, самое запомнившееся мне "бегство" – в универмаге Лонг-Исланда (точнее, в отделе "Мир моделей"), где я представлял свой альбом "Музыка мистера Спока – из глубин Вселенной"
Я стоял за прилавком и раздавал автографы, причем расположился таким образом, что прилавок перекрывал мне доступ к выходу из зала. В какой-то момент люди стали так напирать, что двери затрещали. Поднялся невообразимый гвалт, визг, толпа начала выходить из-под контроля; я попытался забраться на прилавок, чтобы немного её успокоить, но людей было слишком много. В конце концов заведующий отделом схватил меня за руку и сказал:"Сматываемся отсюда,  да поживее!"
Мы проложили себе путь через людскую массу и бросились бежать. К счастью, на пути нам попался офис заведующего и мы почувствовали себя в относительной безопасности, когда дверь защелкнулась за нами. Но затем мы осознали, что появилась новая проблема – мы оказались пойманы в офисе, как в ловушке! Из здания не было другого выхода, кроме как вниз, сквозь беснующуюся толпу…
Однако заведующий оказался человеком находчивым и сказал: "Погоди минутку. Мы не можем спуститься из-за всех этих людей. Но мы можем подняться наверх. Есть задняя лестница, которая ведет на крышу…"
Он позвонил в пожарную часть и оттуда прислали машину с выдвижной лестницей. Она подъехала с другой стороны здения, где толпа не могла нас видеть. Я вылез на крышу и спустился оттуда по пожарной лестнице, благополучно завершив свой побег.
В другой раз во время моего публичного появления уже в другом универмаге, толпа чуть не смяла меня; охранники еле успели втолкнуть меня в грузовой лифт, защищая от чересчур восторженных поклонников. Но фаны вцепились в меня и двери лифта никак не могли закрыться.
Случилось так, что там уже находился весьма почтенного вида пожилой джентельмен и когда я, тяжело дыша, наконец прорвался в лифт, и он уставился на меня и пронзительно вопящую орду у меня за спиной, глаза у него стали, как блюдца.
"Что происходит?" воскликнул он. "Что им нужно?" И он с недоверием посмотрел на меня, видимо, подозревая, что я совершил что-то противозаконное, что и повлекло за собой преследования. Затем он поднял узловатый палец и ткнул им в меня:
"Это ты…им нужен ты! Кто ты такой?"
Я засмеялся и сказал:"А что если я Кирк Дуглас?"
Он сердито посмотрел на меня и покачал головой.
"Нееет…ты не Кирк Дуглас"
Вспоминая об этом весьма богатом на события туре, который я предпринял, рекламируя свой альбом, я невольно вспоминаю обещание, которое дал себе, когда мне было лет двенадцать. В то время я был большим поклонником Дэнни Кайе; вместе с другими мальчишками я пришел к их студии в Бостоне и стоял под дверью, в надежде получить автограф.  Ждать пришлось долго,
прежде чем мистер Кайе наконец вышел из студии в сопровождении двух коллег. "Никаких автографов!" бросили они нам и быстрым шагом пробились сквозь нашу толпу. Но я не смирился так просто и последовал за ними. Мистер Кайе и его группа уже садились в машину, но я успел перехватить одного из них.
Я повторил свою просьбу об автографе, но он не только не ответил, но даже не взглянул на меня, просто сел в машину и они уехали. Глубоко разочарованный и расстроенный, я поклялся, что если когда-нибудь стану знаменитым, то никогда никому не откажу в автографе.
Припоминаю, что этот обет не казался мне таким уж правильным во время моего турне – особенно в тот раз, когда я, не сходя с места, раздал не менее восьми тысяч автографов, работая с десяти утра до шести вечера (и до сих пор, к моему глубокому разочарованию, я не могу преступить этой клятвы, хотя кажется физически невозможным обеспечить автографами всех желающих!)
"Побеги" от толпы вскоре начали становиться частью моей жизни. Одна часть меня получала удовольствие от этих приключений; другая часть ненавидела их. Всеобщее внимание одновременно льстило мне и лишало присутствия духа. Самые элементарные вещи – выехать куда-то пообедать, или погулять, или в театр – неожиданно начали превращаться в проблему. Перед каждой такой поездкой мне и моей семье приходилось составлять целый план действий, как на войне:"Как мы доберемся туда? Как войдем? Как выйдем? Можно ли будет оставить машину прямо перед дверью? И сможем ли мы выбежать через кухню в случае чего?" Я перевидал великое множество ресторанных кухонь и служебных лифтов в отелях.
Любое путешествие также осложняло жизнь. Я не мог просто поехать в аэропорт и сесть в самолет; представители авиакомпании выходили, чтобы встретить меня и сопроводить в отдельный зал для ожидания. Я всегда пользовался этим, чтобы незамеченным сесть в самолет до того, как начнется посадка. Итак, я следовал за работником аэропорта каким-нибудь обходным путем и садился в ещё пустой самолет; целая делегация препровождала меня на моё место (разумеется, иногда бывало так, что после всех принятых мер предосторожности самолет совершал посадку и у меня всё внутри сжималось, когда капитан весело извещал всех по внутренней связи:"А догадайтесь, кто летел сегодня с нами, друзья? Никто иной, как мистер Спок из Стар Трека!")
Несмотря на популярность вулканца, его частенько по ошибке обзывали "доктор Спок", путая с известным педиатром, выпустившим несколько книг по уходу за ребенком. В 1968году я имел честь встретиться с доктором Бенджамином Споком на сборе, спонсируемом американским Союзом Гражданских свобод. (в то время, убежденный, что мы должны вывести свои войска из Вьетнама, я начал активно участвовать в политической компании Юджина Маккарти, лидера пацифистского движения. Я так же работал с общественным объединением фермеров Цезаря Чавеза и с южной общиной христиан Мартина Лютера Кинга, в дополнение к ACLU)
Бенджамин Спок тоже активно содействовал движению за мир. В 1968году он был арестован за свою активность вместе с группой таких же энтузиастов и когда я с ним встречался, ему ещё предстояло судебное разбирательство. Это был сильный, энергичный, атлетически сложенный человек, ярый поборник социальных ценностей и я с волнением беседовал с ним. Представляясь, я произнес: "Добрый день! Я Леонард Нимой, исполнитель роли мистера Спока в телевизионном сериале Стар Трек".
Он с улыбкой пожал мне руку и с живостью ответил: "Я знаю. Ну и как – вам они ещё не предъявили обвинение?"
После инцидента с Мойрой МакГивней, которая просила разрешения потрогать мои уши, я уже не мог не обратить внимание на тот факт, что основная масса поклонников Спока принадлежит к прекрасному полу. По каким-то таинственным причинам женщины находят Спока совершенно неотразимым. По этому поводу было сделано множество самых разных предположений – включая теорию о привлекательности "сатанинской" внешности Спока – но самое забавное предположение высказал известный писатель-фантаст Айзек Азимов в своей статье "Мечтаю о мистере Споке" (по чистой случайности она появилась в "Путеводителе по миру ТВ" почти в тот же месяц, когда проходил тот самый ужасный фестиваль Грушевого Цвета, который я до самой смерти не забуду). В юмористическом очерке развивалась идея, что женщины находят Спока сексуально привлекательным потому что он умный (горюя по всем тем годам, которые он вынужден был молчать по данному вопросу, доктор Азимов базирует свою теорию на телевизионных комедиях положений, в которых часто изображается глупый муж, беззаветно обожающий свою умную жену).
Вот что он пишет:

Долгие годы я старался быть глупым мужем…не понимая, почему мистера Спока считают таким сексуальным…отчего девушки трепещут, стоит ему чуть приподнять бровь; почему они визжат от восторга, если легкая улыбка касается его губ. И всё это потому что он умен!
Если б только я знал об этом! Если б только знал!

Я просто протащился от этой статьи и написал Азимову следующее письмо:

8 мая 1967года
Дорогой мистер Азимов!

Возможно, времена изменились, хоть я в этом и не уверен. Когда я только приехал в Калифорнию и начал свою карьеру артиста, всеобщим кумиром был Марлон Брандо и он завоевал сердца американских женщин, играя глупого, бесчувственного грубияна. Возможно, вы правы – я очень на это надеюсь.
В любом случае, статья изумительна и я не сомневаюсь, что я не одинок в своем мнении.

С глубокой благодарностью,
Леонард Нимой

Вскоре пришел ответ:

17 мая 1967года
Дорогой мистер Нимой!

Благодарю за неожиданно благосклонный отзыв о моей статье.
На самом деле я не думаю, что большинство женщин очень умны – ну, может, лишь небольшой процент, несколько тысяч, способны сказать что-то умное. Но сами посудите – какой нормальный мужчина нуждается в нескольких тысячах женщин – особенно, если все они собираются говорить?
Мои фаны в письмах не раз выражали уверенность, что истинная причина вашей (или мистера Спока) привлекательности для женщин заключается в том, что вы нечувствительны их чарам. При мысли о том, что именно она могла бы оказаться той, которая покорит вас, в каждой из этих хорошеньких штучек просыпается охотничий инстинкт.
Это плохие новости для меня, поскольку, хоть умом меня вроде как Бог не обидел, в качестве объекта завоевания я – самый доступный мужчина, какого только могут встретить женщины. Меня до смешного просто завоевать – видимо, поэтому не многие и беспокоятся…зато посметься они всегда горазды.

Искренне ваш,
Айзек Азимов

Спустя годы интерес женщин к Споку уже не подлежал сомнению…интересные плоды креативного творчества фанов – и их эротических фантазий – встречаются в журналах для болельщиков. На обложке одного спортивного журнала я как-то увидел рисунок, изображающий Спока практически полностью обнаженным, исключая некое подобие набедренной повязки, со скованными руками. Заголовок гласил: "Спок покорен!"
Я был, разумеется, страшно польщен – и сразу вспомнил, как одна юная студентка из колледжа  Боулинг Грин сказала мне: "А вы в курсе, что являетесь предметом эротических мечтаний тысяч и тысяч женщин по всему миру?"
Я поднял свой бокал и провозгласил тост:"За то, чтобы все ваши мечты стали реальностью!"
В то же время я понимал, что всем им нужен совсем не я, а Спок. Вулканец, разумеется, хранил молчание по этому поводу и – в отличие от доктора Азимова – молчание гробовое. Я могу с легкостью вообразить беседу Спока с одной из "хорошеньких штучек", как их назвал в своем письме Азимов:

ОНА:    Мистер Спок, могу я предложить вам что-нибудь выпить? Скотч, бурбон, бренди, мартини?

СПОК:  Мадам, мой разум вполне соответствует своим функциональным характеристикам.   
             Не вижу причин влиять на него с помощью стимуляторов или депрессантов.

ОНА:     С вашего разрешения я сменю свой туалет на что-либо более удобное…и подходящее
              в данной ситуации.

СПОК:  Поскольку костюм, который в данный момент на вас, не слишком функционален и, как вы
             мне сообщили, отнюдь не удобен, я не могу понять логической причины, побудившей вас
             приобрести его и носить.

