Костяк был написан давно, в старом школьном сочинении. Правда, сейчас оно изменилось уже практически до неузнаваемости… Тогда мне сказали, что правду нельзя называть вещью. Что между мыслями нет никакой связи. И что на личности переходить не нужно. А учительница по литературе, отец которой сгинул во тьме репрессий, просто обняла и с глазами, полными слёз, сказала: «Спасибо».
Я не историк, не журналист, не писатель и ни на что не претендую, я просто так вижу. И не хочу, чтобы о Великой Отечественно забывали, как это происходит сегодня.

   
   Правда – величайшая и в то же время опаснейшая вещь в мире. Правда же о войне – вещь вдвойне опасная: кто знает, как воспримут её люди? Безусловно, в наш век «демократии и свободы слова» какой-то там истиной о Великой Отечественной никого не удивишь… Но, говоря честно, всё меньше остаётся людей, у которых что-то вздрагивает в груди при упоминании этой войны. Не нужно далеко ходить за примером: на центральной площади моей малой родины – сибирского посёлка с населением около 17 тысяч человек – несколько лет назад установили мемориальную доску в память героям-землякам. Памятник не простоял целым и месяца. Четыре плиты из двенадцати поцарапали, изрисовали, местами разбили, а пятиконечная звезда в самом центре мемориала стала полутораконечной. И ведь кому-то это показалось смешным…
   А Брест, Сталинград, Курск? А Освенцим и Дахау?! Гулаг? Холокост?.. Всё это тоже – смешно?   
   «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами». Эти слова слышала страна 23 июня 1941 года. За шокированного происходящим и не решившегося выступить перед народом Сталина говорил народный комиссар иностранных дел СССР Молотов. Говорил много. Говорил по делу. Говорил, что вся ответственность целиком и полностью падает на германских фашистских правителей, что у Советского Союза была исключительно миролюбивая позиция, что «зазнавшемуся» Гитлеру, как и многим до него, не по силам справиться с нашей страной, и что «наш великий вождь товарищ Сталин» поведёт «победоносную» войну за Родину и Отечество. И люди верили. Верили сквозь ужас и растерянность. Потому что больше ничего не оставалось делать. И никто не знал правды о том, что «великому вождю» разведка не раз доносила о плане «Барбаросса». Но тот не предпринимал практически ничего, ссылаясь на пакт о ненападении, якобы обязанный удержать Гитлера.
   …Самолёты со свастикой на крыльях бомбили мирные города на границах. Где был Джугашвили в первые дни войны, которую позже назовут Великой Отечественной? У себя на даче, не понимая, что делать.
   В летние месяцы сорок первого немцы тайфуном накрыли западную часть страны. Красная армия отступала, неся огромные потери. А позади была Москва.
   Война заставила людей научиться дорожить не своей жизнью, а жизнью других. Вытаскивать из-под пуль незнакомых людей, бросаться навстречу танку с единственной гранатой в руке, вчетвером без патронов оставаться на ещё не занятой врагом высоте… смеяться в лицо смерти. Говоря грубо, человек на войне – мясо. Говоря искренне – боль.
   1941 год. Анапа. Пляж. На песке под строгим оком воспитательницы резвятся дети – карапузы из детского садика неподалёку. Отпечатки ножек на мокром песке с безмятежными вздохами слизывает море. Счастливый смех, визги ребятни разносит ветерком по побережью. Внезапно примешавшийся к ним далёкий гул моторов не настораживает нянечку. Самолёт. …Но, кажется, не наш, не советский! Железная машина всё ближе. Молодая женщина понимает, что происходит лишь за секунду до смерти, увидев в открытой дверце самолёта блеснувшее на солнце дуло автомата. Душераздирающий крик утонул в треске очередей. На бреющем полёте, натренированной рукой, по открытой мишени… Песок был залит детской кровью. Шум авиационных моторов вновь удалялся. Стрелявшую звали Хелене Рейч.
   Говорят, что у войны не женское лицо. …Какая такая правда заставила женщину безжалостно стрелять по беззащитным детям?! Какая такая правда?..
   Мужественный воин, дерзкий партизан, ослеплённый яростью фанатик… Но разве тыловики испытывали на себе менее жестокие удары? Смерть от голода или холода. Смерть от «случайной» бомбы. Смерть от безысходности, от осознания, что любимого человека больше нет на этом свете, от того, что угасла последняя надежда…
   1943 год. Блокадный Ленинград. Лето. Молодая девушка выходит в опустевший дворик, ведя за ручку маленького сына. Ещё осенью у неё была двойня. Два крепеньких, непоседливых, смешливых мальчика. Они были всей её жизнью… Но еды не хватало. Точнее, её не было совсем. Она понимала, что не выживет в лютой зиме осаждённого города с двумя детьми, а если умрёт – не останутся на этом свете и её малыши. И тогда она перестала кормить одного. Младшего. Названного именем погибшего под Москвой мужа.
   …Казалось, даже плакать уже нет сил, когда с фронта всё чаще начали приходить сообщения не о том, что «в результате долгих и кровопролитных боёв наши войска оставили…», а о том, что всё ближе Победа, ближе Берлин. «Несокрушимые» силы вермахта, огрызаясь, пятились назад. Туда, в Германию, где десятки тысяч пленных находились в аду нацистских лагерей.
   Мало кто знает, что множество современных, жизненно необходимых сегодня людям лекарств создавались именно докторами фашистской Германии. В качестве же подопытных кроликов использовались военнопленные, десятками тысяч привозимые в лагеря. «Учёные» называли их «человеческим материалом». «Отработанные организмы» каждый день уничтожались так же спокойно, как отжившие свой век лабораторные крысы.
   1945 год. Лагерь Освенцим. Весна. В комнате две кровати. Лежащий на одной из них худенький, почти прозрачный парнишка лет десяти спит. Над другой койкой склонились люди в белых халатах. По палате разносится детский крик. Двух маленьких русских привезли сюда вчера, одними из последних, кто мог ещё попасть в западные бараки лагеря, чтобы «послужить науке». Мальчишки были безумно похожи, и «врачам» показалось интересным увидеть, как отреагируют одинаковые организмы на разное по специфике отторжение конечности. Одному из них ампутировали здоровую ногу с наркозом. Другому – без.
   Всё это тоже правда. Нужная? …Наверное, уже нет.
   Говорить можно многое. О том, что мародёрствовали не только немецкие солдаты в СССР, но и советские в Германии, о том, как свои продавали своих, не предавали, именно продавали, о том, как чудом освободившиеся из плена бойцы, вернувшись домой, снова попадали в лагеря, и не менее страшные, чем нацистские… Только вот людям в те времена знать обо всём этом было совсем не обязательно. Потому что правда – опасная вещь.   
   Один писатель в своё время сказал: «Ветеранов Третьей Мировой не будет». И не потому что не будет этой войны. Обстановка в мире такова, что не сегодня – завтра. Просто времена меняются. И наука на месте не стоит. Вот только мы никак не можем осознать, насколько изменились сами, и что, забыв одну правду, мы никогда не сможем увидеть и понять другую.

P. S. По самым оптимистичным оценкам, в России сейчас более двух миллионов детей-сирот. Это в несколько раз больше, чем после войны. Но ведь сейчас НЕ ВОЙНА! Что же мы творим?!
   …А ведь ОНИ умерли, чтобы ЖИЛИ мы…

Отредактировано Ariana (2007-02-19 17:09:51)