Возможно Азимов был прав, предположив, что неприступность Спока только подогревает интерес к нему прекрасной половины фанаток Трека. Надо сказать, что "подпольная сеть" осведомителей у треккеров зачастую работает не хуже, чем у настоящих партизан в дни оккупации.
Я припоминаю одно свое публичное выступление в Биллингсе, штат Монтана. Только я вошел в гостиничный номер и повернул ключ в замке – звонок. Я поднимаю трубку и слышу девчачий голос: "Мистер Нимой?"
Когда я ответил утвердительно, она защебетала: "Меня зовут Мэри, я одна из самых больших ваших поклонниц. Я просто хотела сказать вам "привет" и сказать, как я люблю Стар Трек!"
"Как вы меня нашли?" спросил я с невольной дрожью.
"Ой!" воскликнула она, "я слышала, что вы должны приехать в Биллингс, поэтому я просто звонила во все отели, пока не нашла тот, где вы остановились"
Я поблагодарил её и объяснил, что не могу разговаривать, потому что должен через несколько минут выступать. Я повесил трубку, переоделся и только направился к двери, как опять раздался звонок.
Я поднял трубку и услышал: "Мистер Нимой? Меня зовут Патриция. Я проживаю в Чикаго и просто хотела сказать вам "привет"
Как же она-то меня нашла?
"Мэри позвонила мне из Денвера…"
Энтузиазм большинства фанов всегда трогал меня и я им признателен, хотя иногда некоторые их действия могли иметь – или имели – весьма неприятные последствия. В 1967году одна пятнадцатилетняя девочка из Хьюстона продала машину своей матери и навыписывала поддельных чеков на 1500 долларов, пытаясь добраться до Голливуда и увидеть меня. Надо ли говорить, что я не ставил своей целью её увидеть, а тем более никак не мог поощрить криминальных действий, которые были пущены ею в ход для достижения своей цели.
А затем случилось вот что – журнал "Шестнадцатиление" опубликовал мой домашний адрес.
Да, глаза вас не подводят – мой домашний адрес. Я не видел этой заметки, но уж никак не мог не заметить потока писем, который захлестнул мой дом. Через несколько дней их стало столько, что почтальон отказался их доставлять; в конце концов почта привезла мне их на грузовике и ещё долгие недели мы жили среди гор писем, заполонивших гостиную, потому что их было больше, чем я был в состоянии прочесть. А потом отдельные наиболее активные фаны начали прятаться по кустам у моего дома, в надежде увидеть меня, когда я вхожу или выхожу…
К счастью, даже самые отчаянные из фанов оказались людьми достаточно порядочными; я больше тревожился о том, что спокойствие моей семьи оказалось под угрозой – такое постоянное преследование кому угодно будет действовать на нервы. Но это всё были цветочки; как-то раз произошел случай, от которого у меня до сих пор кровь стынет в жилах.
Это случилось в 1978году, я снимался тогда в ремейке фильма "Нападение похитителя тел" в Сан-Франциско. Поскольку действие в основном происходило ночью, мы снимали ещё до зари, когда на улицах никого нет. Однажды ночью, закончив сцену, я шел к своему трейлеру и тут за моей спиной раздался голос женщины: "Пожалуйста, могу я попросить у вас автограф для моего четырнадцатилетнего сына?" Было темно и я не мог как следует рассмотреть её; я просто подписался на бумаге, которую она мне протянула, поблагодарил её и продолжил свой путь к трейлеру, чтобы хоть немного отдохнуть.
Мы закончили снимать в районе полуночи и я поехал в мотель, собираясь наскоро принять душ и переодеться, чтобы затем вместе с несколькими членами съемочной группы приняться за поздний ужин. Но стоило мне войти в комнату, я сразу понял, что ограблен. Кто-то забрал мою одежду, багаж, водительские права и кредитные карточки. Но более всего меня ошарашило, что простыни были смяты, как-будто кто-то спал в моей постели. И чем внимательнее я оглядывал комнату, тем больше вещей обнаруживал пропавшими.
Весь дрожа, я вызвал полицию. Они сказали, что для того, чтобы помочь мне, они должны знать мои данные; я согласился и сообщил им моё имя и адрес.
Потом я спустился в обеденный зал и сообщил моим коллегам о случившемся. Когда спустя час или чуть позже я вернулся к себе в номер, меня встретил телефонный звонок. Я поднял трубку; женский голос спросил: "Мистер Нимой?"
"Да", насторожился я.
Она защебетала в самой дружеской манере, что мы с ней встречались раньше при других обстоятельствах (которых я, разумеется, не мог припомнить). А потом тон её разко изменился и она сказала: "Полагаю, вы хватились некоторых вещей в своей комнате в мотеле"
Я почувствовал, что меня охватывает озноб, выждал минуту и ответил: "Да, это так"
"Мы в самом деле встречались. Помните, сегодня вечером вы дали автограф для моего четырнадцатилетнего сына? Это была я…"
Тут меня осенило и я понял, что произошло: эта женщина проследила, как я прошел в свой трейлер, чтобы отдохнуть между сценами, а когда я вернулся на площадку, зашла туда, нашла ключ от моей комнаты в отеле (на нем была бирка с названием отеля), вошла ко мне в номер, провела какое-то время в моей постели, а потом забрала все мои вещи.
Разговор обретал всё более зловещий оборот.
"Полагаю, вы хотели бы вернуть эти вещи…"
"Да, хотел бы", произнес я как можно решительнее.
"Тогда почему бы вам не придти и не забрать их?"
"Нет", ответил я. "Вы придумали, как украсть их и вы же вернете мне их назад, туда, где они должны быть"
Она колебалась.
"Если я принесу их вам…где гарантия, что меня не будет поджидать полиция?"
"Никакой гарантии я вам не дам. Вам следовало подумать об этом до того, как красть мои вещи"
Внезапно она засмеялась.
"Сейчас я – это вы"
"Прошу прощения?"
От её ответа у меня по спине побежали мурашки:
"Я – это вы. Я переоделась в вашу одежду":
"Где вы?", потребовал я, преодолевая страх.
"Недалеко"
"Кто вы?"
"Я медсестра. У меня на самом деле есть сын, ему четырнадцать. И у нас к вам есть, так сказать, небольшое дельце. Я написала сценарий; Ричард Брукс, директор фильма "Посмотрите на мистера Гудбара", его одобрил…"
Беседа принимала какой-то отвлеченый характер, несмотря на то, что я снова и снова повторял требование вернуть мои вещи.
Просто чтобы проверить её россказни, я позвонил Ричарду Бруксу, надеясь, что он сейчас на студии Парамаунт. Его там не оказалось, но я объяснил ситуацию секретарше и дал ей свой номер.
Час спустя Ричард перезвонил и вопросил удивленно: "Что за чертовщина у тебя там происходит?"
Я рассказал ему эту странную историю и он сказал: "Веришь или нет, но я думаю, что смогу даже сказать тебе её имя и адрес. К нам на общий почтовый ящик действительно совсем недавно пришел сценарий от женщины, которая пишет, что она медсестра и мать-одиночка. Я не стал его читать, потому что не хочу, чтобы она обвинила меня в присвоении её идеи. Ты хочешь знать её имя…?"
"Ещё бы!"
Я поблагодарил Ричарда и тут же позвонил в полицию. Не прошло и получаса, как меня посетил очень вежливый, интиллегентного вида полицейский. Он спросил, желаю ли я возбудить уголовное дело или хочу просто вернуть свои вещи. Поскольку мне не особо улыбалась перспектива подавать заявление и мотаться по судам, он предложил такой вариант – он, офицер полиции, позвонит этой женщине и объяснит ей, что я не буду выдвигать обвинение против неё, если она сама принесет вещи назад.
Он позвонил. В течение нескоьких минут, пока мы обсуждали сложившуюся ситуацию, в дверь постучали. Я открыл и увидел посыльного; он принес все вещи, украденные у меня.
К счастью, большинство моих встреч с фанами были всё-таки более приятными. И когда я начинаю относиться к популярности слишком серьёзно, я сразу вспоминаю то высказывание Виктора Гюго…и одну свою встречу с преданным фаном в 1971году, когда я выступал в театре "Кокосовая роща" в Майами. Я только ступил на эскалатор в холле отеля, как почтенного вида джентельмен схватил меня за рукав.
"Хей!", завопил он, "вы только посмотрите, кто здесь! Я вас знаю! Постоянно вижу вас в телевизоре! Можно попросить автограф?"
Пока мы рылись по карманам в поисках ручки или карандаша, он заметил в холле приятеля.
"Чарли!" завопил он ещё пронзительнее. "Быстрее иди сюда, посмотри, кого я нашел!"
Чарли покорно приблизился; тем временем мы нашли какой-то клочок бумаги и я уже приготовился нацарапать на нем своё имя.
"Чарли", мой новый знакомый заговорщицки улыбнулся, "а ты знаешь, кто это? По телевизору его постоянно показывают! Это Крескин!"
Я радостно написал на бумажке "Крескин", пожал руки обоим мужчинам и ретировался.

6

Глава VI
Семья Стар Трек

НИМОЙ: Я так гордился собой, когда Спок стал столь невероятно популярен и
                надеялся, что мои "отцы" в Стар Треке – режиссеры и продюсеры, и
                особенно сам Создатель – тоже будут довольны мной. Но, к моему великому
                разочарованию, ничего подобного не случилось. Они стали нервными,   
                дергаными, даже враждебными по отношению ко мне – но только не
                довольными.

СПОК:    Это вполне понятно. Я тоже оказывался в подобной ситуации.

НИМОЙ: Ты, Спок?! Правда?

СПОК:    Конечно. Мой отец никогда не одобрял мое решение поступить на службу в 
               Звёздный Флот. В результате на протяжении более чем восемнадцати лет
               всякие связи между нами были практически полностью разорваны. В течение
               этого времени мы ни разу не разговаривали как отец и сын.

НИМОЙ: Знаешь, я думаю, на этот раз ты действительно понимаешь меня…

Я уже не раз говорил, что когда Стар Трек начал обретать статус "регулярного сериала", я почувствовал, что наконец-то обрел – в профессиональном смысле – и дом и семью. После шестнадцати лет "сиротства", в вечных скитаниях от работы к работе, найти постоянную работу, где я был бы действительно востребован и незаменим – это значило для меня очень многое. Разве я мог в прежние времена, приезжая на студию с утра пораньше, бодро помахать рукой охраннику и услышать в ответ дружеские приветствия, пока он открывал мне ворота? Нет, прежде я приезжал на студию, где меня никто не знал, охрана всегда останавливала меня и выспрашивала о цели визита – и приходилось объяснять, надеясь, что ворота всё-таки откроются передо мной.
Я на самом деле воспринимал моих коллег-актеров как братьев и сестер, а директоров, продюсеров и руководителей студии – как родителей. И я чувствовал себя счастливым, работая в окружении таких талантливых, творческих людей.
Но даже в самых дружных семьях периодически случаются трения и разногласия. И наша семья Стар Трек, конечно, не была исключением.
К счастью, большинство наших разногласий были незначительными и являлись неотъемлемой частью творческого процесса – они практически тут же разрешались и забывались.
Но было и одно большое "но" – всё явственней начало проявляться неприятное напряжение между мною и моими "прародителями" – оно имело место ещё когда я только пришел в съемочную группу Трека. Возникнув сразу же после успешного рождения вулканца, оно нагнеталось по мере того, как росла его популярность, пока его уже стало невозмножно игнорировать.
Одно из первых проявлений перемен в отношении ко мне руководства студии, дало о себе знать через несколько месяцев после памятного инцидента в Медфорде. Я заказал кое-какие офисные принадлежности – ручки, карандаши, бумагу – руководство студии Десайл велело отвечать на все письма фанов, хотя объем их пугающе возрастал (в то время я получал что-то около десяти тысяч писем каждый месяц). Я полагал, что это самая пустячная, рутинная просьба – что такое несколько коробок ручек и карандашей для голливудской киностудии, верно?
А вот и неверно. По-видимому, эти скромные канцелярские принадлежности значили для студии гораздо больше, чем я мог себе представить. Вот официальный ответ, который я получил от Эда Перлштейна, управляющего делами студии:

ДЕСАЙЛ ПРОДАКШЕН ИНКОРПОРЕЙТЕД

Кому: Леонарду Нимою                                                                                        Дата: 12июня 1967г.
От кого: от Эда Перлштейна                                                                                Тема: Письма фанов

Любезный Леонард!
Последние несколько недель я неоднократно консультировался с руководством студии относительно того, в каком порядке следует отвечать на письма ваших поклонников. В результате нами были выработаны некоторые правила и обязательства для обеих сторон. Для того, чтобы полностью прояснить для вас этот вопрос и больше не повторяться, я перечислю по пунктам, что включено в соглашение.

1.Компания Десайл согласна выплатить Вам в качестве компенсации 100 долларов на покрытие расходов на секретаря и материалы, необходимые для ответов на письма фанов.
2.Все материалы будут предоставлены Вам согласно нижеследующему списку. Мы согласны предоставить:
               а. Ваши фотографии (по нашему выбору)
               б. Средства для оплаты пересылки писем – теми видами почтовых отправлений, которые
                   студия сочтет приемлемыми.
               в. Почтовую бумагу с логотипом компании Десайл для ответов на письма фанов
                   (использовать для этих целей другую бумагу без согласия компании запрещается).
                   Конверты так же будут предоставляться компанией Десайл.

Это ни в коей мере не означает, что мы запрещаем вам пользоваться собственными ручками, карандашами и прочим – данные предметы вам разрешается приобретать самостоятельно, так же как и выбор прочих необходимых материалов, а так же и машинистки мы оставляем на ваше усмотрение.
Из вашей заявки, которую я отклонил и согласно которой нам следует предоставлять вам такие предметы как степлеры, скрепки, ручки, карандаши, точилки для карандашей, записные книжки и другие предметы, используемые для ведения дел с членами фан-клубов Леонарда Нимоя, я должен сказать, что компания считает эти дела не имеющими прямого отношения к сериалу Стар Трек и не возьмет на себя относящиеся к ним издержки.(прим. автора: не пытайтесь перевести эту бюрократическую галиматью на нормальный английский, только ещё больше запутаетесь)
Я бы не хотел, чтобы данное письмо было воспринято вами как некая репрессивная мера, поскольку оно имеет целью защитить интересы создателей сериала, компании Десайл и других заинтересованных лиц. Все ваши просьбы доходят до руководства и ни в коем случае не остаются без внимания, и будут непременно рассмотрены в плане их рациональности и возможных издержек. Как я уже упоминал выше, данное письмо направлено вам исключительно для того, чтобы избежать дальнейших недоразумений и недопонимания между вами и руководством студии.
Если у вас возникнут какие-то вопросы по поводу этого письма, претензии или предложения, я буду рад вам помочь (чтобы избежать расходов, посылайте ваше письмо, пожалуйста, по внутриофисной почте).
Я призываю вас не судить данное письмо чересчур поспешно и тогда вы поймете, что есть расходы, которые студия Десайл готова оплатить и есть ваши личные расходы, которые она оплачивать не может.
Вау.
Я прочитал письмо не менее дюжины раз, прежде чем убедился, что Эд действительно не шутит и что я всё правильно понял. Я-то полагал, что всего лишь попросил несколько карандашей и ручек, но руководство студии явно несколько по-своему истолковало мою просьбу. Скорее всего, они подумали: "Если мы сейчас дадим ему то, что он просит, сами знаете, далее последуют ещё и ещё просьбы, всё более наглые, потому что он будет думать, что он – звезда и ему всё позволено".
Затем я сделал кое-что, что может показаться неблагоразумным. Я тщательно обдумал этот вопрос и на следующий день, сдерживаясь, написал Перлштейну следующее письмо:

Кому: Эду Перлштейну                                                                                             Дата: 13 июня 1967г.
От: Леонарда Нимоя                                                                                                 Тема: Письма фанов

Любезный Эд,
Благодарю вас за то, что вы нашли время написать мне письмо, в котором прояснили – во всяком случае, попытались прояснить – наши взаимоотношения касательно писем фанов, поставок необходимых материалов и прочего. На мой взгляд, в вашем письме содержатся 2 (две) основные идеи и я хотел бы обсудить их немедленно, чтобы мы с вами могли достичь взаимопонимания.
Первый вопрос касается обеспечения ручками, карандашами и прочим. Спешу вас заверить, что моя секретарша и я ухитряемся обеспечивать себя этими необходимыми предметами, заимствуя их из других офисов студии, так что мы нуждаемся в поставке этих предметов лишь время от времени.
Второй вопрос касается издержек на почтовые расходы. Цитирую ваше письмо: "…для переписки с фан-клубами Леонарда Нимоя… компания считает эти дела не имеющими прямого отношения к сериалу Стар Трек и не возьмет на себя относящиеся к ним издержки". В этой связи должен сказать, что существует не много ни мало, 160 клубов Стар Трека, которые можно, согласно вашему заявлению, отнести к сугубо личным. Я привожу здесь лишь несколько примеров клубов, которые выпадают из списка «лично моих»:

"Экипаж Энтерпрайза" – Мобайл, Алабама
"Ассоциация Стар Трек" – Лос-Анджелес, Калифорния
"Спок" – Лос-Анджелес, Калифорния
"Энтерпрайз-II" – побережье, Калифорния
"Клуб Стар Трек" – Джексон Хайдс, Нью-Йорк
"Энтерпрайз Инкорпорейтед" – Грет Нек, Нью-Йорк
"Стар Трек" – Эльмира, Нью-Йорк
"Вулканский Энтерпрайз" – Бруклин, Нью-Йорк
"Треккеры" – Бруклин, Нью-Йорк

Вот только несколько примеров клубов, которые относятся к Стар Треку в большей степени, чем ко мне и которые никак нельзя пречислить исключительно к моим «личным» клубам.
А есть такие клубы, которые, возможно, нам следует вообще запретить из-за их идейной раздвоенности? Например эти:

"Энтерпрайз Нимоя" – Сан-Джозе, Калифорния
"Фанаты Леонарда "Спока" Нимоя, инк" – Б.К., Канада
"Старшина c Энтерпрайза" – Понтиак, Мичиган
(где-то 75% фан-клубов ставят в названии первым имя корабля, а потом моё, но 25% поступают наоборот)

Чтобы соблюсти интересы всех сторон, могу предложить проводить периодически ревизию всех фан-клубов, дабы определить, на кого законно тратить деньги, а на кого нет. Полагаю, если бы Белый Дом был подвергнут подобной проверке, результаты были бы весьма драматичными и вряд ли могли бы быть обнародованы.
Всецело за справедливое и равноправное ассигнование расходов,
Леонард Нимой

С этого момента в игру вступил наш ответственный менеджер и сопродюсер сериала, Роберт Джастмен (тот самый, который предложил клише "С----к" для мужских вулканских имен). У Боба весьма своеобразное чувство юмора – именно оно подвигнуло его на написание следующего забавного письма, которое, к сожалению, совершенно не способствовало разрешению ситуации:

Кому: Эду Перлштейну                                                                                              Дата: 14 июня 1960г.
От: Боба Джастмена                                                                                                  Тема: Письма фанов

Дорогой Эд!
На днях я имел возможность ознакомиться с перепиской между вами и Леонардом Нимоем. Благодаря письму мистера Нимоя я теперь могу сообщить вам, что карандаши и ручки исчезают из моего офиса с катастрофической быстротой. У меня нет никаких доказательств и я не видел логической причины, которая могла бы побудить кого-либо совершать эти грабежи. Как бы там ни было, однажды ночью я устроил в офисе засаду с целью определить злоумышленника.
К несчастью, неизвестный подкрался ко мне сзади и прежде чем я успел его разглядеть, сильно надавил мне на нерв в том месте, где плечо переходит в шею. Я потерял сознание и пришел в себя только через несколько минут. К своему ужасу, я обнаружил, что ещё больше канцелярских принадлежностей пропало из моего офиса.
Тот, кто на меня напал и похитил ручки, несомненно, обладал феноменальным слухом, поскольку я сидел совершенно неподвижно и даже старался дышать как можно тише, однако он всё равно обнаружил меня.
Был и ещё один странный случай, явно связанный с этим инцидентом. Я спрятал в коробке с ручками бритвенное лезвие, таким образом, чтобы тот (или та), кто полез бы за ними без спроса, непременно порезался бы и это изобличило бы похитителя. И вот, изучая пустую коробку, я обнаружил на дне её и на лезвии бритвы уже засохшие следы некоей зеленой субстанции. Это несомненно была кровь, однако и вы и я знаем, что человеческая кровь – красного цвета.
Кстати, возвращаясь к письмам фанов. За последний сезон я получил три таких письма и со всевозможной поспешностью на них ответил. Не откажите мне в любезности выслать пятнадцать центов на почтовые расходы.

Искренне ваш,
Роберт Джастмен

Ну как я мог устоять? И я – точнее Спок – тотчас написал следующее письмо:

Кому: Эду Перлштейну                                                                                            Дата: 15 июня 1967г.
От: Спока                                                                                                                  Тема: Первая помощь

Уважаемый мистер Перлштейн!
Я хотел бы предъявить некоторые претензии по поводу организации службы первой медицинской помощи у нас на студии.
На прошлой неделе важные дела задержали меня в офисе допоздна и в результате небольшого несчастного случая я порезал палец. Я направился в пункт первой помощи, но обнаружил, что он уже закрыт, поскольку съемки на сегодня закончились. Полагаю, в высшей степени нелогично предполагать, что несчастный случай может произойти исключительно во время съемок.
Нельзя ли как-то разрешить данный вопрос?
Спок

Примерно то же самое произошло, когда я попросил установить телефон в моей гримерной: руководство студии упиралось руками и ногами.
Прошу заметить, что я не просил их установить мне телефон бесплатно. Я готов был сам оплачивать его, но и в этом мне было отказано.
Дело в том, что на студии Стар Трек был всего один телефон. Один – это при условии, что на студии работало пятьдесят и более человек – актеры и съемочная группа. А вскоре после выхода шоу в эфир, я начал получать по несколько телефонных звонков ежедневно, причем таких, которые требовали лично моего решения. Поскольку я не мог подойти, потому что был занят на озвучивании или на площадке, накапливались звонки, требующие ответа. А во время перерыва к телефону моментально выстраивалась очередь. Другой аппарат можно было найти, только выбежав на улицу к телефону-автомату.
В конце концов я попросил руководство студии установить мне в гримерной отдельный телефон. Они пообещали рассмотреть мою просьбу. Спустя неделю или около того, когда я напомнил им об этом обещании, мне сказали, что Херб Солоу, глава компании Десайл, хотел бы лично обсудить это со мной.
Я решил, что дело в деньгах – мой контракт не включал в себя оплату телефонных звонков – поэтому я сказал, чтобы Солоу не беспокоился – я сам буду платить за телефон.
Но этого оказалось недостаточно – Солоу всё равно желал побеседовать со мной по этому поводу. И в один прекрасный день он сам пришел ко мне в офис и сказал: "Слушай, Леонард, мы никак не можем позволить тебе иметь личный телефон"
"В чем проблема?", удивился я. "Я ведь уже сказал, что сам буду его оплачивать"
"Нет, дело не в этом", возразил он. "есть и другие актеры, которые выражали такое же желание и мы всем отказали. Если мы удовлетворим твою просьбу получится некрасиво"
"Херб, ты слышал, что я сказал? Я сам буду платить за этот телефон и поставлю всех об этом в известность, так что никаких обид не будет"
Он покачал головой.
"Нет, мы всё равно не можем позволить тебе это сделать"
У меня появилось чувство, будто я переместился из вселенной Стар Трек в сумеречную зону.
"Но почему?"
"Они тебе не поверят. Они решат, что студия платит за это, а я не хочу неприятностей, у меня их и так хватает..."
Установка телефона начала обретать масштабы мировой проблемы. Но я не сдавался и в конце концов Херб внял голосу разума и позволил мне установить в гримерной телефон. И я платил за него из своего кармана.
К счастью, эта студийная паранойя захватила всё-таки не всех и большинство людей боролись с ней (и изнемогали в этой борьбе, рискуя своей профессиональной карьерой в сериале), но при этом старались относиться ко всему этому с юмором. Мне бы хотелось выразить здесь свою особую признательность ассистенту режиссера Бобу Джастмену не только за его замечательно остроумные письма (приведенные выше), но и за искреннюю заинтересованность во всем, что касалось сериала и могло бы его улучшить. Боб был настолько глубоко увлечен Стар Треком, что это поглощало его целиком. После окончания съемок я не раз слышал доносящиеся из его кабинета споры по поводу характеров персонажей, сценария, грима – или просто треп не по делу, помогающий отвести душу. Боб и для меня был своего рода отдушиной. У него был величайший талант – он умел слушать и я всегда приходил к нему, когда мне необходимо было выговориться или же у меня были какие-то предложения, либо я был чем-то недоволен. Боб никогда не отделывался от меня стандартной фразой:"Ну, у нас нет сейчас времени с этим разбираться"; если он находил моё предложение стоящим, он готов был претворить его в жизнь немедленно. Боб был яростным борцом за высокое качество сериала и если что-то нуждалось в исправлении, он сразу это замечал и принимал меры.
У него было хорошее чувство юмора – изощренное, но не злое. И хотя обычно Боб был воплощенное спокойствие и мягкость, временами он поразительно преображался – особенно когда Родденберри не успевал с переписыванием сцены. Любимой его манерой было придти в офис Джина, устроиться на краешке стола и сидеть у него над душой до тех пор, пока он не закончит сценарий; Боб хватал этот сценарий, точно ядовитую змею и тащил свою добычу ожидающему его режиссеру-постановщику. (в конце концов Джин вмонтировал в дверь своего офиса электронный замок с дистанционным управлением и когда он издалека видел приближающегося Боба, то мог быстро обезопасить себя от его вторжения).
Думаю, Боб был ближе всех к Джину. Мне, к сожалению, так и не удалось сблизиться с ним настолько, насколько мне бы хотелось. В двух словах – нам так и не удалось стать друзьями, потому что у нас было слишком разное чувство юмора.
Например, как-то раз был такой случай. Когда Стар Трек ещё только начинал свой путь, Джин и его жена Майджел очень увлекались драгоценными камнями; они покупали необработанные камни, шлифовали их и делали из них украшения. Однажды я захотел купить кольцо с драгоценным камнем для своей жены. Я выбрал прекрасный неогранненный опал, а Майджел назвала мне его примерную стоимость и сказала: "Мы обработаем его для тебя. Приходи завтра после съемок и забирай".
В назначенное время я зашел в офис к Джину – прямо в костюме Спока – и застал его сидящим за столом и с хмурым видом разглядывающим лежащий перед ним опал. Он был уже огранен и сверкал так, что дух захватывало.
"Какое чудо!" воскликнул я и Джин всё так же хмуро уставился на меня.
"У нас возникла большая проблема, Леонард. Майджел основательно ошиблась, назвав тебе цену этого камня. Ошиблась в меньшую сторону и изрядно"
Застигнутый врасплох, я, заикаясь, пролепетал:"Э-э…я даже не знаю, что сказать, Джин. Так сколько же стоит этот камень?"
"Боюсь, раз в пять-шесть дороже, чем тебе сказала Майджел", произнес он, буравя меня суровым взглядом.
Я просто онемел; совершенно сбитый с толку, я чувствовал себя круглым дураком и, покашливая и потирая руки, пытался потянуть время, а сам лихорадочно соображал, что же мне делать – то ли соглашаться на такую дикую цену, то ли поторговаться, то ли вообще плюнуть на всю эту затею.
Майджел смотрела-смотрела, как я дергаюсь, и вдруг хлопнула рукой по столу и захохотала, а Джин перестал хмурить брови и широко ухмыльнулся. Тогда до меня дошло. Джин и Майджел решили, что они очень удачно разыграли меня, но, честно говоря, мне было совсем не смешно, даже отнюдь.
Это типичный пример юмора Джина – он обожал ставить людей в неловкое положение. Довольно мерзкую шуточку он сыграл с Джоном Д.Ф. Блэком, в его первый день на работе – Джон потом много кому об этом рассказывал. Джин подговорил одну молодую актрису, она пришла в офис Блэка и прикинулась впавшей в отчаяние старлеткой, готовой на всё, лишь бы получить работу в сериале Стар Трек – в доказательство своей готовности, она разделась прямо перед ошеломленным Блэком. И в этот самый момент Джин с кучей народу врывается к нему в офис и застает Джона с полуголой девицей. Ну не знаю, может, это вулканец говорит во мне, но я никогда не понимал, что смешного в том, чтобы поставить человека в дурацкое положение.
Несмотря на всё это, работа над сериалом связывала нас с Джином хорошими, даже сердечными – однако чисто профессиональными отношениями. Когда популярность Спока начала расти, думаю, Джин испытал нечто вроде боязни – боязни потерять контроль над тем, что было создано его фантазией.
Однако со временем (об этом в следующих главах), наши отношения начали ухудшаться – в основном потому, что Джин всегда препятствовал моим начинаниям и держал меня в тисках, не давая свободы самовыражения. Я искренне хотел поладить с ним и угодить ему, но бывает так, что что бы ты ни сказал и не сделал, всё только усугубляет ситуацию и делает стену между тобой и человеком ещё более непреодолимой. Так было и в этом случае.
И особенно тяжело мне думать и вспоминать об этом теперь, когда Джина больше нет среди нас и я потерял последний шанс как-то наладить наши взаимоотношения.
Я могу только почтить его память, рассказав здесь, в этой книге, что и по сей день я глубоко уважаю Джина и преклоняюсь перед его талантом, поразительной фантазией и острым умом; для меня было честью работать вместе с ним. Если я вносил какое-то предложение по сценарию, он всегда как бы развивал его, додумывал и делал ещё лучше. Если у меня возникали какие-то сомнения или проблемы по поводу хода сюжета или по какой-либо сцене, он всегда с пониманием относился к этому и разрешал эти проблемы быстро и корректно. Он всегда имел совершенно четкое представление о том, что есть Стар Трек и для чего он предназначен – включая наличие в экипаже "Энтерпрайза" инопланетянина – и он отстаивал свои позиции, несмотря ни на что. И я всегда буду благодарен ему за это.
Кстати – в создании сериала участвовал ещё один Джин, который, к несчастью, скончался прежде чем смог увидеть возрождение Трека в полнометражных фильмах. Я имею ввиду Джина Куна, который пришел к нам из сериала "Дикий, дикий Уэст" и был сценаристом в нашем шоу на протяжении первого и второго сезонов. Джин был одним из тех ярких талантов, которые и создавали Стар Трек; именно он придумал клингонов и Первую Директиву и это только малая часть его вклада в сериал.
Тем, кто плохо знал его, Кун казался человеком чувствительным и добродушным. Однако под этой внешней оболочкой скрывался парень типа Джимми Гарнея или Спенсера Трейси – такие люди в 1940году становились редакторами газетенок, в которых болтовне молодых репортеров было более чем вольготно. Когда я вспоминаю Джина Куна, он представляется мне всегда за пишущей машинкой. Если вы подходили и обращались к нему с каким-то вопросом, максимум на что можно было рассчитывать – это взгляд сквозь вас и неопределенное бормотание, а затем он снова принимался барабанить по клавишам.
Поэтому, думаю, вы удивитесь, если я скажу, что как-то раз Джин Кун чуть не отстранил меня от съемок.
Да. Отстранил. Как говорится, выкинул со студии.
Временное отстранение от съемок – довольно частое явление в киноиндустрии. Как правило, актер может быть отстранен от съемок, если он или она отказывается играть так, как им велят – фактически, это только временная мера перед окончательным увольнением. К примеру, если актер нанимается на работу и вдруг в середине съемок заявляет: "Я не понимаю, как сыграть эту сцену" даже после того, как режиссер снова и снова объясняет ему её, актер просто-напросто хочет выманить у студии ещё больше денег. Или, к примеру, актер придирается к каждой сцене по пустякам, то есть явно видно, что он не хочет работать. Тогда режиссер, не имея другого выхода, вынужден отстранить его от съемок.
Но это уже совсем крайний случай, это нужен серьёзный конфликт между всеми членами команды, с привлечением не только актера и продюсеров, но и агента актера, его адвоката и в конце концов (если снимается сериал), руководства студии. Обычно, если актер популярен, руководство придерживется такой позиции:"Только не позволяйте ему уйти – делайте что угодно, но чтобы проблема была решена". Поэтому всем на студии остается только стиснуть зубы и терпеть, когда актер заявляется на работу пьяным или под воздействием наркотиков.
Так что отстранение от съемок это довольно серьёзная мера воздействия. И Джин Кун применил её ко мне.
Сейчас всё это кажется таким далеким, что я не могу без улыбки думать об этом, но это прекрасно демонстрирует, насколько четкими были деловые принципы Джина – в этом плане не нашлось бы более неумолимого парня. Он сделал это не из вредности или по какой-то причине личного характера; так получилось просто потому что он и не подумал даже попытаться переговорить со мной, чтобы разрешить ситуацию.
Во всяком случае, конфликт случился во время съемок очередного эпизода – я уже и забыл, какого. Это и не важно, достаточно сказать, что меня не устроил вариант сценария Джина – реплики Спока совершенно не соответствовали его характеру.
Я устроил марш протеста к офису Куна и заявил: "Джин, с этой сценой возникли проблемы. Я никак не могу играть так, как здесь написано".
Джин бросил на меня хмурый взгляд из-за машинки: "Что ты хочешь этим сказать? Ты не можешь играть или не хочешь?"
Тут я сообразил, что неверно высказался, как будто я вообще не хочу играть – и я осторожно ответил: "Нет, я не имел ввиду, что я не хочу играть, я сказал, что не могу играть так. Это совершенно не вяжется с образом Спока. Он не может поступить так, как описано в этой сцене".
Джин секунду удивленно смотрел на меня, затем хмыкнул и перенес своё внимание на клавиши пишущей машинки.
Это была типичная манера Джина Куна давать понять, что разговор окончен, так что я вышел из его офиса, так и не поняв, означает ли это хмыканье, что он принял мои слова к сведению или же нет.
Сцену эту надо было снимать через пару дней и я совсем забыл о ней. Я как раз работал, когда кто-то подошел ко мне и сказал, что мой агент просит меня к телефону. Я понятия не имел, зачем он звонит, но это должно было быть что-то важное, раз он позвонил на студию, зная, что отрывает меня от съемок. Я подошел к телефону.
"Что у вас там произошло?", спросил мой агент – он был явно взволнован, "ты что, поцапался с Джином Куном?"
Секунду спустя я сообразил, о чем он, но мне показалось странным называть обычный деловой спор таким резким словом и я ответил: "Да, полагаю, что что-то вроде того. Я не мог играть одну сцену…"
"Слушай", перебил мой агент, "он хочет отстранить тебя".
Сначала я просто ушам своим не поверил, а когда поверил, то только усмехнулся. После дикого напряжения последних недель, прошедших в работе над сериалом, эта выходка Куна была мне даже на руку – я получал долгожданный отдых. И я ответил:" Скажи ему – я могу уйти хоть сейчас, или доработать до конца дня".
"Я передам", сказал мой агент и повесил трубку.
К счастью – или к несчастью, смотря с чьей точки зрения смотреть – меня не выгнали со студии. После звонка моему агенту, я почти сразу позвонил Джину Родденберри.
"Никто никого не отстранит", устало произнес он, "если кого-то и надо будет отстранить, то это буду решать я"
Я не мог сдержать некоторого разочарования – улизнуть домой пораньше не удалось. Но Джин Кун действительно был классным специалистом и наши отношения нисколько не испортились после этого эпизода с отстранением.  Я уважал Джина за его прямолинейность и честность и работал он всегда не за страх, а на совесть. Он был не из тех людей, которые могут порадовать глаз внешним блеском – он просто делал всё, от него зависящее и делал это хорошо.
Разумеется, рассказ о семье Стар Трек был бы неполным без упоминания о Великом Противостоянии Шатнера и Нимоя – на самом деле о нем уже частенько писали многие журналы и популярность Спока заметно падала, когда выходила очередная сплетническая статья или заголовок в журнале о том, что мы с Биллом ненавидим друг друга, ну и всё в таком духе. В конце концов подобная ситуация уже имела место ранее – в популярном сериале 60-х «Человек из U.N.C.L.E». Ведущим актером в этом сериале считался Роберт Вог – до того момента, когда популярность приглашенной звезды Дэвида Макколума среди прекрасной половины фанов начала расти, как на дрожжах. Это привело к возникновению напряжения на студии.
Случалось ли нам с Биллом конфликтовать на студии, во время съемок? Ну конечно, случалось. Мы же всё-таки люди (пусть часть моей психики и экспроприировал вулканец)
Ненавидели ли мы друг друга? Нет. Соперничали? Да, это было. Мы были словно двое братьев, соревнующихся друг с другом и время от времени то я приходил к Джину (или Бобу Джастмену или Ди Келли) и жаловался на Билла, или Билл прибегал к ним же и жаловался на меня. Не раз и не два Джину приходилось выступать в роли отца семейства, улаживающего ссоры между своими неугомонными отпрысками. А иногда и его вмешательство не помогало.
К примеру, как-то раз отдел по связям с общественностью кинокомпании Парамаунт нанял фотографа для того, чтобы он заснял, как искусно Фредди Филипс превращает человека в вулканца. Я согласился на это, обговорил всё с продюсерами и был уверен, что всё в порядке, но, каюсь, я не предупредил об этом Билла. Но я не представлял даже, какие могут возникнуть у него возражения, он обычно гримировался сразу после меня.
Короче говоря, я приехал на студию пораньше и начал гримироваться, а фотограф вышел на минуту, чтобы взять камеру. Ровно в семь в гримерную зашел Билл и сразу же вышел, а в семь десять мы вдруг заметили, что фотограф куда-то исчез. Мы подумали, что он пошел поснимать ещё что-то на студии, но всё оказалось проще – Билл пошел к помощнику режиссера и заявил:"Я не начну готовиться к съемке, пока это продолжается. Избавьтесь от этого парня".
Так что фотографа, не долго думая, просто выпроводили из студии. Разозлился ли я? Конечно! Был ли Билл взвинчен перед съемками и поэтому так поступил? Вполне возможно. В конце концов Папа Родденберри пришел и пригладил наши перышки. Фотографа вернули и съемки продолжились без каких-либо инцидентов.
Основой для наших с Биллом конфликтов всегда было то, что Билл считал, будто Спок лучше и эффективнее Кирка решает встающие перед ним проблемы. Разумеется, основной задачей вулканца, как офицера по науке является исследование первопричин событий и их экстраполяция – но Билла беспокоило то, что на фоне Спока Кирк, скажем так, не блещет умом. Поэтому  многие реплики,  которые по логике должен был произнести Спок, отдали Кирку.
Вернусь к воспоминаниям Родденберри от 21-го февраля 1968года, в которых говорится следующее:

Это будет как в шекспировском "Быть или не быть", только говорить будет не один человек, а двое:

КИРК:       Быть…
СПОК:      …или не быть…
МАККОЙ: Вот в чем вопрос…
КИРК:      Я должен принять решение…
МАККОЙ: (сердито) Джим, под угрозой тысячи жизней!
СПОК:     (медленно приподнимает бровь…)

Поверьте мне, я знаю, что мир и гармония жизненно важны для сериала, но может быть, лучше так:
(Спок входит на мостик и подходит к капитанскому креслу…)

СПОК: Капитан, похоже я нашел…
КИРК:  Ответ, мистер Спок?
СПОК: Да, капитан. Я убежден, что планета…
КИРК:  Заражена, мистер Спок?
СПОК: Совершенно верно, капитан, это довольно редкая инфекция, в своем роде уникальная и она
            способна…
КИРК:  Становиться невидимой для наших сенсоров, верно?
СПОК: Именно, капитан.
КИРК:  Я так и думал, мистер Спок. Отличная работа. Каково расстояние?
СПОК: Приблизительно 47.3 светового года, капитан.
КИРК: У нас есть шанс. Мистер Зулу, приготовьте фазеры.

Пожалуйста, Джин, я прошу тебя, позволь капитану Кирку быть великим, позволь ему быть лучшим капитаном во всем чертовом Звёздном флоте, лучшим боевым офицером, самым ценным во флоте, дай ему способность в одиночку одолевать в рукопашном бою по пять человек в два раза крупнее его, но самое главное – позволь ему быть ЛИДЕРОМ, что для меня означает – командовать людьми так, чтобы их гордость и чувство собственного достоинства не ущемлялись.

Родденберри старался смягчать наши стычки, но проблема оставалась и периодически вспыхивали ссоры. Это было очень тяжелое время для нас, время лихорадочной, изнуряющей работы; и Билл и я постоянно находились в состоянии крайнего напряжения – как я уже говорил, слава это не та вещь, которую легко удержать и никто тебе в этом не поможет, чтобы ты мог передохнуть – поэтому усталость неизбежно накапливается в тебе.
Но самое главное то, что наше глубокое, искреннее уважение друг к другу всегда перевешивало любую обиду. Между нами было множество недоразумений за эти годы, но мы всегда выясняли их и оставались хорошими друзьями. И, как я уже говорил (и как, несомненно, скажу ещё не раз) если бы не Кирк, с такой живостью и талантом созданный Шатнером, Спок тоже никогда не произвел бы такого великолепного эффекта. Только совместные действия нас обоих и Ди Келли и смогли создать эту магическую атмосферу Стар Трека, которая привлекает стольких людей по всему миру.
Одним из самых мудрых решений Джина Родденберри, думаю, было его обращение к Айзеку Азимову с просьбой помочь разрешить трения между мной и Шатнером, возникшие, когда популярность Спока начала расти. Азимов посоветовал ему сделать Кирка и Спока верными, неразлучными друзьями – чтобы зрители просто не могли себе представить одного без другого.
Совет сработал – и, как мне кажется, не только для зрителей, но и для нас с Биллом, потому что с этих пор, без сомнения, мы гораздо больше начали ценить нашу дружбу.
Даже когда один из нас утаскивал и прятал велосипед другого.
Но вернусь к теме прикольных историй. Рассказывая о семье Стра Трек, не могу не упомянуть Терезу Виктор, которая долгое время была моей правой рукой – черезвычайно лояльная, умная девушка, которая как-то раз помогла мне выиграть очередную схватку с руководством студии. В конце первого сезона я перезаключил контракт со студией, согласно которому мне полагался теперь собственный офис. Как раз тогда я нанял Терезу, которая и хозяйничала в двух крохотных комнатках с туалетом между ними. В каждой комнатке было окно, но не было вытяжной вентиляции, поэтому когда наступило лето, в комнатах стало невыносимо жарко. В один из таких дней после полудня температура в помещении поднялась настолько, что там просто невозможно было находиться.
Тогда я попросил Морриса Чапника, ассистента Херба Солоу, установить у меня в офисе кондиционер. Моррис обещал разобраться с этим вопросом.
Шли дни, Тереза изнемогала от жары и я снова позвонил Моррису: "Так что там насчет кондиционера?"
"Я просмотрел ваш контракт", сказал он, "и не нашел там никаких упоминаний об установке какого-либо оборудования в офис, сверх положенного".
"Это верно", согласился я, "кондиционер не упомянут в контракте, но без него в офисе невозможно работать"
Он вздохнул, "Ну, я попробую что-нибудь сделать".
Пару дней спустя на одно из окон установили крошечный вентилятор. Разумеется, это не дало никакого эффекта. Тереза мужественно боролась за выживание ещё несколько дней.
А между тем Лос-Анджелес наслаждался типичным для него жарким летом; в один из таких дней я зашел в офис узнать, как дела у Терезы и нашел её там, совершенно взмокшую от невероятной жары. Маленькая комнатка напоминала духовую печь. Тогда я сказал ей: "Тереза, ложитесь на пол. У вас тепловой удар"
"У меня?"
"Да, у вас", подтвердил я решительно, "на самом деле вы и так недалеки от этого"
Тереза была сообразительной девушкой – ухмыльнувшись, она легла на пол в наиболее естественной позе, а я позвонил в медпункт и сказал, что приехал в офис и обнаружил свою бедную секретаршу на полу в глубоком обмороке. Медсестра быстро прибыла и поставила на лоб Терезе холодный компресс, от которого она быстро пришла в себя(Тереза играла столь убедительно, что я был просто восхищен – театр потерял превосходную актрису!)
Следующим номером, я, разумеется, позвонил Моррису Чапнику. И рассказал ему всю эту историю, которую чуть позже подтвердила медсестра.
Через два дня нам поставили кондиционер.

7

Глава VII
Не хороните раньше времени…

"Мозг, мозг! Что такое мозг?!" – Кара, "Мозг Спока"

В середине второго сезона Стар Трека, NBC начала подумывать о закрытии сериала. Вероятно, его рейтинг был недостаточно высок, чтобы удовлетворить запросы наших руководителей, несмотря на потоки писем от фанатов и славу, прогремевшую по всей стране. Однако от их внимания ускользнуло то, что Стар Трек уже приобрел себе ревностных почитателей, чьи голоса были готовы прозвучать в защиту сериала – к сожалению, их было пока не так много (пять лет спустя, когда у меня уже был подписан контракт с "Юниверсал", я услышал подтверждение этих слов от президента студии Сида Штейнберга. Он сказал: "Поклонники Стар Трека упорны и не боятся возвысить голос в защиту своего сериала. Они готовы на всё ради того, чтобы сериал продолжался, но, к сожалению, их не так много, чтобы затраты на это оправдались".)
К счастью, одна из самых активных наших фанаток по имени Би-Джи (произносится Би-джо, это сокращенное от Бетти Джо), вовремя забила тревогу. Она и её муж организовали целую компанию в поддержку Стар Трека и заваленное письмами фанатов руководство NBC дало согласие на съемку третьего сезона.
Кроме того, руководство пообещало Джину, что сериал пойдет в самое выгодное время – вечером в понедельник, в половине восьмого. Вдохновленный Джин пообещал лично контролировать создание каждого сценария и съемки третьего сезона. Ещё никогда будущее Стар Трека не казалось столь безоблачным.
Однако на деле всё пошло далеко не так гладко, как хотелось бы и это, разумеется,  сказывалось на качестве эпизодов.
Первое – и самое неприятное – NBC нарушила свое обещание, данное Джину и пустила сериал не в понедельник в 19:30, а в пятницу в десять вечера. В это время большинство молодых зрителей, составлявших основную массу поклонников Трека, как правило, не сидят дома, а тусуются со своими друзьями. (продюсер Джордж Шлаттер отказал феноменально успешному сериалу в этом самом лучшем времени – с восьми до восьми тридцати вечера, как планировало руководство компании). Родденберри пришел в страшную ярость и пригрозил, что вообще уйдет из сериала, если время показа не изменят. NBC заявила, что он блефует – и Родденберри был вынужден привести свою угрозу в исполнение. В то время как за ним оставалась должность исполнительного продюсера (он и в титрах так значился), реально он ушел со студии в MGM, где проворачивал какие-то другие проекты.
Дороти Фонтана вскоре подала заявление, с просьбой перевести её на внештатную должность. Джин Кун ушел ещё до окончания второго сезона, который довел до конца наш продюсер-ветеран, Роберт Джастмен.
Как ни странно, Джастмену не предложили это место на третий сезон – вместо этого оба Джина и руководство студии решило взять Фреда Фрейбергера (который, как и Кун, работал над сериалом "Дикий, дикий Уэст"). На самом деле Джин хотел пригласить его со-продюсером ещё на съемки первой пилотной серии Трека, но Фреду, хоть и с неохотой, пришлось отвергнуть это предложение, потому что он уже был занят по уши.
Боб Джастмен, понятное дело, был разочарован этой явной несправедливостью, к тому же он был совершенно вымотан двумя сезонами непосильной работы. Он пришел к руководству студии и сказал им, что хочет уйти из сериала – но Сильные, Что Решают Всё отказались разорвать с ним контракт. Он был вынужден остаться – но только на время и в конце концов ухитрился уйти позднее, когда сезон уже начался.
Вдобавок ко всему этому NBC ещё и прилично урезала наш бюджет. Невыгодное время показа и уменьшенный бюджет – было очень кстати взять нового человека, который об этом не знал, что же до остальных…после ухода Джина с нами не очень-то церемонились.
Я был единственным, кто смотрел положительно на приход в сериал Фреда – мы с ним были друзьями ещё с 1950 года и я надеялся с ним осуществить те свои идеи, которым не давал хода Джин. "Великолепно!", думал я. "Старина Фред, с ним мы отлично поладим и сезон пойдет, как по маслу…"
К несчастью, Фрейбергер пришел в сериал не в самый лучший момент. Наша дружба очень скоро подверглась нешуточным испытаниям, потому что Фредди явился в Стар Трек со своими идеями касательно того, что в сериале хорошо, что плохо и что как надо переделать и идеи эти оказались чересчур радикальными. Он – в точности повторяя ракцию NBC на эпизод "Клетка" – считал, что Трек слишком "заумный" для большинства зрителей. Поменьше идейности и побольше действия, сцен борьбы и тому подобного – вот что нужно сериалу, считал Фред и начал снимать именно в этом ключе.
Стар Трек начал третий сезон со съемок эпизода "Мозг Спока" и это зловещее название стало лейт-мотивом всего сезона.
Эпизод начинается с того, что на мостике "Энтерпрайза" словно бы из ниоткуда материализуется прекрасная женщина. Используя некий прибор, она погружает весь экипаж в бессознательное состояние, а когда люди приходят в себя, они обнаруживают, что незнакомка выкрала мозг Спока из его бренной оболочки.
Начинается практически безнадежный поиск по галактике пропавшего серого вещества. Наконец капитан и его бравый экипаж находят планету – царство ледникового периода. На планете живут примитивные гуманоиды – как ни странно, исключительно мужского пола. Совершенно случайно десант находит вход по землю, где обнаруживает высокоразвитую цивилизацию, состоящую из одних женщин, чей интеллект ещё меньше их мини-юбок. Мозг Спока был похищен их номинальным лидером, Карой, для того чтобы осуществлять контроль над системами жизнеобеспечения подземного комплекса цивилизации, которая слишком поглупела, чтобы делать это самостоятельно.
Кирк спускается туда с Боунзом и Споком – лишенным мозга телом последнего управляет специальный аппарат, закрепленный на голове вулканца. Доктор осуществляет контроль за его движениями с помощью прибора, смахивающего на пульт от телевизора, так что Спок движется вместе с ними, как робот. В конце концов Кирк находит главную «мозговую воришку» Кару, хотя определение «мозговой» можно применить разве что к предмету её кражи, но явно не к ней самой.("Мозг, мозг! Что такое мозг?", кричит она капитану в истерике, когда тот пытается вытряхнуть из неё хоть какие-то сведения. А я думаю, что этот вопрос, слегка перефразировав, можно задать относительно всего третьего сезона – "что случилось с мозгом Стар Трека – и с его сердцем?")
После непродолжительной борьбы Кирк отчаивается заставить Кару вернуть мозг Спока на место и тогда это делает доктор Маккой, с помощью специального прибора "учителя", который дает ему это знание (этим прибором и воспользовалась Кара, отправляясь в свой захватнический набег). В течение операции Спок лихо подсказывает доктору, как благополучно закончить работу, на что добрый доктор реагирует соответствующе: "Мне явно не следовало присоединять обратно его голосовой центр".
Моя роль в этом эпизоде была маленькая, поскольку без мозга много не наиграешь – мне просто надо было двигаться, как автомат и таращить глаза. Но, честно говоря, когда снимались сцены борьбы, я был совершенно сбит с толку и неуверен в себе – и чувствовал, что в этом сезоне ещё много раз буду чувствовать себя так.
Эпизод логически завершается возвращением на корабль. Но за болтовней о том, как популяция сохранилась и не вымерла, когда мужчины и женщины были разделены и о том, что даже операция на мозге не сбила ни одного волоска в прическе Спока, стоял один, самый главный вопрос – в чем смысл всей этой истории?
Стремясь создать по-настоящему хорошую серию, мы всегда вносили в неё какую-то основную идею, проблему общечеловеческого характера, которая волнует всех людей и которая заставляет задуматься. И, что не менее важно, характеры главных героев развиваются, обогащаются чем-то новым. Мы учили их и заботились о том, чтобы они боролись – в первую очередь с самими собой – и принимали решения, подчас тяжкие и невыносимые, но правильные. К сожалению, третий сезон (в котором нам представилась редкостная возможность развивать характеры дальше и открыть новые грани их взаимоотношений) ознаменовался постепенным вырождением персонажей, особенно трех центральных фигур – Кирка, Спока и Маккоя. Спок снова влюбляется, ест мясо (в эпизоде "Дни нашего прошлого"), орет, как осел и танцует фламенко (в "Пасынках Платона") и свободно дискутирует о вулканском семилетнем цикле размножения (хотя в эпизоде "Время ярости" это было настолько для него унизительно, что он с огромным трудом открылся даже самому близкому другу – Кирку), да при этом ещё и флиртует с женщиной ("Ловушка в облаках").
Сейчас, конечно, легко сидеть на заднице и критиковать третий сезон, особенно самые глупые эпизоды, типа "Мозга Спока". В мои намерения не входит жаловаться здесь на то, что качество сериала резко упало или критиковать работу Фредди Фрейберга, или сочинять анекдоты о том, какая ерунда получилась из третьего сезона и потом коллекционировать их. Стар Трек и Спок бесконечно дороги моему сердцу и мне было очень больно видеть их постепенную деградацию. Из всего этого я вынес одно – любой деятельности, а особенно связанной со сценическим искусством, да и с искусством вообще – просто дано своё определенное время и место. Да, боссы довольны и  тебе есть чем платить по счетам – но проходит какое-то время и все забывают рожденнный тобой образ.
Помню, как я встретился однажды с Филипом Халсманом, известным и очень одаренным фотографом, который снимает для обложки журнала "Лайф". Двадцать лет назад я нанес визит в его студию – будучи сам фотографом-любителем, я очень интересовался его творчеством. Когда я спросил Филипа, как он начал фотографировать для журналов, он ответил так: "Ну, моя карьера схожа с тем, как девушки становятся проститутками. Когда я спросил одну из них, как она оказалась на панели, она сказала: "Сначала я делала это для своего удовольствия, потом – чтобы доставить удовольствие друзьям, а потом за деньги". Его карьера тогда только начиналась, а он уже с таким цинизмом говорил о ней. Он, как и те девушки, начал с любви, а закончил коммерцией.
Снимался ли я ради денег? Да, временами. Предпочитал ли играть из любви к искусству? Конечно. Есть такие вещи, перед которыми деньги и слава теряют свою цену.
Потому что по-настоящему значимая работа – это та, в которую ты вкладываешь всю душу, делаешь её для своего удовольствия, а не для признания публики (ну, за исключением той работы, которую выполняет Нильсон, чтобы повысить свой рейтинг) – и результаты такой работы выдерживают испытание временем. Такие эпизоды Трека как "Город на краю вечности" Харлана Эллисона или поэтическое "Время ярости" Теодора Старджена сохраняют свою значимость и актуальность и для современных людей, давая им возможность переместиться в 1960год. Для меня это было что-то духовное, что-то вроде крестового похода; и очень важно, что люди делали это с любовью и потому качество работы столь высоко. Я знаю совершенно точно, что это так для каждого члена нашей команды – и для Билла и для Ди, для Джимми, Джорджа, Нишель и Уолтера. Возможно, именно поэтому Стар Трек и живет в поколениях.
Но, справедливости ради, следует сказать, что в последний год было отснято и несколько превосходных эпизодов – особенно заслуживает внимания "Инцидент на "Энтерпрайзе", по сценарию Дороти Фонтаны. Завязкой эпизода становится внезапный и безосновательный приказ капитана Кирка проникнуть на территорию известных врагов Федерации, ромулан (которые, по сути своей являются боковой ветвью вулканской расы). В результате Кирк становится пленником ромуланского командующего (её роль прекрасно сыграла Джоанн Линвилл), которая, в свою очередь, пытается "пленить" мистера Спока. Спок вроде бы поддается чарам коммандера и  предает своего капитана. Кирк в ярости бросается на него и Спок, обороняясь, применяет к нему "вулканский смертельный захват", который оказывается фатальным. "Мертвое" тело капитана возвращают на "Энтерпрайз", где он воскресает, ко всеобщему изумлению. Капитан гримируется под ромуланца, одевает ромуланскую форму и проникает на вражеский корабль с целью похитить у ромулан  устройство невидимости. Спок тем временем обхаживает коммандера, отвлекая её внимание. Оба федерата ускользают в самый последний момент, благодаря Скотти и его искусству управления транспортатором. Ромуланская коммандующая случайно транспортируется вместе со Споком – она, разумеется, страшно возмущена притворством вулканца. Но он в беседе с ней признается, что она себя недооценивает – её прикосновение не оставило его равнодушным (к слову сказать, если взять все сценарии, написанные Дороти для Трека – особенно "Инцидент", "Путешествие на Бабель" и "Эта сторона рая" – то без сомнения, можно сказать, что она дала нам образы женщин, наделенных живым, ярким характером и индивидуальностью. Я не хочу сказать, что она писала именно с этой целью, или что это единственный её вклад в сериал. Но в 60-х годах, когда создавался Стар Трек, женские роли – особенно в любовых сценах – писались достаточно стереотипично или вообще игнорировались. А любовные сцены у Дороти какие угодно, но только не типичные, они живые, драматичные и захватывающие).
Работать над эпизодами типа "Инцидента на "Энтерпрайзе" было интересно и увлекательно. Как и во всех сценариях Дороти, страсти накалялись нешуточные. Персонажи переживали проблемы духовного и этического плана. Именно такие сценарии и создавали моральную структуру вселенной Стар Трек. Это настоящее кино, прекрасная работа и я чувствовал, что на тот момент мы сделали всё, что в наших силах.
В то же время, когда сценарий начинал явно противоречить всему тому, что олицетворял собой Спок и Стар Трек, я считал своим долгом сказать об этом. Так было с эпизодом "Дни нашего прошлого», где Спок и Маккой случайно попадают во времена ледникового периода. Там Спок встречает красавицу Зарабет, безжалостно изгнанную из своего клана и влюбляется в неё.
Отчего Спок влюбляется в Зарабет и, угождая ей, соглашается есть мясо? В первоначальном варианте сценария абсолютно никаких объективных причин для этого не было. Обсуждая это с Фредди, я напомнил ему, что Спок ни при каких обстоятельствах не стал бы вести себя подобным образом (за исключением одного раза, когда он находился под влиянием спор в "Этой стороне рая"). Фред выслушал меня и согласился, что тут нужно какое-то обоснование. В конце концов было выдвинуто предположение, что вернувшись в прошлое, вулканец утратил цивилизованность и стал подобен своим свирепым вулканским пращурам, не знавшим учения Сурака. Притянуто за уши, конечно, но это объяснение хотя бы помогло мне сыграть в этом эпизоде без мерзкого чувства, что я совершаю грубое насилие над всем тем, что составляло суть характера Спока.
"Дни нашего прошлого" – только один из многих примеров, когда между мной и Фредом возникали разногласия по сценарию. Иногда Фред прислушивался ко мне и мы достигали компромисса, иногда нет.
Вот выдержки из моей переписки с Фредом касательно сценария – в данном случае, это эпизод, который первым увидел свет в третьем сезоне – «Призрак  оружия».

Кому: Фреду Фрейбергу                                                                                        Дата: 6 мая 1968г.
От: Леонарда Нимоя                                                                                              Тема: "Последний выстрел"

Дорогой Фред!

Как мы с тобой уже обсуждали по телефону, предлагаю некоторые идеи, небезинтересные для нас обоих. Помимо прочих проблем, требущих обсуждения, я бы хотел предложить, чтобы Спок начал конструировать свой прибор (чем бы они ни был) не позднее сцены №31. Возможно, на странице 18, где Кирк говорит: "Я не собираюсь позволить этому сборищу головорезов убить меня и моих людей". Вот в этот момент, если не раньше, на мой взгляд, стоит начать внедрять концепцию того, что мы здесь представляем исключительно силы науки и разума и что мы должны найти пути разрешения конфликта, используя именно эти силы. Если Кирк в этот момент начинает проявлять свою активность, как лидер, то Споку следует начать действовать, как ученому.
По мне, пусть бы Спок лучше пытался собрать коммуникатор или другое передающее устройство, чем фазер. Я думаю, что наша первоочередная цель должна состоять в том, чтобы выбраться оттуда, а не в том, чтобы победить в драке, да и вообще нам не следует в неё ввязываться. Если мы продолжим играть в том ключе, что нам следует ввязаться в драку, мы тем самым нарушим самые основы Трека и в конечном счете проиграем.
Возможно, эта идея будет более натуралистичной, если Спок решит использовать черный порох из ядер для ремонта своего оборудования. Или же какой-нибудь другой интересный ход с использованием их оружия, где Спок мог бы показать его бесполезность в той ситуации, в которую они вовлечены.
Сожалею, что больше ничем не могу помочь. Кажется, в этом деле я должен выбрать роль "адвоката дьявола"! Желаю вам всего наилучшего и надеюсь, что мы ещё вернемся к этому вопросу.
Мира и процветания!
Леонард Нимой

Как видите, на тот момент мы с Фредом ещё были в хороших отношениях (вы так же можете видеть, что одним из качеств Спока, которое я совершенно непреклонно отстаивал перед всеми сценаристами и продюсерами по-прежнему было то, что вулканец старается избегать насилия!).  Однако качество сценариев падало пропорционально увеличению легкомысленности, с какой сценаристы и продюсеры относились к моему персонажу – и вместе с ним таяла моя способность убеждать Фреда прислушаться к моему мнению.
Возможно, именно тогда я осознал, что именно я ответственен за то, что будет дальше с моим персонажем. С тех пор, как Стар Трек вышел в свет, состав съемочной группы менялся с завидным постоянством; продюсеры, сценаристы и режиссеры приходили и уходили и только наш, актерский состав оставался неизменным. Ясное дело, что именно актер (или актриса), так сказать, "держит марку" своего персонажа. Часто бывает так, что актер слишком активно прислушивается к пожеланиям каждого нового режиссера или продюсера и подгоняет своего героя под их стандарты, несмотря на то, что эти люди видят данный персонаж в первый раз и понятия не имеют о нем и его внутренней жизни. И если актер не отстаивает право своего героя быть таким, каким он его создал, характер персонажа начинает "плавать", изменяясь то в одну сторону, то в другую и ни к чему хорошему это не приводит. Таким образом, так же твердо, как я развивал характер Спока в определенную сторону, я решил теперь защищать его от разрушения.
Что действительно было разрушено, так это моя дружба с Фредом. Думаю, он считал, будто я просто всё усложняю и это его разочаровывало. В эпизоде "Разве истина не прекрасна?" Фред просто отказался выслушать мои предложения по поводу той сцены, где Спок дискутирует с доктором Мирандой Джонс.
Проблема, обсуждаемая в этом диалоге, была какой-то запутанной и бессмысленной – просто затянутая и нелепая пикировка между Споком и доктором Джонс, касающаяся в основном их личного мировоззрения. В этой сцене не было никакого действия, никакой эмоциональности и вообще никакой объективной причины, по которой она существовала. Ей следовало придать какой-то смысл или убрать. Я написал письмо Фредди, в котором предлагал обсудить этот вопрос, однако он его проигнорировал.
Теперь настал мой черед разочаровываться. Я позвонил Джину Родденберри в его офис в MGM и объяснил ситуацию. Он согласился со мной в том, что сцену следует переписать и пообещал разрешить эту ситуацию.
Новый вариант сценария не замедлил появиться. Сцена была сокращена и несла два существенных изменения: во-первых, доктора Джонс вообще убрали, а во-вторых, был сделан акцент на медальоне, с которым Спок появляется на приеме – медальон является символом IDIC*. Аббревиатура означает "Бесконечное разнообразие в бесчисленных комбинациях" и отражает веру вулканцев в то, что различные формы жизни могут сосуществовать в мире и получать удовольствие от общения и от того, какие они разные. Проще говоря, это концепция, направленная против слепого фанатизма и насилия.
Разумеется, философия БРБК пришлась мне по душе, но мне совсем не понравился тот факт, что Джин собирается продавать такие медальоны через свою фирму, Линкольн Энтерпрайзес, торгующую по почтовым заказам. Если раньше сцена меня не устраивала по проблемам творческим, то теперь возникла проблема этическая.  Сама концепция БРБК мне нравилась, но я был обеспокоен тем, что, образно говоря, пытаясь выгнать из дома одно животное, я мог впустить другое.
Хоть я и никак не мог одобрить превращение Спока в рекламный щит, я так же почувствовал, что концепция БРБК сама по себе гораздо более важна, чем собственно содержание конкретной сцены. Мы сняли её так, как написал Джин. Однако весь этот инцидент оставил неприятный осадок – Родденберри был раздражен на меня за то, что я не захотел ему помочь в продвижении его почтово-торговой компании, а Фред Фрейберг – за то, что я действовал через его голову. Это явно не способствовало укреплению дружеских отношений.
Последней каплей для меня стал эпизод "Кого не любят боги" – третий сезон уже подходил у концу. История о том, как десант с "Энтерпрайза" посещает закрытое заведение для душевнобольных с целью проверки, а его обитатели находят прибытие крейсера удобным предлогом для побега.
Идея очень смахивала на уже снятый ранее эпизод "Кинжал разума" (в котором Спок впервые использовал мелдинг). Только теперь, в этом эпизоде, один из пациентов-хамелоидов принимает облик Кирка и когда появляется Спок, вооруженный фазером, он находит двух Кирков и оказывается перед дилеммой – который же из них его капитан.
В первоначальном варианте сценария фальшивому Кирку удается обмануть вулканца и вырубить его. Я пришел к руководству и сказал:"Послушайте, вы не можете заставить Спока войти в комнату, где находятся два Кирка и не дать ему какого-то вопроса, по которому он мог бы определить, какой Кирк настоящий! И тем более вы не можете позволить отрицательному персонажу одолеть вулканца!"
Однако продюсеры решили, что драка между двумя Кирками – слишком заманчивая идея, чтобы от неё отказаться (даже несмотря на то, что что-то похожее тоже уже было, в гораздо более драматичном и захватывающем первом сезоне, в эпизоде "Враг внутри"). Они настояли на том, чтобы драка осталась, но насчет роли Спока в ней нам удалось придти к компромиссу. Вроде бы.
В исправленном варианте сценария фальшивый Кирк нападает на Спока и вырубает его, но зрители видят, что на самом деле Спок в сознании и только притворяется, наблюдая за схваткой.
Когда всё заканчивается и "хороший" Кирк побеждает (счастье по-прежнему на нашей стороне), он спрашивает Спока: "Почему ты не помог мне?"
А Спок отвечает: "Я решил, что вы захотите лично разрешить эту ситуацию". Это была просто какая-то пародия, которая вряд ли могла удовлетворить зрителей, но по крайней мере мне не пришлось поступать вразрез с характером моего персонажа.
По мере съемок эпизода моё недовольство и разочарование достигли такой точки, что я написал (опять-таки через голову Фреда Фрейберга) отчаянное письмо Джину Родденберри и Дугу Крамеру, главе компании Десилу. Если вы сравните его с тем первым письмом, которое я написал Фреду, то сможете увидеть, насколько возросла моя злость на всё происходящее. В моих воспоминаниях оно фигурирует как Письмо с большой буквы.

Кому: Джину Родденберри, Дугу Крамеру                                                                       Дата: 15 октября 1968г.
От: Леонарда Нимоя   

Господа!
На протяжении всего первого сезона Стар Трека персонаж, названный мистером Споком, сохранял совершенно четкие индивидуальные черты. Это было существо, схожее с человеком, но с заостренными ушами, отличающееся высоким интеллектом, способностью к блестящему логическому анализу и дедукции, а так же к контактной телепатии и обладающее огромным багажом знаний о Земле, пространстве, времени и прочем. Кроме того, он необычайно силен физически и обладает несокрушимым чувством собственного достоинства, а так же ещё многими качествами, которые делают его весьма крутой задницей.
Сейчас мы все знаем, что никто, никто не любит крутых задниц, и, создавая персонаж для телесериала, мы должны сделать так, чтобы он не просто был привлекательным, но и привлекал! Поэтому я могу понять предпринимаемые в этом сезоне попытки изменить имидж этого персонажа, так чтобы он был более интересен американской публике.
В настоящий момент мы занимаемся ничем иным, как переделкой того, что уже было отснято в первом сезоне в эпизоде "Кинжал разума", с приглашенной звездой Джеймсом Грегори. История о планете, на которой содержат психически неуравновешанных преступников. Название было достаточно туманное и мы переделали его в "Кого не любят боги". Поскольку эта история имела успех, мы решили загрести за неё деньги по второму разу.
Я заметил одно большое отличие между этими двумя сериями, которые явно указывают на радикальную перемену в характере Спока. В эпизоде "Кинжал разума" Спок получает некоторую информацию из мозга неадекватного человека с помощью вулканского приема слияния разумов. В сегодняшнем эпизоде Спок сталкивается, по сути, с той же ситуацией, только в более упрощенной форме. Он входит в комнату, с фазером в руке и видит перед собой двух Кирков. Один из них, разумеется, его капитан, другой – чужак. Вопрос: может ли Спок, стоя с фазером в руке, разрешить эту дилемму, используя свои способности к дедукции, к мелдингу, свою давнюю дружбу с Кирком, или иные средства, которые он обычно использовал, будучи крутой вулканской задницей? Ответ: НЕТ.
Он не только не способен логично, эффектно и "очаровательно" справиться с ситуацией, но, стоя с этим отвратительным оружием в руках, он позволяет двум "Киркам" начать перебранку, а сам в это время сжимает фазер и не может решить – то ли стрелять в какого-то из "Кирков", то ли просто позволить им сцепиться в надежде, что "хороший парень" возьмет верх.
Так вот – я могу понять, что драка между двумя "Кирками" жизненно необходима в этой серии. Полагаю, я даже могу понять, что это такой способ воздействия на зрителя. Хотя в большинстве серий мы старались урезать сцены насилия до минимума или даже вообще обойтись без них, и я полагал, что Стар Трек по-прежнему ставит во главу угла призыв к миру.
Основная причина моего обращения к вам, джентельмены, заключается в том, что у меня недостаточно опыта в разыгрывании глупых ролей. Возможно, вы сможете мне помочь восполнить этот пробел. Может быть, мне стоит посмотреть несколько серий "Блондинки" и взять за образец игры Дагвуда и тогда я смогу сыграть то, что от меня требуется. Или ещё лучше – чтобы достичь максимального эффекта, может, мне стоит украсить свой костюм тесьмой и перьями и разучить что-нибудь типа "Ах, Кимосаби"?
Ваши пожелания?

С надеждой,
Леонард Нимой

Фред, разумеется, дал мне понять в очередном письме, как он счастлив оттого, что я снова действовал через его голову. Я не получил совершенно никакого удовольствия от того, что сделал, ни малейшего – но я чувствовал, что у меня нет выбора. Единственной альтернативой было наблюдать, как Спок медленно, но верно будет деградировать как личность.
К моменту окончания третьего сезона я был связан контрактом со студией Парамаунт ещё на два года. Однако я был так вымотан всеми этими проблемами со сценарием, что готов был даже объявить бойкот и не являться на работу – в надежде, что это побудит руководство разорвать со мной контракт и я стану свободен.
Я набирался мужества перед очередной схваткой, но дело неожиданно повернулось так, что мои треволнения оказались напрасными. NBC решила не возобновлять съемку на четвертый сезон и вся моя борьба за сохранение характера Спока потеряла смысл.

__________________________

*БРБК – далее в русской транскрипции (прим. переводчика)

8

Глава VIII
От «пятилетней миссии» к "Миссии – невыполнима"

НИМОЙ: Спок, что ты чувствовал, когда Стар Трек прекратил своё существование?

СПОК:    Пожалуйста…я ж просил тебя…

НИМОЙ: Я помню, извини. Я хотел сказать – как ты на это отреагировал? Ведь тебе                   
                пришлось…ну, в общем, уйти в небытие.

СПОК:   Простое небытие, типа смерти, меня не пугает. Это чисто человеческая
              реакция.

НИМОЙ: Позволь перефразировать вопрос: Что ты думаешь по поводу окончания съемок
               Стар Трека? О прекращении твоего существования?

СПОК:   Я думаю, что это несколько…преждевременно. Это как смерть ребенка – прискорбно, но
              это жизнь. И она на этом не заканчивается. Не стоит давать волю злости или отчаянию
              – это будет пустой тратой времени.

НИМОЙ: Ты надеешься на то, что Стар Трек когда-нибудь возродится? И что ты тогда тоже сможешь…
               воскреснуть?

СПОК:   Я бы не использовал термин "надежда". Вполне логично предположить, что Стар Трек
              будет возрожден. Когда отчаяние фанов превысит критическую массу, моё возвращение
              станет неизбежным.

НИМОЙ: Ну, можешь, конечно, считать меня полным болваном, но я уверен, что и тебе и этому
               сериалу пришел конец.

Семьдесят девятый – и последний – эпизод Стар Трека, "Злоумышленник на борту" был отснят в декабре 1968 – январе 1969 года. Снимаясь, мы все осознавали, что эта серия будет последней; хотя мы не получили ещё официального уведомления NBC – всякие сроки, в которые студия должна была нас уведомить о продолжении сериала, прошли. Разумеется, NBC ничего не стоило изменить своё решение в самый последний момент – в этом у них был большой опыт – и если бы это случилось, мы все были бы вызваны обратно на работу.
Но этого не произошло. В последний день съемок "Злоумышленника" мы все пришли на студию с четким ощущением, что это конец. Если честно, мне мало чем запомнился тот последний день – разве что невыносимой тяжестью на душе. Ну и, разумеется, я хорошо помню тот эпизод. В нем актерскому мастерству Билла Шатнера был брошен очередной вызов, поскольку это была история о том, как тело капитана Кирка было захвачено мстительным женским разумом. Мне лично этот сценарий запомнился как один из шуточных, хотя и довольно хитроумных, но Билл принялся за роль со свойственными ему энтузиазмом и энергией, которыми я не мог не восхищаться. В отличие от меня, Билл вообще не склонен воспринимать всё так серьёзно и заниматься самокопанием; он не задается вопросами о том, следует ли ему делать то, что он делает, он просто говорит: "Ну что ж, раз мы решили, тогда я берусь за дело!"
Как бы там ни было, даже оптимизм Билла дал сбой, когда мы отыграли последнюю сцену и пришла пора, как говорится, сматывать удочки. Не было никакого официального объявления или ещё чего-то в этом роде, о том, что сериал завершен. Мы покинули студию, где снимался Стар Трек в полной уверенности, что работали в ней в последний раз – покинули, чтобы идти каждый своим путем.
Несколько месяцев спустя я получил наконец официальное уведомление руководства компании о том, что наши контракты расторгнуты. "Добрый день, Леонард", приветствовал меня по телефону приятный, но несколько официальный голос, "это Дэйв Тебет из NBC. Леонард, у меня для вас не очень хорошие новости – от имени главы компании я вынужден уведомить вас, что съемки сериала Стар Трек не будут возобновлены в следующем сезоне".
"Я так и предполагал", сказал я ему и поблагодарил за звонок; Дэйв ещё раз выразил своё глубокое и искреннее сожаление и мы расстались.
(к слову говоря: я столкнулся с  Дэйвом Тебетом два года спустя, когда работал в Лондоне над фильмом "Сбитый с толку" – который, по прихотливой иронии судьбы, планировалось сделать как пилот для NBC, где Дэйв по-прежнему работал. Я с женой обедал в ресторане "Белый Слон" в Мэйфаере, и там увидел Тебета – он сидел за столиком с Тони Кертисом. Когда наши взгляды встретились, я радушно окликнул его: "Привет, Дэйв!"
Он скользнул по мне безразличным взглядом и вернулся к беседе с Тони, ничем не показав, что узнал или вообще заметил меня. Я засмеялся, потому что нарвался на пример типичного голливудского подхода к людям – "тогда мы тебя любили, а сейчас ты для нас никто". Но об этом позже).
Я испытывал весьма смешанные чувства по поводу прекращения съемок Стар Трека, и чувство облегчения было тут не на последнем месте – потому что мне не доставляло удовольствия участвовать в том, во что начал превращаться сериал. Разумеется, я не хотел, чтобы съемки прекращались – мне нравилось иметь постоянную работу и хорошую зарплату. И в то же время, я не хотел видеть, как Стар Трек скатится до уровня среднестатистического телевизионного шоу.
Некоторое время после прекращения съемок "Злоумышленника", я ещё занимал свой офис вместе с Терезой Виктор, моей секретаршей. Потом мне позвонил Эд Милкис, работавший ассистентом на студии, где снимался Стар Трек, и сказал, что поскольку съемки сериала закончены, им требуется мой офис для других нужд. Так не потружусь ли я освободить его?
Я попросил у него пару недель отсрочки – мне надо было уехать из города; пообещал, что скоро вернусь и тогда освобожу офис. "Отлично", сказал Эд. "Без проблем. Думаю, мы можем подождать две-три недели".
Однако через несколько дней он позвонил снова. Ситуация внезапно изменилась: взяли на работу нового сценариста для "Миссия невыполнима" и ему нужен был офис. "Как скоро ты сможешь его освободить?", спросил Эд напрямик.
Я спросил, как насчет нашей прежней договоренности, но Эд как можно тактичнее дал мне понять, что им нужно это помещение завтра, если уж никак нельзя раньше.
На следующий день прибыл фургон и двое рабочих. Мы погрузили наши пожитки и рабочие материалы и отвезли домой к Терезе, у которой решили устроить временный склад, пока я не найду себе новый офис.
И только тогда я до конца осознал всё – только тогда. Стар Трек прекратил своё существование и будущее мое снова стало неопределенным и зыбким. Но, как бы там ни было, я знал, что я очень интересный, разноплановый актер, что множество новых ролей ждут меня и нет предела моему совершенствованию.
В то время как звезда Стар Трека закатывалась, над сериалом "Миссия невыполнима" тоже начали сгущаться грозовые тучи. Он должен был пойти на четвертый сезон, а Мартин Ландау и его жена Барбара Бейн зашли в тупик в своих переговорах с Парамунтом по поводу переподписания контрактов. Эта пара, несомненно, была сердцем всего сериала и на этом основании они чувствовали за собой некоторую силу. Но студия отвергла их требования по контракту и, фактически, выставила их на улицу.
Когда это произошло, мне позвонил мой агент и сказал: "Ты можешь вернуться к работе, Леонард. Они предлагают тебе роль в "Миссия невыполнима".
Меня это укололо, потому что Марти и Барбара были моими друзьями. "Миссия" была создана Парамаунтом примерно в то же самое время, что и Стар Трек и наши съемочные площадки находились по соседству. Так что мы с Марти часто контактировали на студии.
"Слушай", сказал я моему агенту, "было бы некрасиво воспользоваться тем, что у Марти и Барбары возникли сложности в переговорах со студией".
"Нет, нет, всё совсем не так, как тебе кажется", сказал он, "студия уже прекратила с ними всякие переговоры. Они ушли, окончательно".
"Ты уверен?", спросил я, "мне совершенно не хочется приступить к работе, а через два дня быть уволенным, потому что их взяли обратно…".
Но мой агент продолжал утверждать: руководство твердо решило дать Марти и Барбаре уйти, прежде чем пригласило на работу меня. Он был совершенно прав, как я узнал позднее из статьи в "Лос-Анджелес Таймс", где Марти и Барбара рассказали, как было дело.
Вот так получилось, что я заменил в "Миссия невыполнима" Марти Ландау – того самого человека, которого Джин Родденберри в своё время считал второй кандидатурой на роль Спока, на случай, если бы моя проба в "Клетке" оказалась неудачной. Идеальная для актера ситуация – я заключил "тестовый" контракт на восемь эпизодов и получил сценарий для рассмотрения и утверждения.
Когда формальности были улажены, первым человеком, кому я позвонил, был Эд Милкис, который прилагал такие активные усилия, чтобы выдворить меня со студии. И вот, в назначенное время, снова прибыл фургон и двое рабочих и они потащили мои пожитки назад, на их прежнее место. А я со смехом заметил Эду, что если бы он подождал те несколько недель, которые я просил, то можно было бы сэкономить две поездки.
На что Эд ответил в классической голливудской манере: "Ну что поделать, Леонард – тогда ты был у нас не в чести. Но зато теперь мы снова любим тебя" (я вспомнил эту фразу, когда два года спустя в Лондоне столкнулся в ресторане с Дэйвом Тебетом).
Съемки в "Миссия невыполнима" поначалу целиком захватили меня…Но, говоря откровенно, очень скоро мне начало это надоедать (в настоящий момент я частенько забываю, что вообще когда-то снимался в этом сериале!). Захватило же меня это потому, что мой персонаж, Прекрасный Парис, был мастером перевоплощений; таким образом, вместо одной роли, мне пришлось играть множество разных: старика, азиата, южно-американского диктатора, слепца, европейца…За счет неожиданных поворотов сюжета "Миссия" всегда смотрелась по-новому и не приедалась. Вы могли намертво приклеиться к экрану, следя за развитием событий (в отличие от Стар Трека, в котором было много диалогов – их можно было слушать и находясь в другой комнате, делая домашние дела). Кроме того, "Миссия" блистала остроумием – это напоминало мне фильм "Афера"; в каждом эпизоде применялись различные ухищрения, чтобы как можно эффектнее нейтрализовать "злодея".
А сценарий к третьей серии, который предоставила мне на рассмотрение Парамаунт, был вообще замечательный – там мне предстояло сыграть лидера революцирнеров, кого-то вроде Че Гевара. Я специально изучил этот характер, работал с костюмерами и гримерами, выучился курить сигары – в общем, отлично провел время. И, полагаю, всё это веселье было не в пустую, потому что когда Парамаунт и CBS просмотрели этот эпизод, они предложили мне контракт на четыре года. Полный энтузиазма, я согласился.
Однако потом оказалось, что мне снова надо играть южно-американского диктатора. И азиата, и старика, и слепого парня…
Но самую большую тоску наводил на меня мой персонаж, Парис (мне часто казалось, что такое простое двусложное имя было выбрано с учетом моего успеха в роли Спока – это было бы забавно). Грубо говоря, Парис был просто пустышкой, потому что совершенно ничего не рассказывалось о нем самом. Насколько Спок был глубокой и сложной натурой, с богатым внутренним миром, настолько Парис был всего этого лишен. В "Миссии" никак не раскрывались ни характеры героев, ни взаимоотношения между ними. Упор делался на их активность как членов команды. В каждом эпизоде Парис просто доставал из своего багажа очередную маску, но никогда не показывалось, что же под ней и никакие внутренние бури не омрачали его безмятежного существования. Какая-то жалкая попытка проникнуть в личную жизнь Париса была сделана в сцене, где Парис возвращается однажды ночью в свои апартаменты, одетый в смокинг (это мистер Фелпс, разумеется).
И, честно говоря, я скучал по Споку. Я скучал по нему на протяжении всех съемок в "Миссии" и когда они окончились, до самого 1979 года, когда был создан первый полнометражный фильм по Треку. Я так никогда и не смог полностью освободиться от ментального "эха" Спока, которое было частью меня на протяжении всего сериала, и время от времени я продолжал слышать его голос, в своей логической манере комментирующий ту или иную ситуацию.
Однако я не собираюсь создавать впечатление, будто на этих съемках я только хныкал и вспоминал прошлое, потому что были в них и свои положительные стороны. Актеры – Грег Моррис, Петер Лупус, Лесли Энн Уоррен, Питер Грейвс – были отличной командой. К тому же, по сравнению с нагрузкой при работе над Треком, эти съемки были просто детской забавой. В Треке большинство сцен шли с участием Кирка и Спока, поэтому Билл Шатнер и я проводили на студии более двенадцати часов каждый день, пять дней в неделю. Но в "Миссии" работа была как бы поделена между всеми пятью актерами. "Команда" должна была собираться вместе только для съемок первых и заключительных сцен эпизода, когда миссия общими усилиями была выполнена. В самом эпизоде пути персонажей практически не пересекались. И пока Грег Моррис, к примеру, проходил сквозь стены с помощью своих электронных приспособлений, я мог быть свободен.
Таким образом, у меня появилась куча свободного времени и я смог посвятить его моим увлечениям – поэзии и фотографии. Мне даже удавалось немного поплавать перед началом рабочего дня. Думаю, что это было время, когда я был счастлив, потому что смог наконец расслабиться и жить в своё удовольствие; и я был рад, что наконец-то освободился от съемок в Стар Треке, которые пригибали меня к земле своими бесконечными диалогами и подъемами затемно…
Но затем – как раз во время первого сезона "Миссии" – произошло одно странное и не очень приятное событие. Как-то субботним вечером, когда мы с женой ужинали, я почувствовал некий дискомфорт в желудке. Я не смог есть и вскоре лег в постель, но проснулся в два часа ночи от резкой боли. В три часа я позвонил своему врачу, а в четыре меня отвезли в больницу под обезболивающим.
У меня открылась язва желудка.
Это меня поразило – ведь если мне где и суждено было заработать язву, так это на съемках Трека, но никак не сейчас, когда нагрузка была не так велика! Я много раздумывал над этим – неужели более легкая, но бессодержательная работа в "Миссии" оказалась для меня психологически более стрессовой, нежели тяжелая, рутинная, но очень значимая для меня съемка в Треке?
Пришлось начать принимать лекарства и сесть на диету. Без малого год, а то и два потребовалось мне для полного выздоровления и с тех пор по сей день я не испытывал больше никаких проблем с желудком.
Оклемавшись, я вернулся к работе в "Миссии". Но уже в середине второго сезона я наконец понял, что роль себя изжила: я сыграл всё, что мог по нескольку раз и эта затея уже перестала мне казаться такой забавной. Сериал превратился в стоячее болото – ничего нового, яркого, что могло бы его освежить. Поэтому я позвонил своему агенту и попросил его связаться с руководством студии и сказать, что я хочу уйти из сериала.
Надо сказать, что если есть у голливудских агентов что-то, на что они молятся, так это на то, чтобы пристроить своих клиентов в телевизионный сериал, потому что это означает более-менее стабильную работу в дьявольски ненадежном мире голливудского кино. Актеры готовы разбиться в лепешку, лишь бы попасть в сериал, но никому не приходит в голову уйти из него.
Так что мой агент пару месяцев просто игнорировал эти просьбы. Он, несомненно, считал, что я повредился в уме или просто повздорил с кем-то на студии – и надеялся, что всё уляжется. И это было правильно – с его точки зрения, конечно, но когда я наконец объяснил ему, что действительно хочу уйти из сериала, он всё-таки поговорил с руководством студии.
Я покинул сериал без всякого скандала – удача всё ещё сопутствовала ему. "Миссия" продолжалась уже без меня ещё три года (на самом деле, думаю, что никто даже и не заметил, что Париса играет другой актер).
Насчет Спока и Стар Трека: хотя отголоски их продолжали звучать во мне, мысль о возрождении сериала даже не приходила мне в голову (забавный факт – вскоре после завершения съемок Стар Трека одна газета написала, что NBC якобы предложила мне создать свой собственный сериал, где Спок был бы главным героем. Не представляю, откуда они взяли эту информацию, но это была полная ерунда. Это привело только к тому, что в сердцах фанов, оплакивающих закрытие сериала, поселилась обида на меня, словно я был причиной их утраты).
Вкоре после ухода из "Миссии", я подписал годовой контракт с компанией Юниверсал и глава студии Сид Шейнберг сказал мне:" А мы как раз наняли Джина Родденберри, чтобы он написал сценарий для тебя".
Сериал «Записи Квестора» оказался историей о роботе, разработанном группой ученых со всего мира. В процессе своего создания он осознает, что неизбежно станет причиной конфронтации между странами, желающими завладеть им; поэтому он самостоятельно завершает свою сборку и убегает, чтобы найти своего истинного создателя (любимая тема Родденберри)
Джин прислал мне предварительный план сценария. Я его просмотрел и добавил несколько своих комментариев и предложений, чтобы развить главную тему.
Контракт с Юниверсал был подписан мной с осознанием того, что в этом новом сериале я буду звездой. Но перед этим я сыграл несколько второстепенных ролей и впервые поработал директором эпизода в сериале "Галерея ночи" – назывался эпизод "Смерть на барже". Для него я  нанял актрису Лесли Энн Уоррен, которая прекрасно исполнила роль кровожадной вампирши в этой любовной истории.
В один прекрасный день я зашел в гримерную по каким-то своим делам и вдруг увидел там свой гипсовый слепок для гримировки, а на стене несколько своих фотографий. Я знал, что в пилотной серии «Квестора» робот должен был быть показан на разных этапах своего создания; по-видимому, они нашли мой старый слепок и использовали его, чтобы разработать необходимый грим для пилотной серии.
Естественно, я подумал: "Отлично! Думаю, они скоро позвонят мне и пригласят работать".
Однако никакого звонка я так и не дождался. Возможно, это было не так уж и плохо – в тот момент работа в качестве приглашенной звезды полностью захватила меня и я получал от неё огромное удовольствие. Я не был уверен, что мне очень хочется снова впрягаться в один сериал и одну роль.
И вот однажды я гримировался на студии и думал, почему же мне не звонят насчет «Квестора». Рядом со мной гримировался актер Джеймс Маккичен и я упомянул об этом в разговоре с ним. "Думаю, что смогу тебе помочь", сказал Джеймс, "я хорошо знаю директора этого сериала, Ричарда Колла".
Он тут же снял телефонную трубку, позвонил Дику Колла (тот как раз был на съемочной площадке) и попросил его заглянуть на минутку и переговорить со мной.
Колла выглядел довольно смущенным. "Мне очень неловко, Леонард, но мы решили попробовать на эту роль кого-нибудь другого".
Это было для меня неожиданностью, но, чтобы не нагнетать напряжение, я повел себя непринужденно и даже рассмеялся. "Пожалуйста, Дик, расслабься", сказал я ему. "На самом деле ты оказал мне большую услугу. Я не уверен, что готов сейчас взяться за постоянную работу в сериале".
"Ну я рад, что ты так решил", сказал Колла, "потому что на самом деле это правильно. Мы недавно собирались для обсуждения ролей и я заметил, что эта роль тебе, конечно, очень подходит, но мы рискуем превратить наш персонаж во второе издание Спока. Я предложил взять кого-нибудь другого на эту роль. Идея была одобрена и мы пригласили Роберта Фоксворта".
Я поблагодарил его и ещё раз заверил, что ничуть не расстроен этим известием. Позднее я позвонил Джину Родденберри:
"Привет, Джин!", сказал я. "Думаю, стоит выпить за успех Роберта Фоксворта".
Последовала некоторая пауза, пока Джин переварил это моё сообщение. Затем он сказал: "Знаешь, я просто в ярости! Это отвратительно. Я ответственный продюсер и они попросили меня попробовать разных актеров для этого фильма, потом попросили посмотреть и Фоксворта. Я и понятия не имел, что у них на уме – я просто просмотрел пробы и сказал, что по моему мнению, он хороший актер. А они взяли его прежде, чем я об этом узнал". Он помолчал немного, затем добавил: "Конечно, не факт, что он справится с этой ролью. И если это случится – мы немедленно возьмем тебя назад".
Я заверил его, что всё в порядке. "Если что – мой номер у тебя есть. Я выхожу из игры".
Вот так и закончилось моё участие в «Записях Квестора». И это хорошо, потому что Дик Колла был совершенно прав – этот персонаж слишком походил на Спока, а мне не хотелось повторяться.
После всего этого Спок и всё, что было с ним связано, осталось в прошлом (или я думал, что осталось) и до 1971 года пребывало в забвении.
Менее всего я тогда предполагал, что моя дружба со Стар Треком и вулканцем, в общем-то, только начинается.

9

:cool:

10

Спасибо огромное за этот перевод, серьезная работа. С нетерпением жду продолжения :)


Вы здесь » Фанфикшн » Star Trek » Я - Спок